Ну а Моржов сделает себе палку – показаний хватит, чтобы упаковать Симу. Остальным сделали внушение, с кем связываться нельзя. Тут и адвокат не поможет, впрочем, какой адвокат будет у главы дворовой банды? Государственный защитник, который отнесётся к делу спустя рукава.
Конечно, крупная братва узнает, что случилось, но из-за мелких гопников они на конфликт не пойдут. Они и сами порой таких гоняли, особенно когда пропихивали своего кандидата в мэры города. Делали вид, что сами якобы следят за порядком.
Но за нами будут присматривать внимательнее, вдруг решат, что появились конкуренты. Надо будет их ещё чем-нибудь озадачить, чтобы снова не до нас стало.
Один из захваченных нас повеселил. Он решил, что раз мы не менты, то можно взять нас на понт.
– Вы чё?! – высокий парень-качок с татуировкой, одетый в майку, поднял руки в боксёрской стойке. – Чё толпой-то, на? Давай один на один, на! Любого порву, на!
– Ну попробуй, – равнодушно сказал Царевич, расслабленно выходя вперёд.
– Давай лучше я, Ца’евич, – сказал Шопен, который был ниже этого качка аж на голову. – У тебя всё равно башка постоянно болит.
Качок пошёл вперёд, довольно усмехнувшись.
Затем последовали звуки нескольких ударов, пыхтение, мат, слёзы и стоны. Вскоре качок лежал на полу, держась за отбитую коленку. А чего он хотел? Шопен дерётся с малых лет, он в этом мастак.
– А хорошо вы придумали, пацаны, – сказал Федин, через несколько часов, когда мы закончили и Моржов увёз Симу в ГОВД. – Показали борзоте, на кого те полезли.
– Старый придумал, – Маугли кивнул на меня. – Говорит – найти надо, и жёстко ответить. Это же во всех плевок был, кто там.
– Да. Но ответили. Надо почаще видеться.
– Не теряйтесь сами теперь, – сказал я. – Подходите к нам. Вот сейчас как раз нужно вместе держаться, или по-одному задавят, и пофиг, какое у кого звание раньше было. Афганцы это давно поняли, и нам надо.
– Вот приятно умного человека послушать.
Распрощались и с танкистом Фединым, и с Романовым, и с неразговорчивым разведчиком Сунцовым, который говорил мало, но дрался хорошо. Только распрощались, но вдруг начался один разговор, следом второй, и всё никак не расходились, аж до ночи болтали, хотя несколько раз уже пожимали друг другу руки и собирались уходить.
Просто не хотели терять давно забытое чувство единения, которое сегодня проявилось особенно ярко.
Когда вернулись оттуда, у меня первое время было впечатление, что все наши хотят держаться по отдельности, кроме Царевича, который ездил ко всем. Пересекались регулярно, но всё равно, будто что-то изменилось.
Будто все хотели забыть поскорее то, что пережили, и держались подальше от тех, кто мог напомнить о случившемся. Будто это что-то могло изменить. И тем не менее я и сам уехал в той, первой жизни, а остальные так и держались порознь.
Ошибочная это была мысль, как оказалось, а сейчас я вижу это особенно ясно. Но после случившегося остальные тоже поняли, что всё же надо держаться всем вместе. Ведь это сила, с которой остальные вынуждены считаться. Да и вокруг будут люди, проверенные в ситуации, хуже которой не бывает.
Я это понял раньше, собирал теперь всех наших, вот даже офицеры к нам потянулись.
Ну а деньги вернули человеку, у которого теперь не будет болеть голова, чем кормить семью. Гриша Верхушин тут же клятвенно пообещал, что нас не забудет и познакомит с разными людьми, кто может нам пригодиться. Да и сам обещал помочь чем сможет. Он же пробивной, даже у Минобороны смог выбить себе деньги, а это мало кто может.
* * *
Разные были люди, кто нам попадался в Чечне. Были те, ради кого сам идёшь на всё. Были те, за кого хотелось отомстить, были те, кого хотелось прикрыть. Разные были люди, да. Некоторых я вспоминал всю свою первую жизнь, про некоторых думал сейчас, что как мне повезло, что знаю их, и что получил второй шанс помочь им и себе.
Но были и последние гады. Худший среди всех – один контрактник, с которым мы познакомились в 96-м году. Весной, уже после того, как Самовар подорвался на мине. Когда вовсю говорили, что скоро будет мир.
Тот «контрабас» был даже хуже Владика. Потому что Владик был готов на всё ради своей жизни, в том числе подставить других. А этот же подставлял других ради бабла.
Однажды в нашей роте появился дезертир. Один пацан исчез без следа, и все думали, что он сбежал. Через неделю – дезертировал второй. Оба – новички, прибывшие к нам совсем недавно.
И мы бы не сказали, что это трусы. Чернявый неразговорчивый Рома упрямо тянул лямку и в бою не дрейфил, а весёлый Димон не давал никому раскиснуть. Нам эти парни нравились, они хорошо вписались в коллектив, и вдруг – дезертиры?
И другой вопрос: куда ты убежишь в горах? Это чужие места, везде могут поймать, от своих отходить нельзя, а что делают с пленными – видели все.
На третий раз, когда пропал Матюха, интеллигентный парень из Питера, мы поняли, что дело нечисто, ведь каждый из них виделся с тем контрактником перед пропажей. Мы начали разбираться, но вдруг сами попали в плен к чеченцам втроём с Царевичем и Шустрым, где нас держали в зиндане – глубокой яме.
Выпустили быстро. Про это как-то выяснил отчим Царевича и связался со своими. Мы вернулись, и картина стала понятной. Тот контрактник, пользуясь положением, выцеплял пацанов по одному и отправлял их за водкой в ближайший аул, но так, чтобы никто об этом не знал.
Там их хватали в плен, а он получал с этого долю – миллион старых рублей. После боевики требовали выкуп за пацанов и наваривались на этом, получая за каждого по пять-десять миллионов деревянных. Выгоды мало, зато затрат никаких и похищать было легко.
Ну а нас он сдал боевикам, испугавшись расправы. И когда мы вернулись, здорово перепугался и хотел бежать к боевикам, правда, мы его догнали.
Короче, хоть где-то случилась справедливость, и контрактника посадили. Он был тупой и даже не подумал о том, что кто-то может о нём рассказать. Ну или он думал, что из плена никто не вернётся. Некоторые ведь так и не вернулись.
Неважно. Если бы он не сел, однажды ему бы это аукнулось точно.
А почему я об этом вспоминал? Потому что Царевич решил сдержать слово, которое дал единоутробному брату, что придёт к нему на день рождения, и попросил меня, чтобы я не оставлял его там одного среди чеченцев. И там та история будет вспоминаться особенно сильно, особенно когда услышишь их речь и музыку.
Само собой, бросать Руслана одного я не собирался, как и перепоручать это дело кому-то. Даже если сейчас мирная обстановка, всё равно может быть слишком много поводов для конфликта, и даже обычно спокойный Руслан мог вспылить из-за какой-нибудь фразы. Да и не дело – идти туда одному.
А мне он доверяет, вот и позвал.
Спустя пару дней после встречи с Симой, который сейчас был под следствием и помалкивал про нас, убеждённый, что иначе будет хуже, мы поехали за город в загородный дом отчима Руслана – Султана Темирханова, не собираясь оставаться там дольше необходимого.
– Поздравим просто, побудем немного для приличия и уйдём, – сказал Царевич, сидя за рулём.
– Вот там бы кто сказал, что мы поедем в такое место, нам бы никто не поверил, – я усмехнулся.
– И не говори, Андрюха. Отчим, кстати, звонил вчера, хотел поговорить с нами.
– Насчёт бабок?
– Не, те бабки, которые он мне занимал – моя тема. Тут другое. Типа у него какой-то племянник приехал, изучает город, дело думает открывать, хочет деньги вложить куда-нибудь, Султан предложил свести с нами.
– Не, – я помотал головой. – Неизвестно, что он предложит. Да и помнишь, какие баксы у них ходили?
– Ага, – Руслан кивнул. – От которых пальцы зелёные были, краска слезала. Одни фальшивки.
– Именно. И без его участия справимся.
– Я тоже так думаю. Просто тебе решил передать, сам понимаешь, вдруг придумаешь чего. Если не хочешь говорить – так и передам.
– Ну, чего бы и не побазарить? Не мешки ворочать, как говорится. Но общего дела с ним не будет, и причины всем прекрасно понятны. Но всё равно нужно знать, что задумал племянник твоего отчима. Вдруг конкурент будет.
– Короче, ты своего точно не упустишь, – Царевич хмыкнул и прибавил скорость. – Из любого разговора всё по максимуму выжимаешь.
– Так и надо, Руслан. Поэтому и продержались против следака.
Он кивнул.
Вскоре загородный дом с высоким забором и сваренными из железа воротами показался впереди. Ворота начали медленно открываться.
Глава 6
Дал слово – держи. Мы бы точно не поверили, что такое возможно, но сейчас мы ехали в гости к чеченцам, ещё и без оружия.
Хотя я думал, что мы с Царевичем будем мозолить всем глаза, но в загородном доме хватало своих проблем. Напряжённая атмосфера чувствовалась кожей, будто мы стояли с горящей свечой у бочки с бензином и светили в неё.
– Рад вас видеть, – по-русски приветствовал нас отчим Руслана на крыльце дома. – Прошу внутрь.
Территория вокруг дома большая, покрытая снегом, но дорожки очищены. Весь двор заставлен дорогими машинами, в основном иномарками. Звучала чеченская речь, но нет музыки, совсем никакой.
Внутри дома тепло и чисто. Какие-то парни приняли верхнюю одежду и развесили в шкафах, после чего оперативно удалились. Я огляделся. Дом, конечно, роскошный: двухэтажный, с полами и стенами, отделанными деревом. Повсюду ковры, толстые настолько, что гасили звук шагов. Солнца из окон мало, свет только с ламп на потолке. Зато с кухни доносился приятный запах жареного мяса, аж желудок заурчал.
Вскоре попался именинник Тимур, которому сегодня исполнилось шестнадцать. Он сбежал с лестницы, мы коротко его поздравили, и Царевич вручил брату книгу в подарочной обёрточной бумаге – справочник «Пистолеты и револьверы» за авторством А.Б. Жука. Тимур любил читать про всякие пушки.
Пацан принял подарок и тут же куда-то сорвался – его позвали из другой комнаты.
Мы тут не единственные русские. Была мать Руслана и Тимура, которая косо поглядела на воротник рубашки Царевича, и он его поправил. Было ещё несколько пацанов – скорее всего, одноклассники Тимура. Они держались кучкой и смотрели вокруг, пуча глаза. Но к ним относились радушно, угощали сладким, и они постепенно расслабились. Один достал фотоаппарат, и ему разрешили снимать.
Ну а остальные – чеченцы. Судя по всему, Султан хотел использовать день рождения сына как повод, чтобы обсудить дела с компаньонами. А что именно – остаётся неизвестным.
Мы в курсе, что у Темирханова раньше был контакт с дудаевцами, тем более, он тогда каким-то образом вытащил нас из плена. Правда, как обстоят дела сейчас, неизвестно, там каждый полевой командир мнит себя главным.
Конечно, Султан не кинется нападать на нас у себя дома – законы гостеприимства никто не отменял, но Руслан был напряжён, и я тоже. Это рефлексы, которые остаются навсегда.
Место не напоминало тот аул, где мы сидели в зиндане, да и на другие, в которых мы побывали, это не походило. Но всё равно, чувство настороженности нас не покидало.
И я не зря сразу отметил, что место похоже на бочку с бензином. На нас косились, но больше всего внимания привлекали трое бородачей, стоявших поодаль от всех.
Большинство мужчин здесь бородатые, но эти трое выделялись даже среди них своим поведением, внешностью и тем, что стояли отдельно с таким видом, будто им здесь всё не нравилось.
Когда один из одноклассников Тимура захотел снять их на «Кодак», один, с бородой, но без усов, яростно запротестовал.
Тут к ним подошёл старик, которого мы видели в кафе с Султаном, и безусый замолчал, чуть склонив голову.
– Можно будет фотографировать на улице тех, кто не против, – спокойно сказал он парню, а бородачу что-то сказал на чеченском, негромко, но отчётливо.
Пацан кивнул и ушёл, а старик кивнул Султану и пошёл дальше, опираясь на трость левой рукой.
– Это ваххабиты, – догадался я, ещё раз посмотрев на троих бородачей.
Царевич пожал плечами, ему это ничего особенного не сказало. Ну, хоть многие и слышали это слово, да мы и сами встречали их там, но разницы с другими не делали. Об этом заговорят немного позже.
Пока даже сами чеченцы относятся к такому настороженно, даже настороженнее, чем к нам, будто они тоже чужаки. Кто такие мы, они понимают, а вот ваххабиты им пока непривычны. Только хозяин дома старается, чтобы не было конфликтов, остальные держатся в стороне.
Да уж, какие деловые партнёры у Султана. Про громкие теракты в ближайшие годы в городе я не слышал, а катастрофа на железной дороге была по другой причине, так что вряд ли кто-то из них здесь для этого. А как приехали? Да кто только сюда не приезжал. Покопаться, так наверняка выясниться, что кто-нибудь из них в федеральном розыске.
Но всё же, я отметил их себе в памяти. Скоро и сами чеченцы поймут, с кем связались, когда ваххабиты начнут враждовать с Масхадовым.
Пока же это гости, поэтому в доме не играет музыка – из-за ваххабитов, у которых она запрещена. И раз это гости, их не тревожат, ведь старые обычаи, адаты, требуют уважения ко всем гостям.
Открылась дверь со стороны кухни, и запахло жареным мясом, пловом и лепёшками.
– Вот знаешь, Андрюха, – Царевич потёр виски и выдохнул, – вот пахнет так, а вот голоса их послушал, и в башке другой запах.
– Бывает. Голова болит?
– Угу. Будто горелой ватой пахнет. Посижу немного.
Он сел на диванчик, стараясь не морщиться от боли, я сел рядом и провёл рукой по велюровому подлокотнику. Да, голова у Царевича заболела от обстановки, ему здесь очень неуютно.
Тревожить его разговорами не стал, поднялся и прошёлся по комнате, раз за стол пока не звали. Захотел рассмотреть то, что висело на ковре на стене – несколько шашек и кинжалов.
Шашки интересные, кавказские. Некоторые украшены серебром, а некоторые – совсем старые, без украшений. У всех рукоятки утоплены в ножны почти до самого конца.
Видел одну похожую в Осетии и даже держал в руках – с клеймом в виде зубов на клинке, острая как бритва, даже волоски на руке сбривала, и лёгкая, весила чуть больше полукилограмма. На ней были тёмные пятна, и хозяин, весёлый осетин по имени Тузар, хвастался, что этой шашкой двести лет назад его предок зарубил кровника, вот и следы с тех пор остались – кровь не смывали.
Кинжалы тоже разные, есть украшенные с серебряными рукоятками, и обычные, грубоватые и широкие. У некоторых рукоятка длинная, у других – совсем короткая, даже полностью не обхватишь.
– Вот сразу видно того, кто раньше держал в руках оружие, – раздался голос за спиной. – Заинтересовала наша история, брат?
Чеченец, лет тридцати, очень высокий, подошёл к ковру и присмотрелся к нему. Он брился недавно, но щетина всё равно упрямо росла из его шеи. На нём дорогой костюм: широкий двубортный пиджак и брюки, на запястье часы.
– Думаю, как такой держать, – сказал я. – Рукоятка совсем маленькая, квадратная, а вот клинок – здоровенный. Неудобно же. Эти набалдашники на рукоятке разве не мешают?
– Главное – правильно его взять, – сказал он с несильным акцентом. – Есть много способов, но только один подходит для рукоятки под три пальца.
Он посмотрел назад, разыскав взглядом Султана, и, дождавшись его кивка, снял один кинжал с ковра и вытянул его из ножен.
Клинок потемневший, на нём видно клеймо в виде полумесяца и арабской вязи. Очень длинный и широкий, а дол был не по центру, а располагался асимметрично с двух сторон. Должно быть, очень острый до сих пор.
– Раньше всех учили драться на них, – рассказывал чеченец. – Наш кинжал – единственный в мире, которым можно рубить не хуже, чем шашкой. Почитай воспоминания вашего доктора Пирогова, он описывал страшные раны от такого клинка. Но для этого нужно правильно его взять.
Чеченец взял кинжал необычно, не так, как взял бы я. Он развернул его гвоздиками от себя, большой палец положил на плоскость рукоятки, а остальные пальцы разместил так, что выпуклые набалдашники не только мешали, а даже наоборот – пальцы в них упирались, чтобы оружие не выпало.
– Такими кинжалами было принято рубить, – продолжал он, – но запрещалось колоть. Уколол – опозорился навсегда. Только на войне можно было колоть врага. А на поединке чести – только рубка. Это сильное оружие, даже ваши цари носили его, как часть костюма.
Чеченец несколько раз взмахнул кистью, и кинжал со свистом рассёк воздух. После этого он вложил его назад и осторожно повесил на стену.
– Муса, – представился он. – Племянник Султана. И, получается, брат Руслана, – Муса заулыбался. – Но мы с ним раньше не виделись, к сожалению.
Царевич устало взглянул на него. Кажется, голова у него заболела сильнее.
