Тут он тоже прикрепил смеющийся эмодзи, видимо, чтобы спровоцировать меня.
Я открыла приложение и поморщилась. Мне ответили уже более сотни человек, и все они жаждали крови.
«Я виню в этом тебя», – заявила ему я.
«Ты сама оставила комментарий, Эли».
«О нет. Ты не повесишь это на меня. Я приняла дурацкое решение, оставив его, но только из-за твоего вмешательства его заметили. Ты прекрасно знал, что случится, если ты его лайкнешь и подпишешься на меня».
«Я не сожалею о том, что публично заявил на тебя свои права».
Заявил на меня права?
О господи. Нет, вагина, не надо так содрогаться. Черт возьми. И вы, яичники, – нет!
Понимая, что за мной все еще наблюдают, я не пошевелила ни одним мускулом, с трудом поборов импульс застенчиво опустить глаза. Его заявление подействовало удивительно успокаивающим образом. Теперь существовал цифровой след, связывавший меня с ним, так что даже если он все-таки убьет меня, найдутся сотни тысяч свидетелей, которые укажут на него и заявят: «Это сделал ее парень». Фактически он никогда не был моим парнем, но они-то этого не знают. По всем внешним признакам он только что засвидетельствовал, что так и есть.
Может, таким способом он пытался показать, что не представляет угрозы?
Я покачала головой. Нет. Нет, это меня не смягчит. Он снимал меня. Он наблюдал за мной даже сейчас. Он мог соврать о том, что видел в ту ночь. Черт возьми, он мог меня записывать! Может быть, на порносайте злобных бывших уже висит видео, как я трахаю себя вибратором.
Я не знала этого человека и была бы идиоткой, поверив ему.
«Я все равно тебя не прощаю», – написала я.
«Я пока тебя и не прошу», – ответил он. Это значит, что попросит позже?
Я подняла голову и посмотрела в камеру, и мысли в моей голове бурлили, как яростный прилив. Мне надо было прекратить это. Сказать ему испариться в пространстве. Но почему я не могла заставить себя это сделать? Неужели какая-то свихнувшаяся часть меня этим наслаждалась?
Наверное, внутренняя пытка отразилась у меня на лице, потому что он написал:
«Просто скажи мне прекратить, Эли, и так и будет».
Мои пальцы зависли над экраном. Мне надо было это сделать. Это здоровое решение. Правильное решение. Конечно, фантазия о том, как мужчина вламывается ко мне в дом и трахает меня, – очень соблазнительна, но это всего лишь фантазия. Реальная жизнь давно продемонстрировала мне, что подобное безумие приводит к единственному логическому завершению – я буду либо покалечена, либо убита.
Мне удалось напечатать букву «С», прежде чем у меня запиликал пейджер. Я посмотрела на сообщение, и все мысли о Безликом мгновенно улетучились из моей головы.
Все скорые были забиты пациентами с пулевыми ранениями. В ночном клубе произошла массовая стрельба.
Я бросила телефон в шкафчик, захлопнула его и выбежала в холл.
Бринли вывалилась из дверей туалета, когда я проходила мимо, и мы чуть не столкнулись. Я замедлила шаг, чтобы удержать ее, и мы вместе поспешили к стоянке скорой помощи.
– Слева! – закричала Таня, пробегая мимо нас.
– Черт, она быстрая, – выдохнула Бринли, пока мы как оголтелые неслись за ней.
– Она королева кардио, – сказала я. – Пробегает три марафона в год.
– Насколько все будет плохо? – спросила Бринли.
Я быстро глянула на нее.
– Правду?
Она кивнула.
– Хуже не бывает.
? ? ?
Через двадцать часов я выползла из больницы. Почти весь коллектив медсестер вызвали внеурочно, чтобы помочь с последствиями стрельбы, а многие коллеги появились даже до того, как мы нашли их номера. Когда происходит трагедия, мы знаем, куда приходить.
Мы приняли только часть жертв. Остальных развезли по остальным неотложкам и травматологиям по всему городу. Шесть человек погибли, еще шестнадцать подстрелены, а еще двадцать получили травмы во время давки у выхода из бара.
Как сообщил один из полицейских, собиравших свидетельские показания, стрелка устранила героическая барменша. Она выскочила из-за барной стойки вскоре после того, как он открыл стрельбу, ударила его бейсбольной битой и продолжала бить, пока его голова не стала похожа на расквашенную тыкву.
Она спасла много жизней, но у нас по-прежнему оставались трое человек, которые могли скончаться от полученных травм. К сожалению, это даже не самая страшная массовая стрельба, которую я видела. В прошлом году мужчина пришел на работу к своей бывшей жене, убил восемь человек и ранил еще жуткое количество, прежде чем снайпер спецназа его обезвредил.
Мне удалось поспать час или два в перерывах между беготней из одной палаты в другую, но этим нельзя было нивелировать тот факт, что я бодрствовала практически сорок часов. Именно поэтому я оставляю Фреду так много корма и воды. Мой ветеринар постоянно повторяет, что нельзя оставлять ему бесконечное количество еды, а то он растолстеет. Но по мне, так пусть лучше Фред станет немножко попухлее, чем будет голодать каждый раз, когда я вот так задерживаюсь на работе.
Я поднялась на лифте на третий этаж, на парковку, плотно укутавшись в свое тяжелое зимнее пальто, но когда открыла дверь, мне в лицо ударил порыв ледяного арктического ветра. Я оглянулась по сторонам и остановилась. Снова шел снег – он валил большими, толстыми хлопьями, которые уносил ветер. Отлично. Надеюсь, на дорогах все не очень плохо.
У меня возник соблазн развернуться и пойти спать в одну из специальных комнат, выделенных под долгие смены, но скорее всего, если я так сделаю, у меня снова будет только пара часов, прежде чем кто-нибудь найдет меня и попросит помочь. Говорить нет в таких ситуациях было для меня проблематично, а я достаточно хорошо себя знала и понимала: чтобы не подставить себя же, лучше поехать домой, пусть придется вызвать такси или службу перевозок.
Надо было только забрать несколько вещей из машины, а потом можно вернуться и вызвать «Убер». Было глупо думать, что я сейчас смогу сесть за руль. Всем только того и не хватало, чтобы я заснула за рулем и спровоцировала очередную аварию.
Я оторвалась от вида снега и потащилась в угол стоянки, где оставила машину.
Когда я дошла до нее, она оказалась заведенной.
Я остановилась в нескольких метрах, с недоумением уставившись на нее. У меня не было бесконтактного зажигания, которое могло бы это объяснить. Может, я так устала, что у меня уже галлюцинации?
Я оглянулась в поисках человека, которого можно было бы спросить, видит ли он то же, что и я. Но никого поблизости не оказалось. Сейчас было три утра, и на этом уровне стояли только машины сотрудников. Все мои коллеги крепко обосновались в больнице и пытались спасать жизни.
Я несколько раз быстро моргнула. Нет. Не галлюцинация. Моя чертова машина была заведена. Я не могла оставить ее такой – ключи были в сумке, – так какого хрена тут происходит?
Мой вялый мозг наконец-то начал просыпаться. Это что, его рук дело?
Я достала из сумочки баллончик и пошла параллельно машине, оглядываясь по сторонам на тот случай, если кто-то нападет из засады. Стоянка была ярко освещена, и я не заметила ни души, но лучше не рисковать. Я продолжала держать палец на кнопке распыления, пока в моем поле зрения не оказалось водительское место. И кто-то на нем сидел. Кто-то огромный. В капюшоне, который закрывал лицо.
Нет. Не может, мать твою, быть.
Ни с того ни с сего он повернулся, и я отпрыгнула, врезавшись в соседнюю машину. Из моего окна на меня глядел Безликий.
Что же, теперь я полностью проснулась. И была совсем не в настроении валять дурака. Какая наглость с его стороны исполнять такие номера после целых ночи, дня и ночи, как у меня!
Он поднял руку и помахал мне, потом показал пальцем, чтобы я подождала, опустил его и посмотрел вниз. У меня в сумке запищал телефон. Я не сводила с него глаз, пока рылась в поисках источника звука.
Мне понадобилось довольно долгое время, чтобы прочесть сообщение, потому что я то опускала глаза на текст, то снова быстро поднимала их, изучая обстановку. Я не верила, что где-то неподалеку у него нет сообщника, который ждет, пока я отвлекусь, чтобы они могли застать меня врасплох.
«Я подумал, что могу довезти тебя домой. Погода дерьмовая, а ты, наверное, без сил. Тебе сейчас небезопасно самой садиться за руль».
Я метнула в него глазами молнии, а потом согнула палец, показывая, чтобы он опустил стекло.
Он снова отвернулся и стал печатать.
«Не прыскай в меня баллончиком».
– Ты не в том положении, чтобы мне приказывать, – крикнула я ему. Он едва-едва приоткрыл стекло, чтобы лучше меня слышать. – В этой больнице сейчас двадцать копов, и большинство из них я знаю по именам. Один звонок – и ты в жопе.
Он снова начал печатать в телефоне.
– Серьезно? Ты не будешь со мной разговаривать?
Он покачал головой и продолжил.
Я должна настолько хорошо его знать, чтобы суметь распознать голос, раз он идет на такие крайние меры. Кто он? Один из тех копов, которыми я ему только что угрожала? Я смогла вспомнить только двоих с такой комплекцией, но это бы объясняло, как он так легко меня нашел, ведь он мог воспользоваться специальным полицейским оборудованием.
«Я просто тебя подвезу. Я видел, через что ты прошла и что ты еле стояла на ногах, когда собирала свои вещи, так что я решил приехать».
Я устало взялась за переносицу и на секунду задумалась, не стоит ли мне позвать на помощь.
– С чего ты так решил?
«Ты не сказала мне остановиться, Эли».
Я в бессилии опустила руки и уставилась на него.
– Потому что меня отвлекла чертова трагедия!
«Тогда скажи сейчас», – написал он, обернулся и взглянул на меня своими высасывающими душу черными дырами.
Я открыла рот, но не произнесла ни звука.
Скажи это, Эли, приказала я себе. Скажи это, черт возьми! Просто скажи ему на хрен остановиться, как сделал бы здоровый, рациональный человек, которым ты была до того, как его видео заполонили твою ленту.
Я пыталась выдавить из себя слова, но чувствовала, будто задыхаюсь. Черт. Я просто не могла. И что это обо мне говорило? Что это значило? Неужели мне правда нравилось?
Это от усталости, попыталась сказать себе я, но ложь не удалась. Уродливая правда заключалась в том, что в последние несколько дней я чувствовала себя более живой, чем за последние несколько лет. Понятно, что половину этого времени я пребывала в ужасе, но я находилась в таком положении, что ужас был предпочтительнее бесчувственности. До того как он проник в мой дом, я жила в мире серости и шла по жизни, словно робот. Работа, зал, дом и по кругу. Краткие проблески чувств, изредка прорывавшиеся сквозь этот мутный туман, крутились вокруг этого человека и его видео.
Я взглянула на него, и мой взгляд начал рассеянно блуждать по его маске, и хотя он смотрел на меня из-за неподвижного пластикового фасада, я готова была поклясться, что уголки его губ как будто слегка приподнялись в легком намеке на ухмылку.
Я навела баллончик в щелочку над стеклом.
– Если я настолько отупела, что не в состоянии сказать этого сейчас, это еще не значит, что я сяду в машину к человеку, который вломился в мой дом и снимал меня без разрешения.
Я надеялась, что камеры на стоянке все это записывали и он не отыскал способ как-то прервать съемку или заменить одну запись другой. Если бы кто-то сейчас напрыгнул на меня и повалил на землю, это было бы единственное визуальное свидетельство того, что случилось с моей тупой задницей.
Он опять что-то печатал, и меня уже выводил из себя такой способ общения.
Просто говори! – хотела закричать я.
Телефон тренькнул, и я снова начала совершать эти пируэты глазами, которые скакали вверх-вниз последние пять минут.
«Посмотри на пассажирское сиденье. Вся власть будет в твоих руках».
– Если кто-то там поджидает, чтобы накинуться на меня, я убью вас обоих, – предупредила я. – Не испытываю особого дружелюбия к мужчинам по ночам.
Он кивнул, как будто ничего иного не ожидал, и жестами показал мне поторопиться.
Я стиснула зубы и с опаской обошла бампер, чтобы посмотреть на машину с другой стороны. Он, должно быть, почувствовал мое нежелание подходить слишком близко, поэтому согнулся и сам открыл пассажирскую дверь. Мой пистолет и жуткого вида нож лежали рядом на сиденье. Он откинулся назад, показал на них, а потом на меня.
Еще один морозный порыв ветра с воем ворвался на стоянку, и я задрожала всем телом. Хоть я и была в толстом пальто, но мои форменные брюки были тоненькие, и у меня настолько не работала голова, когда я выползала из больницы, что я забыла надеть перчатки.
Я шагнула к открытой двери, навстречу льющемуся оттуда теплу, но продолжала ждать ножа за пазухой. Он даже не шевельнулся, чтобы кинуться на меня, только еще немного откинулся назад и поднял обе руки в перчатках, чтобы показать, что безоружен. Я бросилась вперед и схватила пистолет, а потом отскочила и быстро проверила, по-прежнему ли он заряжен. Он был заряжен.
Он приятной тяжестью лежал в моей руке, как гарантия безопасности. Насколько я могла видеть, у него не было никакого оружия, да и с такого близкого расстояния я могла легко пристрелить его, прежде чем он бы его достал. Власть действительно была в моих руках, и было очень приятно впервые за все время иметь перед ним преимущество.
В этой части спектакля я должна была приказать ему выйти из машины и вызвать копов, но я снова начинала валиться с ног, потому что адреналин падал, и мои зубы стучали от холода. Мне не хотелось вызывать «Убер», а потом придумывать, как добираться до больницы на следующую смену. И копов я тоже вызывать не хотела. Никакого рационального объяснения моему упорному нежеланию к ним обращаться не было – я работала с ними каждый день и знала, что они всегда готовы прикрыть товарищу спину, – но при этом что-то меня останавливало.
Наверное, дело было в том, что я в силу профессии встречала очень много плохих людей – убийц, насильников, бандитов, грабителей, педофилов, да всех на свете. Мое чутье пестовалось годами, и у меня развилось чуть ли не шестое чувство, помогавшее распознавать опасность. И сейчас все эти инстинкты молчали. Только разум призывал позвонить в полицию. Что еще немаловажно, он понравился Фреду. Фреду никто не нравился. Он шипел, убегал или прятался. Это было его классическое поведение со всеми, кто только ни приходил. Тот факт, что он по-настоящему играл с Безликим, до сих пор взрывал мне мозг.
Чутье подсказывало мне сесть в машину и смотреть, что будет дальше. Не то чтобы я оказалась беззащитной, сев на пассажирское сиденье. У меня был нож и пистолет, и я могла наставить их на него, пока он ведет машину. Стоило ему сделать одно неверное движение или попытаться напасть на меня, и – бум! Будучи медсестрой, я знала, куда целиться, чтобы нанести максимальный ущерб.
И да поможет мне бог, мне было любопытно. На каком-то уровне мне было интересно, что из всего этого выйдет. Несмотря на потенциально катастрофические последствия. Несмотря на то, что ни один рациональный человек бы так не поступил.
Ладно. Я не была рациональна. Пришло время признать этот факт. Когда-то, год или два назад, я самозабвенно сражалась с тьмой, а теперь ныряла ласточкой в самый темный омут. Я была озабоченной, переутомленной женщиной, которую больше интересовали сексуальные фетиши, чем безопасность и комфорт.
Это принятие вызвало во мне странные чувства. Теперь, когда я перестала бороться с собой, я оглянулась на последние несколько дней и увидела то, что пыталась игнорировать: мне этого хотелось. Всю мою взрослую жизнь мне было чертовски одиноко. Мужчины, с которыми я знакомилась в приложениях для знакомств, как будто не возражали, если я откровенно забивала на них или забывала писать неделями напролет. Они просто переключались на кого-то другого, как Тайлер.
Я всю свою жизнь посвятила заботе о других. Теперь я хотела, чтобы кто-нибудь позаботился обо мне. Я хотела, чтобы кто-то мечтал обо мне. Нет, нуждался во мне. Мне хотелось настолько одержимого мной мужчину, чтобы он взламывал камеры и наблюдал за мной, пока не может уснуть. Хотелось, чтобы он следил за тем, где я нахожусь, и заказывал мне домашнюю систему безопасности, чтобы никто другой не мог проникнуть в мой дом. Чтобы он угрожал убить любого, кто меня обидит.
Мне не нужен был мужчина с серой моралью. Я хотела кого-то с черной, как ночь, душой. Того, кто спалит ради меня весь мир и не будет знать покоя, пока этого не сделает.
Безликий опустил руки и поманил меня в машину.
Я втянула живительный морозный воздух, села внутрь и захлопнула дверь, скрепляя печатью свою судьбу.
8
Джош
Эли садилась в машину. Я наблюдал, как она проскальзывает на кресло рядом со мной, направив пистолет мне в живот, а потом не сводит глаз с моей маски, медленно затягивая ремень на груди и застегивая его.
