Сергей Котов "Между империями"

– Ну как? – спросил я, когда история закончилась.

– Нормально, – ответил Санёк. – Думаю, его всё-таки спасли. Я одного не понимаю: почему люди раньше против этих чудовищ-отарков не организовались? Они же и лошадей сожрали, и вообще…

– Мне кажется, они пытались, – ответил я.

– Плохо пытались! – фыркнул Саня. – Надо было сразу отряд организовывать и местность прочёсывать! Как только они из лаборатории сбежали! А тут ждали непонятно чего.

– Ну да, это странно, конечно… но, может, там места дикие, и у людей связи нормальной не было.

– Да, скорее всего! – согласился он.

– А скажи жутко, когда они в сарае заперлись? Когда отарки по-человечески заговорили? – спросил я.

– Угу… – согласился Саня. – Вот это самое жуткое. Когда думаешь, что с человеком разговариваешь, а на самом деле это зверь, который только и думает о том, чтобы тебя сожрать. Они даже врать умели, ты заметил? Когда пытались его выманить.

– Ну да. – Я пожал плечами. – Хотя люди тоже врут.

– А ещё, когда они своего растерзали. Вот это самое странное, – продолжал Саня. – Зачем они так сделали? Может, чтобы людей напугать?

– Да нет, скорее всего, просто за власть боролись. Между собой, – ответил я.

– Ну да. Похоже на то… будем что-нибудь ещё смотреть? – с надеждой спросил Санёк.

Я глянул на часы. Без десяти одиннадцать. За десять минут историю не проглядишь… взрослые продолжали о чём-от говорить в комнате, им явно было не до нас.

– Нет, – всё же ответил я. Я знал, что бабушка не будет ругаться, даже если заметит, что мы засиделись. Но сделает некоторые выводы. А мне бы этого не хотелось, особенно сейчас, когда лето только начинается. – Давай в другой раз. Поздно уже.

– Ладно, – нехотя согласился Саня.

Я свернул плёнку и аккуратно убрал её обратно в тубус. Потом выключил и сложил проектор. По-хорошему его бы сейчас поставить в шкаф в большой комнате, чтобы не валялся где попало – но я решил, что взрослых беспокоить не стоит. Поэтому поставил его на холодильник, подальше, чтобы никто не задел случайно.

После этого мы с Саней пошли на балкон, укладываться.

Со стороны озера веяло приятной прохладой. Горели фонари, по улице проезжали редкие машины. В соседних домах кое-где светились синим окна. Там смотрели телевизор.

– Ты где ляжешь, у края или у выхода? – спросил я.

– Да всё равно, – Саня пожал плечами.

– Давай тогда сбросимся на камень-ножницы-бумага, – предложил я.

– Давай.

Мне выпало лежать у выхода. С одной стороны, удобно – если вдруг ночью надо будет встать по делам. С другой – сложнее представлять, что ты в лодке посреди океана. Или в спасательной шлюпке космического корабля. Под такие фантазии всегда хорошо засыпалось.

– Айда завтра на озеро? – предложил Санёк. – Твои отпустят?

– Прямо завтра не получится, – вздохнул я. – Мы с утра все вместе едем на кладбище к дедушке. У него годовщина. Вот…

– А-а-а, ясно, – ответил мой новый друг. – Ну, может, вечером. Если успеем… а вообще, получается, что у тебя здесь родня похоронена. Выходит, ты больше местный, чем я. Мама говорит, что место становится родиной, когда кто-то в том месте в землю ложится.

– Наверно, что-то в этом есть, – согласился я, зевая и натягивая на себя тонкое одеяло.

– Ага. Доброй ночи!

– Доброй ночи, Саня.

Глава 3

Один из бастионов Брестской Крепости, Беларусь, наши дни

Мы сидели, свесив ноги, прямо на траве, которой была покрыта бетонная крыша. Солнце миновало зенит и теперь медленно опускалось в сторону леса.

Марек убрал ладонь с компаса и внимательно посмотрел на меня.

– Так понимаю, это был временный якорь? Четырёхлистный клевер, который ты отдал мальчишке?

– Ты верно понимаешь, – вздохнул я.

– Ну да. Приближение уже ощущается. Дети находят якоря. Самые чувствительные пытаются их использовать. Это, разумеется, это всё равно никого бы не спасло… в обычных обстоятельствах, – вздохнул Марек.

– Всё так, – кивнул я.

– Мальчишка выжил? – тут же спросил он. Его очки блеснули на солнце.

– Сам всё увидишь. Мы ведь ещё не закончили.

– Если бы якорь был постоянным – то я бы понял, что он погиб, – вздохнул Марек. – Но он точно временный. Живой росток слишком хрупок, чтобы существовать достаточно долго. Так что есть шанс.

– Тут, скорее, дело в другом было… – возразил я, но тут же осёкся и добавил: – сам поймёшь.

– Этот друг твоей бабушки, – добавил Марек. – Он явно что-то знает.

– Конечно, – кивнул я.

– Проверял его?

– В этом не было необходимости, – ответил я. – Ты готов продолжить?

– Дай ещё пару минут, дух переведу… – попросил Марек, доставая из кармана брюк пакетик с леденцами. – Хочешь? – предложил он.

Подумав секунду, я кивнул и взял одну конфету. Они оказались малиновыми.

– Знаешь, что меня больше всего удивило? – спросил Марек спустя пару минут.

– Что?

– Открытые двери. Я думал это байки от современных любителей коммунизма и тех, кто ностальгирует по советскому прошлому, – ответил он. – У нас так не делали. И ещё – твоя бабушка так запросто пригласила пацана, которого ты только что встретил. Это… необычно.

– Возможно, в больших городах было иначе, – ответил я. – Но сомневаюсь. Просто в то время это было нормой.

– У нас так не делали, – повторил Марек. – Будь иначе – ностальгирующих было бы больше. Хотя, что уж там, их и без того немало. Просто не афишируют свои взгляды.

– В свободной и демократической стране, – не удержался я.

Марек посмотрел на меня с укором.

– Серёг, вот не начинай только, ладно?

– Ладно, извини, – примирительно сказал я. – Ты прав. Мы не для того собрались.

– Проехали, – он махнул рукой. – Ну что, я готов продолжить.

СССР, Казахская ССР, Джезказганская область, город Балхаш, 1983 год

Бабушка разбудила нас рано, в семь утра. Я долго не мог заставить себя подняться, потягивался и тёр глаза. А вот Санёк встал легко. Помахал руками и поприседал, изображая зарядку. Я хоть и подумал про себя, что он позёр, но в целом такой подход одобрил: себя надо держать, как мама выражается «в тонусе».

Я убрал постель, аккуратно сложив в стопку на небольшой столик, который стоял в уголке балкона. Потом размял суставы и провёл несколько «двоек» с уклонением. Конечно, насколько это было вообще возможно в небольшом пространстве.

– Ого! – ожидаемо впечатлился Саня. – Ты где так научился?

– В секции, – ответил я. – С пяти лет хожу.

– Круто, – одобрительно кивнул он. – А я бы и не подумал, глядя на тебя.

– По массе немного отстаю, – я изобразил грустный вздох. – Хочу на следующую категорию претендовать, но пока не получается. Вот, надо отъедаться как следует!

– Не переживай! – подмигнул Саня. – С твоей бабушкой точно отъешься!

Я улыбнулся в ответ.

– Ну что, молодёжь? О, уже прибрались? Молодцы! – сказала бабушка, заглянув на балкон. – Бегом завтракать! Коля звонил, он уже выезжает, так что шамором! Надо до обеда там управиться!

Она любила иногда вставлять такие вот словечки. А Колей она называла дядю Шнайдера. Вообще-то его звали Клаус Вольфович, но так обращались к нему только на официальных мероприятиях, вроде субботников.

Санёк и я по очереди сходили в санузел, привели себя в порядок, почистили зубы. На завтрак бабушка приготовила глазунью и гречневую кашу. Я любил такое сочетание, да и моему новому другу оно тоже пришлось по вкусу. Взрослые не спешили к нам присоединяться: были слишком заняты сборами. Мама никак не могла определиться, какое платье надеть – одно слишком яркое для кладбища, в другом жару терпеть невыносимо. Отец молча сносил её причитания, помогая распаковывать чемоданы.

Санёк быстро расправился со своей порцией, помыл за собой посуду, аккуратно поставил тарелку в сушку.

– Ну что, пойду я, наверное? – спросил он, глядя на меня.

– Давай, – кивнул я, делая глоток сладкого чая.

– Приходи во двор, как вернёшься. Я сегодня гулять буду. Обсудим, что и как, – он многозначительно подмигнул.

Я же вспомнил про его план побега из дома и настроение, которое и без того не было слишком радостным, окончательно испортилось.

Вскоре подъехал дядя Шнайдер. Он припарковал свою зелёную «Копейку» возле подъезда, так что я старался выходить медленнее, чтобы здешняя шпана успела заметить, на чём я катаюсь.

На частной машине, конечно, ездить куда приятнее, чем на автобусе. Спросив разрешения, я до упора опустил стекло и попытался положить руку на дверцу. Однако тут же убрал её: машина нагрелась на солнце, да и тянуться вверх было неудобно. Так что пришлось довольствоваться штатным подлокотником.

Мы развернулись и выехали на улицу Ленина. Чересчур быстро, на мой взгляд. Мимо мелькали дома. В салон попадали водяные брызги от включенной системы полива, расположенной вдоль дороги. Приятно пахло дождём и прибитой пылью.

Промчав сквозь центральный район, мы оказались на окраине, где строились новые микрорайоны.

– Это вот здесь тебе двушку предлагают? – озабоченно спросила мама бабушку.

Та нехотя кивнула.

– Ну да. Вроде как новая планировка, второй этаж…

– Отказывайся, до последнего, – убеждённо сказала мама.

– Да пока Коля помогает отбиваться… но сложно: я ж одна уже давно, а тут целая трёшка, – ответила бабушка.

– Ничего, отобьёмся! – убеждённо сказал дядя Шнайдер, который слышал разговор. – Ты, Арина, главное только никаких документов без меня не подписывай!

– Что ты! И в мыслях не было! – бабушка махнула рукой.

Так, за разговорами, мы выехали из городской черты. Дорога шла вдоль берега озера, оттуда задувало приятным прохладным ветерочком с лёгким запахом водорослей. Он надёжно блокировал то, что выбрасывал комбинат из огромных чёрных труб; в городе можно было свободно дышать, что очень ценилось местными жителями.

Сам комбинат был виден на горизонте, если оглянуться – сквозь заднее стекло «Жигулей».

Дорога пропетляла немного, потом дядя Шнайдер притормозил и включил левый поворотник. Мы выехали по второстепенной дороге на невысокий холм. Асфальт тут был разбитым, потрескавшимся, так что теперь мы двигались медленно, объезжая самые глубокие колдобины. А ещё мне приходилось держаться изо всех сил, чтобы не наваливаться на бабушку.

Кладбище с высоты холма, на котором мы оказались, неприятно напоминало оставшееся справа озеро. Только вместо воды здесь были могилы: серебристые обелиски, такие же серебристые оградки.

Спустившись с холма, мы остановились возле ворот. Они были открыты настежь. Справа стояла бетонная сторожка, где по идее должна была быть охрана, но сейчас она пустовала. Невозможно долго находиться на таком солнцепёке; видимо, сторож решил прогуляться до озера, освежиться.

Мы подняли окна, а дядя Шнайдер вставил под лобовое стекло специальную картонку – чтобы солнце не перегревало салон, пока мы будем заниматься своими делами.

Взрослые без лишних разговоров достали привезённые с собой вещи и еду с напитками, после чего так же молча двинулись на территорию.

– Ну вот, весь старый Балхаш здесь… – сказала бабушка, оглядываясь на надгробия.

– Ничего, зато новый стоит себе, – ответил дядя Шнайдер.

Меня всегда удивляло, как бабушка умудрялась здесь ориентироваться. Могилы выглядели совершенно одинаковыми: серебристые оградки, высокие, взрослому человеку по пояс. Одинаковые обелиски с красными звёздами. Однако же, она шла вполне уверенно. Даже быстрее, чем ходила обычно.

На дедушкиной могиле стояло точно такое же надгробие, как и на других. Отличалась только фотография: с неё на меня смотрел крепкий усатый мужчина с массивной челюстью. «Бушмин Даниил Гавриилович» гласила надпись ниже. И годы жизни. В отличие от многих других портретов, где люди выглядели очень серьёзными, дедушка улыбался. Даже его глаза смеялись. Это было резким контрастом по отношению к атмосфере кладбища, но мне нравилось.

Бабушка отперла калитку. Отец с мамой положили вещи на деревянную скамейку, достали краску-серебрянку, кисточки, щётки, тряпки. Запахло химией.

– Клаус Вольфович, мы тут пока порядок наведём – может, вам будет удобнее у входа подождать? Там тенёк есть, возле сторожки, – предложила мама.