168, берзень (март), 26
– Наподдай! Ну же! Чего мнешься! – рявкнул ведун, видя, как нерешительно работает на мехах один из бойцов.
Он пристроил к делу всех.
Вообще всех.
Пользуясь передышкой, Беромир решил изготовить как можно больше дротиков. Просто чтобы обеспечить свое войско.
Костяные, как показал обстрел там, у реки, слишком слабо работали по целям. В отличие от железных. И с этим требовалось срочно что-то сделать.
Вот и трудились в авральном режиме, благо, что железной руды по округе загодя, еще по осени, приглядели много. А неполная сотня мужчин – это не два десятка юнцов.
Бояре со своими ребятами делились на шесть нарядов. Один заступал в дозор каждое утро, второй – на добычу рыбы. Остальные четыре занимались либо с железом, либо с топливом.
Руду набирали в местах выхода и приводили на лодках к лотку, где и промывали, держа его загруженным практически постоянно. Потом сырье обжигали в горшках, дробили и прогоняли через магнитный обогатитель, что позволяло получать концентрат.
Дрова таскали лошадьми, благо, что несколько «мохнатых» друзей после боя удалось взять живыми и вполне целыми. Ременной упряжкой цепляли и волокли, что очень ускоряло доставку до места.
Дальше разделка, для которой имелись и большие топоры, и даже пара пил, включая одну двуручную. Полученные дрова частью шли на обжиг и обогрев, все же холодновато еще, а частью загружались в большие перегонные кубы, собранные из корчаг. И выжигались до угля, заодно получались сопутствующие продукты.
Тех двух пленных, кстати, активно привлекали к тяжелым работам.
За еду.
Пообещав, что если они будут пытаться сбежать или еще как морочить голову, то их обязательно продадут ромеям под переделку в евнухов. Подействовало. Да и куда бежать, они не знали, – кругом леса и своих не видно.
Раненые соратники Добрыни, которые оставались с декабрьского набега, также привлекались к работам. Они уже практически выздоровели и могли много где помогать. Тем более что они осознали – возвращаться им некуда. Там, у них дома, разгром и разорение. И их там никто не ждет. Ну, кроме сарматов, которые тупо убьют таких «возвращенцев», ведь те участвовали в разрешенном набеге.
Из накопившихся запасов шамотных и иных кирпичей, которые Беромир и его ребята постоянно делали понемногу, удалось собрать три печи для восстановления руды и четыре купольные – для тигельных плавок. Разумеется, все, как и ранее, с подогревом и наддувом ножными мехами.
На печах стояли ученики, приглядывая.
И на кричных, и на железных, и на угольных.
Они же выполняли роль молотобойцев, давая возможность ковать практически непрерывно. Нагретую деталь щипцами Беромир доставал из горна. И, указывая, куда бить маленьким молоточком, позволял заготовку получше «обслужить», пока она еще горячая. Потом ее закидывали обратно в горн и брали следующую.
И так без остановки.
Час за часом.
Разве что делали паузы на первичную расшивку тигельных болванок на подходящие куски.
В час при таком подходе удавалось сделать по десятку, а то и два наконечников для дротиков, а также утяжелители. Из которых по вечерам, на отдыхе, все вместе и собирали новые изделия.
А после того, как заменили все костяные варианты, перешли на пилумы. Новые. Про запас. Очень уж все оказались под впечатлением их залпа.
Раз.
И полсотни легло.
Чем еще их можно было бы так успокоить?
И если бы там, в засаде, у бойцов имелось пилумов по две штуки, то они бы еще накрыли роксоланов. Прибрав их как минимум десятка два-три дополнительно. Или даже больше.
Впрочем, заготовок для метательных снарядов хватало ненадолго. И по вечерам в основном они возились с заграждениями, «стругая» те самые сборные рогатки.
Собственно, ничего хитрого в них не было.
Колья с упорами да единые балки с отверстиями, позволяющими собирать небольшие секции «колючек». Причем высотой небольшой – аккурат для того, чтобы лошади себе на них брюхо выворачивали, пытаясь преодолеть. Много, понятно, не сделать. Ибо как их таскать? На своем горбу? Но хотя бы несколько секций для прикрытия флангов или опасных участков требовалось иметь.
Так что боеспособность отряда росла день ото дня.
И это не фигура речи.
Просто за счет улучшения оснащения.
А ведь еще имелись трофеи, снятые с убитых.
Богатые трофеи!
Одних кольчуг удалось взять семь штук. Римских. Через что получилось «упаковать» всех бояр, подняв их статус до невиданных высот.
Ведь на фоне того лютого дефицита железа, какой наблюдался в этих краях, позволить себе подобную защиту никто из местных не мог. Вообще. Из-за чего в глазах родичей каждый такой боярин теперь становился невероятно удачливым и дельным человеком. Кум королю, не иначе! Вон какой красавчик, на себе носит железа едва ли не столько же, сколько во всем остальном клане имеется.
Заодно это поднимало и статус самого Беромира.
Ибо именно он воспринимался источником этого богатства. Его удача и разумение. Что позволяло в немалой степени поднять и личную лояльность бояр.
Седьмая кольчуга пошла ученикам Беромира, как и остальные доспехи, то есть вся та чешуя из рогов и копыт. Да, дрянь. Но дополнение к гамбезону весьма неплохое. Всяко лучше, чем без него. В роговой чешуе по толстой стеганой подложке даже под местные сарматские луки уже можно было выходить. Не в упор, но с десяти-двадцати метров вполне.
И, только упаковав учеников, как самых подготовленных ребят, ведун перешел к обычным дружинникам, распределив между ними по жребию остальные доспехи. Включая кожу. Да, она являлась еще большей дрянью, чем роговая чешуя, но почему нет? На безрыбье, как известно, и рак отличная форель.
Со шлемами поступили точно так же.
Сначала выделили боярам самые лучшие. Потом ученикам. И только в последнюю очередь дружинникам, да и то – по жребию. Ибо этих изделий на них остался всего десяток, и, очевидно, на всех не хватало.
Но никто не роптал и не возмущался.
Скорее, напротив.
Люди никак не могли отойти от мысли, что им удалось разбить роксоланов. Вон словно окрыленные бегали. Отчего Беромир их и «припахал». В таком настроении они были готовы практически на все. Как таким не воспользоваться?
У роксоланов имелось и другое имущество. Они ведь надевали на себя все самое красивое, что могли найти. Чем пестрее, тем лучше. Как в мире варваров и было принято. Так что хватало и ярко окрашенных тряпок, и шелков, и всякого рода украшений, далеко не всегда уместных. Да и даже банальных монет. Однако же эту часть трофеев трогать пока не стали, решив подождать до конца кампании.
Да, учли.
Равно как и все прочее, расписав, кому и что было выдано. Но эти второстепенные ценности решили попридержать, чтобы по итогу свести баланс. Стремясь максимально избежать путаницы и скандалов. Беромир бы и с оружием да защитным снаряжением так же поступил, но очень уж оно было нужно в моменте.
– Как думаешь, они ушли? – спросил Борята после обеда.
– А ты бы ушел?
– Но я – это я.
– Чтобы понять, как будет поступать противник, нужно ставить себя на его место. Вот Арак. Представь, что он вернется, получив от нас по зубам. Что его ждет?
– Не знаю, – пожал плечами Борята.
– Вероятно, смерть.
– Это еще почему?
– А кто за весь этот бардак станет отвечать? Ты или я? Так иди – спроси с нас, – усмехнулся ведун. – Вон у Арака пока не вышло.
– У роксоланов много воинов. Они могут спросить.
– Нет, – покачал головой Беромир. – У них большие стада. Их тоже нужно оберегать. А в степи каждое племя сарматов борется за пастбища и поголовье скота. Роксоланы не могут себе позволить слишком сильно ослабеть, даже на время. Их же сметут. Те же аланы или языги.
– Ты думаешь?
– Я уверен. Степь уважает только силу. И слабого там жрут. Просто и бесхитростно. Даже те потери, которые роксоланы уже понесли, могут качнуть степное равновесие против них. Сколько их выбило? Чуть больше полутора сотен воинов. Почти что одна шестая часть того, что у них имелось. А если мы и этих оставшихся перебьем?
– Вряд ли соседи решатся навалиться. Племенное ополчение у них очень серьезное.
– Только в бою оно почти ничего не стоит. Их для разорения селян применяют. Тысяча конных воинов тех же аланов развалит и десять тысяч ополчения, и пятнадцать, так как оно слишком рыхлое и слабо снаряженное. Да и не умеет ничего. Не забывай, у воинов есть луки, длинные копья, мечи, доспехи, а у ополченцев ничего этого нету.
– Ну… не знаю, – покачал головой Борята. – Ты думаешь, что он уйдет?
– Арак-то?
– Да.
– Нет. Он не уйдет. Потому что после возвращения к брату тот сделает его козлом отпущения. Ну не самому же Сусагу за все отвечать? Он охотно скормит его расу и совету бэгов, обвинив во всем.
– Ты уверен в том, что рас не отправит на нас все свое войско?
– Если я хоть что-то понимаю в их жизни – нет.
– Смутно верится, – покачал головой Борята, как и прочие бояре, уже собравшиеся рядом с ним.
– Хорошо. Расскажи, как ты себе это представляешь? Вот решил рас нас покарать, отправив сюда все свое войско. И?
– Оно прошло бы вдоль берега Днепра…
– Стой! – перебил его Беромир. – А тут поподробнее. Вот войско. Тысяча человек. Оно пойдет вдоль берега Днепра. Хорошо. А что оно будет кушать? А откуда оно возьмет фураж для лошадей? Ведь их зерном в походе надо подкармливать. Хотя бы по три либры[8 - Либра – 327 г. Три либры – около 1 кг.] в день.
– На заводных повезут.
– Отлично. Сколько им идти по берегу до нас?
– Ну… – задумался Борята. – Дней десять, – показал он две растопыренные ладони. – И еще половину.
– Пятнадцать дней. Три либры зерна коню, остальное травой доберет. Всаднику еще четыре либры еды. Итого – семь либр в день. За пятнадцать дней это уже сто пять. А лошадь у нас сколько может унести?
– Не знаю, – пожал плечами боярин.
– Чтобы без ущерба для здоровья – не более пятой части собственного веса. Судя по тому, на каких лошадях были роксоланы на том броде… хм… – произнес Беромир и начал что-то чиркать на земле палочкой. Ученики уже знали – это счет, хотя сами его почти не разумели. А остальные держали за чародейские знаки. – Так, получается, что их лошадка одна где-то двести – двести двадцать либр может унести во вьюках. Еды и фуража туда-обратно уже двести десять. Впритык. А ведь этого всего берется по минимуму. И жить на таком питании они станут впроголодь. Я бы закладывал дней на десять с каждого заводного коня.
– Но это возможно.
– Да, – кивнул Беромир. – Но только в том случае, если мы выйдем перед такой армией и дадим ей нас раздавить. А если нет? Если мы начнем маневры? Чтобы на все лето к нам сюда прибыть, им ведь целый табун придется за собой тащить. Даже если плюнуть на зерно для лошадей.
– Они могут охотиться. – заметил Борзята.
– Сколько нужно того зверя на тысячу человек? А сколько времени они будут его ловить? – с улыбкой спросил Беромир. – Нет, овчинка не стоит выделки. Им важно как можно скорее добраться до нас и сделать дело. Что вряд ли возможно.
– Они за пятнадцать дней не дойдут, – произнес сидевший чуть в стороне Добрыня. – Я ведь по ледоходу еще пошел на лодке. Как самые пласты сошли и стало можно ускользнуть. Так они почти сразу за мной и увязались. Это два раза по столько дней минуло, пока они до вас дошли, – показал он обе растопыренные ладони.
– Значит, им по две лошади заводные надо, если решим самоубиться и выйдем против такого войска. А если нет? Это ведь табун лошадей с большими припасами – по десятку на каждого воина потребно иметь. Или даже больше, чтобы на все лето.
– Или использовать лодки, как сейчас, – возразил Добрыня.
– Или лодки… Да вот беда – вас они уже распотрошили. И лодок для тысячи всадников нужно куда как больше, чем для двух с половиной сотен.
– Нужно, – кивнул Борята. – Но, так или иначе, ничто не мешает им сюда прийти. В крайнем случае наймут кого-то с лодками. Мало ли желающих на той же Припяти?
– И покинут степь надолго? – расплылся в улыбке Беромир. – Что они найдут, вернувшись? Разве языги или аланы не воспользуются минутой их слабости?
– Языги ходят в набеги, и роксоланы их не терзают в такие дни.
– За долю в добыче, – улыбнулся Добрыня. – Они заранее сговариваются.
