Глава 14
На удивление, проснулась я рано, едва забрезжило зимнее утреннее солнце.
Быстро заправив постель, я умылась из кувшина с водой, который приготовили накануне чьи-то заботливые руки. Решила спуститься вниз. Найти Эжени. Надо было исполнять приказ герцога, найти что-то из приличной одежды покойной герцогини. А еще очень хотелось есть. Хотя вчера я плотно поужинала наваристым супом.
Заплетя две толстые косы, я снова облачилась в свою серенькую заштопанную блузку и темную юбку в пол. Заправила за ухо непослушный локон, отметила, что за окном уже почти рассвело. Было восемь.
Выйдя из своей комнаты, я опять вспомнила о маленьком Мишеле, уже не первый раз за утро. Решила проверить, всё ли с ним в порядке. Поспешила к его спальне.
Когда я осторожно вошла, стараясь не разбудить мальчика, он отчего-то не спал. Лежал тихо и смотрел в потолок. Свеча уже догорала, но еще хорошо освещала утреннюю сумрачную комнату, в которую едва пробивались холодные солнечные лучи.
Я поняла, что Мишель все же поспал и кошмары ему не снились, раз я больше не слышала плача. Я специально оставила свою дверь приоткрытой, чтобы, если что, услышать его.
– Все хорошо, Мишель? Ты уже проснулся? – спросила я, входя и улыбаясь мальчику.
– Матушка! – тут же встрепенулся он и обернулся ко мне. – Я думал, вы мне приснились ночью. А вы правда вернулись, и вы живы!
– Да, милый. Это я.
Он довольно закивал и попытался приподняться. Я быстро помогла ему, подложив под спину большую подушку.
Сейчас, при дневном свете, я смогла лучше рассмотреть его. Де Моранси говорил, что Мишель смертельно болен. И, похоже, это правда. Лицо мальчика было так бедно, что казалось синеватым и неживым. Болезненные воспаленные глаза с черными кругами, пересохшие губы, невозможно тонкие руки. Грязные волосы его были спутаны и выглядели светлой паклей.
Это удивило меня. Пусть маленький герцог болен, но кто мешал его вымыть и причесать? Куча слуг, по крайней мере, на кухне их шестеро, а за малышом никто не ухаживает. Очень странно.
– Давай я помогу тебе умыться, Мишель? – предложила я, положив руку ему на плечо и ласково погладив.
– Нет.
– Почему? Уже утро, надо вставать, идти завтракать.
– Не хочу есть. И вставать тоже не буду! – нервно вскричал мальчик.
– Но как же? – опечалилась я. – Давай хотя бы умоемся. Я могу отнести тебя к кувшину с водой.
– Нет! Не буду!
– Пожалуйста, Мишель. Надо встать.
Я попыталась стянуть с него одеяло, но он вцепился в него тонкими пальцами и замотал головой.
– Нет! – захныкал он тонким голоском, и на его глаза навернулись слезы.
Опешив, я тут же отпустила одеяло, видя, что он вот-вот расплачется. Никак не ожидала подобной реакции на простую просьбу. Я сознавала, что сказала что-то не то. Но хоть убей не понимала что. Быстро присев на кровать, я погладила Мишеля по голове.
– Ты хочешь еще поспать?
– Неа… – сквозь слезы промычал мальчик. – Матушка, не заставляйте меня вставать.
– Хорошо, Мишель, успокойся. – Я пыталась говорить с ним как можно ласковее. – Ты просто скажи мне, что ты хочешь?
– Не хочу вставать.
– Почему? Мы могли бы позавтракать, а потом пойти гулять. На улице так хорошо, солнышко вон светит.
– Нет. Если я встану, он убьет меня!
– Кто? – опешила я.
На минуту мне подумалось, что это герцог, что отец запрещает сыну вставать с постели, оттого что тот болен. Но свежий воздух точно нужен был даже больному. Да и здесь в спальне было душно и воняло какой-то гнилью. Требовалось все проветрить.
Мальчик тут же вперился в меня испуганным взором и выпалил:
– Чудовище! Оно сказало, что, если встану с постели, оно сожрет меня.
От слов мальчика у меня даже пробежали мурашки по коже.
– Глупости, Мишель. Нет никакого чудовища. Это был ветер ночью. Тебе просто приснился плохой сон.
– Есть! Ты не видала, а я вижу его! – возбужденно выкрикнул мальчик.
Я замолчала, нахмурилась. Все было так странно. И я очень хотела понять, галлюцинации это у малыша или кошмары.
Он снова расплакался. Какой болезненный и плаксивый малыш. Может, его мучали боли? Оттого он так вел себя? Надо быть с ним помягче.
Я чуть приобняла его, осторожно спросила:
– Мишель, у тебя болит что-то?
– Нет, матушка. Я боюсь этого чудовища. Оно сказало, что придет за мной и сожрет.
Он уткнулся лицом в мою грудь, всхлипывая.
– Мишель, ну ты что? Не переживай. Мы что-нибудь решим с этим твоим чудовищем. Прогоним его.
Его тело стало напряженным, и он поднял на меня свои ярко-зеленые глазенки.
– Прогоним?
– Обещаю, – заверила я мальчика. – Я не позволю какому-то чудовищу трогать тебя. Я прогоню его.
– Вы очень добрая, матушка, – с облегчением выдохнул Мишель и даже попытался улыбнуться. – Такая же добрая, как моя старая нянюшка.
– А где она? Почему не спит с тобой в комнате?
– Ее выгнали из замка.
– Твой отец?
– Да, батюшка. А она была такая хорошая, рассказывала мне сказки и все время говорила, что вы живы, матушка, и скоро вернетесь. И она оказалась права.
– Понятно, – ответила я, гладя его по волосам. – Давай я причешу тебя и схожу на кухню за завтраком. Раз ты не хочешь вставать.
– Я не буду ничего есть. Еда гадкая, матушка.
Да что же это такое? Вставать не хотел, потому что чудовища боялся. А есть почему? Я видела, что это не капризы, а что-то другое. Но пока не могла понять что.
– Мишель, давай я принесу тебе что-нибудь вкусного? Ты просто попробуешь, а что понравится, то и поешь. Договорились? Принесу несколько блюд на выбор.
Я только надеялась, что кухарка приготовила их. Вряд ли герцог на завтрак ел что-то одно.
– Не знаю, – уже более спокойно сказал мальчик.
Я начала быстро осматривать его тумбочку, нашла в ящичке мягкую расческу. Против наведения порядка на голове Мишель ничего не имел. Даже сел сам на кровати. Я четверть часа осторожно разбирала и расчесывала его спутанные густые волосы, стараясь не сделать мальчику больно.
Глава 15
В какой-то момент дверь в спальню отворилась и вошла полная служанка, кажется, ее звали Марта.
– Завтрак для маленького господина, – произнесла она деловито, заходя в комнату.
За ней вплыла Мадлен в очередном вульгарном коричневом платье с глубоким декольте. Увидев меня рядом с Мишелем, темноволосая ведьма скорчила мину и процедила:
– А ты тоже здесь?! – И тут же обратилась к служанке: – Сюда поставь и ступай. Я сама накормлю герцога.
– Матушка, я не буду! – выпалил Мишель и уткнулся мне в грудь, обхватив ручками и как бы прячась.
– Зачем ты зажгла свечу? – спросила недовольно Мадлен, когда служанка быстро вышла. – Уже утро вообще-то! Тебя не учили экономить чужое добро?
– Забыла потушить. Свеча горела ночью, – объяснила я тут же и задула свечу. Я прекрасно знала, как дороги дрова и свечи в нашем королевстве. – Мишель боялся спать в темноте.
В этот момент Мадлен уже взяла тарелку с кашей и приблизилась к нам. От моего ответа у нее округлились глаза.
– Как спал со светом? Ты хочешь, чтобы мальчишка вырос трусливым и жалким? Он должен спать без света! Неужели господин герцог не объяснил тебе твои обязанности?
Я напряглась. Эта мерзкая дамочка, похоже, решила провалить все дело. Мишель вроде признал меня за мать. А эта со своим длинным языком. Неужели де Моранси до сих пор не рассказал ей обо мне и о том, какую роль я исполняю? Какие еще обязанности? Я вообще-то мама Мишеля.
И что это за жестокость такая? Мальчик боится спать в темноте, пусть спит с горящей свечой. Им что, свечки для него жалко? Я бы еще служанку с ним на диванчик положила, чтобы он не оставался на ночь один. Или уработались все, что за малышом присмотреть некому?
Я быстро встала.
– Мадлен, оставьте, пожалуйста, еду здесь. Я сама накормлю Мишеля.
– Да, корми, мне-то что! – вспылила она и с грохотом поставила на прикроватный столик миску.
Фыркнув и еще раз злобно оглядев нас с Мишелем, она вышла из спальни, хлопнув дверью.
Уф… какая же она мерзкая и злая. Кроме красоты, в ней нет ни одного положительного качества.
И как герцог может брать такую неприятную мадам в жены? Хотя нет. Она ему очень даже подходит. Он жестокой и холодный. Она злая и мерзкая. Отличная пара.
Когда она ушла, я даже облегченно вздохнула. Взяла в руки глубокую тарелку, в которой оказалась овсяная каша. Выглядела она вроде неплохо.
Я снова присела на кровать и сказала:
– Смотри, какая кашка, Мишель. Вкусная, наваристая.
– Не хочу! – замотал головой мальчик и уткнулся лицом в подушку. – Она гадкая!
– Почему же гадкая сразу? Давай ты попробуешь одну ложечку? Если не захочешь, не будешь есть, – уговаривала я.
Я сама поразилась всему этому. Да, зажрались эти герцоги. Каша им не по вкусу. Я бы за такую кашу в детстве все отдала. Но в аббатском приюте нас кормили тухлой морковью и серым хлебом, а у трактирщика тем, что осталось от клиентов.
Только то, что мальчик был очень болен, не давало мне в душе возмутиться его капризами. Ему надо было поесть хоть немного. Иначе сил не будет бороться с болезнью.
– Мишель, прошу, ради меня, одну ложку.
Он оторвался от подушки и долго смотрел на меня. Видимо, колебался. И все же открыл рот. Я быстро сунула ему половину ложки с кашей.
Он начал жевать и тут же судорожно сглотнул.
– Гадость! Гадость, я не буду!
– Ну какая гадость, что ты придумываешь? – возмутилась я. И, чтобы доказать, что он неправ, зачерпнула кашу ложкой и попробовала.
В следующий миг у меня сперло дыхание. А глаза округлились. Каша оказалась невозможно соленой, голимая соль, еще и перченая, горькая. Как можно было сделать кашу горькой? Да и соли немеряно. Туда что, всю солонку отправили?
Я даже закашлялась, а на моих глазах выступили слезы от перца и количества соли.
Вот почему малыш не ел кашу! Она была до жути противной! Такое невозможно есть!
Я быстро вскочила на ноги и налила воды в бокал. Подала Мишелю.
– Запей, Мишель. Она и вправду гадкая.
Мальчик с жадностью выпил воду, а я допила за ним.
В недоумении смотря на кашу, я не понимала, как могли хозяйскому сыну носить такой завтрак? Они что, нечаянно это сделали или специально? А если эта горечь была оттого, что она испортилась? Или вообще яд?
Ужас просто. Но зачем кому-то травить сына герцога? Мысли в голове смешались.
– Мишель, я на кухню, – сказала я быстро. – Сама приготовлю тебе что-нибудь вкусное. Что ты любишь?
