Увы, конец моему последнему способу слежки за ее домом, подумал я.
У нее меньше минуты заняли поиски установленной мной камеры, а когда она ее нашла, то просто встала перед ней и замерла. Она так долго смотрела на нее, что я начал нервничать.
Не в состоянии больше этого выносить, я схватился за телефон.
«Скажи что-нибудь», – написал я.
Она взглянула на экран телефона, а потом снова на камеру.
«Вчера ночью, когда ты послал мне то видео. Ты…»
Она осеклась и закрыла рот, будто не могла заставить себя закончить предложение.
«Эли, нет, – написал я, чувствуя подступающее отчаяние. Я хотел, чтобы она боялась меня, но не так. – Я остановился».
«Я тебе не верю», – сказала она так тихо, что я едва расслышал.
Черт, я начинал ее терять, да?
«И у тебя нет на это никаких оснований, – напечатал я. – И все же я говорю тебе, что остановился».
«Ты наблюдал, как я переодеваюсь, и сплю, и…»
«Нет. Мой моральный компас не всегда указывает строго на север, но он не такой шизанутый».
«Почему я должна тебе верить?»
Я вздохнул. Мне хотелось убедить ее, но я понимал, что это неправильная стратегия. Пока что я был для нее только незнакомцем из интернета.
«Ты не должна, Эли».
Она издала низкий, полный разочарования звук и покачала головой.
«Черт».
Я видел, как она выдернула камеру из розетки, и хотя я знал, что это случится, все же был не готов к чувству потери, которое будто ударило меня под дых.
«Я не хочу навредить тебе», – написал я, понимая, что могу об этом пожалеть, когда все полетит к чертям и она, наконец, на меня заявит.
«Ты разве только что не намекнул, что я была бы идиоткой, поверив тебе?»
Наверное, так и было.
Ее статус «онлайн» погас, когда она вышла из приложения.
Это было нормально. Я ожидал, что какое-то время Эли будет просто вне себя из-за камеры.
Но если все пойдет по плану, то я докажу, что не хотел ей навредить и что она может мне верить.
7
Эли
Надо перестать проверять телефон, подумала я, толкая дверь комнаты отдыха.
Каждый раз, когда у меня освобождалось хотя бы пять секунд, я туда заглядывала. Вчера я установила новую систему безопасности, поставила маленькие сенсоры на все окна и камеры на дверных звонках. В наборе также имелись внутренние камеры, но черта с два я их поставлю. Не сейчас, когда через них за мной может наблюдать Безликий.
Сволочь.
Я просто не могла поверить, что он установил камеру у меня в спальне. Проникновение – это уже достаточно паршиво, но, хоть я и понимала, что не должна, вчера я уже была почти готова простить его за это. Ну правда – я сама попросила его это сделать. Но наблюдать за мной без моего согласия – это уже за гранью, и после всего, что он сделал, было бы глупо с моей стороны поверить в его пургу с «Эли, я остановился». Пусть мое странное нутро и подсказывало мне, что я могу ему доверять.
У какого сталкера отыщется такая моральная выдержка? Почему именно за эту грань он выйти не может? Может, я и плохой человек, но если бы у меня появился шанс поменяться с ним ролями и посмотреть, как мастурбирует он, я бы не остановилась. Я запустила бы руку себе в трусы и присоединилась к его веселью.
Когда я в очередной раз схватила телефон из ящика, меня ждало два извещения системы безопасности. В одном сообщении было видео с пузатым маленьким енотом, шастающим у моей задней двери. Я сохранила его у себя в картинках на память, потому что хоть я и понимала, что это дикие звери и переносчики бешенства, но каждый раз, видя эту маленькую мусорную панду, мне хотелось заобнимать ее до смерти.
Второе видео было с моим странным соседом Стивом, который бегал по нашей улице по ночам, даже зимой. Он был ультрамарафонцем и любил соревноваться в самых экстремальных уголках планеты: чем жестче условия, тем лучше, считал он. Я знала об этом мужчине чересчур много, потому что он ко всему прочему был болтлив, как черт, и однажды зажал меня в угол на одной из соседских вечеринок и без малого двадцать минут рассказывал про свой режим тренировок и про то, что ультрамарафон – это скорее про моральную стойкость, чем физическую выносливость. С тех пор я его избегала. Его настойчивость меня нервировала.
Вот и все. Всего два видео. За последние шесть часов я посмотрела уже дюжину, и все они демонстрировали проезжающие мимо моего дома машины. Мне надо было как-то настроить чувствительность камеры, а то мне весь день будет приходить спам о том, как мои соседи – любители светлого времени суток – живут свою жизнь.
Каждый раз, входя в комнату отдыха, я ожидала увидеть в телефоне Безликого во всем своем масочном великолепии, пытающегося проникнуть в мой дом, пока я на работе. Но никаких признаков не было. Тревожило то, что я не могла понять, испытываю я облегчение или разочарование. С одной стороны, незнакомец проник в мой дом и заснял меня, с другой – он воплотил мрачные фантазии, которые преследовали меня днем и ночью последние три месяца.
Самая большая причина, почему мне так хотелось поверить в то, что он не причинит мне вреда, заключалась в перспективе реализовать на практике мой кинк с масками. Как часто я мечтала устроить тест-драйв этому мускулистому телу! Я хотела, чтобы его пальцы обвились вокруг моей шеи, пока он трахает меня. Хотела смотреть, как вздуваются вены на его предплечьях, пока он крепко удерживает меня на месте. Хотела, чтобы он имел меня сзади, пока я хватаюсь руками за изголовье кровати, а он приставляет к моему горлу нож и велит не двигаться.
Черт возьми, надо перестать так возбуждаться на работе.
Мой взгляд снова сфокусировался на телефоне.
Не делай этого, сказала я себе, когда мои пальцы зависли над иконкой приложения. Сегодня была суббота, а значит – новое видео от Человека Без Лица. Он был пунктуален до абсурда, и сомневаюсь, что его слежка за мной как-то сбила его график. Пока что мне удавалось сдерживаться, но моя сила воли уже трещала по швам.
– Ты слабая, слабая женщина, – сказала я себе, открыв приложение и отыскав его профиль. Разумеется, новое видео было.
– Тебе необязательно его смотреть, – продолжала увещевать себя я. Но мой большой палец двигался по своему собственному усмотрению, и не успела я моргнуть, как через наушники полилась низкая, тягучая мелодия. Безликий вернулся на свое обыкновенное место съемок, и я вздохнула с облегчением из-за того, что больше контента из моей спальни не будет. Он лежал на своем диване в черной дорогой кофте на пуговицах с закатанными рукавами, демонстрирующими все его татуировки и жилистые, покрытые венами предплечья, на которых я была так помешана. Как и всегда, у него был нож, и он игрался с ним, глядя в потолок, пока трагический мужской голос на фоне пел о разбитом сердце.
Сцена сменилась. Теперь он сидел на кровати, прислонившись к основательному изголовью, как будто бы созданному для активной эксплуатации. Оно призывало к энергичному, атлетичному сексу, а еще в нем были врезанные отверстия, как будто предназначенные для привязывания. Теперь он был без кофты, его тело распласталось на подушках, и он отвернулся в сторону, как будто смотрел в пустоту.
Сцена снова сменилась, и этой локации я никогда раньше не видела. Он стоял перед огромным видовым окном, все еще без кофты и с поднятыми руками, опираясь на верхнюю часть рамы. Я нажала на паузу, чтобы впитать в себя этот образ. Его тело было чертовым шедевром. Привилегии красоты начинали казаться реальностью, потому что, глядя на него, мне хотелось простить все его самые страшные грехи.
Ровно до тех пор, пока я не опустила взгляд и не заметила, что к этому видео был прикреплен текст – впервые за все время. Подпись гласила: «Когда она на тебя злится».
Да ну, к черту! Надеюсь, этот говнюк говорил не обо мне!
Я снова нажала на воспроизведение, видео продлилось еще несколько секунд, а потом вернулось на начало. У меня подозрительно сузились глаза, когда я вслушалась в слова песни о сожалении и раскаянии за свои прошлые поступки. Это он так хочет извиниться? Ему нужно что-то сильно серьезнее этого!
Я пробежалась по комментариям. Люди просто с катушек слетели.
«Кто тебя так ранил???»
«Дай мне имя и адрес, и я позабочусь об этом».
«Нет. Я отказываюсь верить, что кто-то может на него злиться».
«Леди, выезжаем на рассвете».
«Я вам говорю, я бы простила этому мужчине буквально все».
– Ха, – говорю я невеселым тоном. – Сейчас ты так говоришь, но подожди, когда он убьет меня и придет за тобой.
Я подняла голову и с облегчением обнаружила, что все еще одна в комнате. Надо перестать так много разговаривать с самой собой.
Я снова опустила взгляд и прочла еще несколько комментариев, защищавших его несуществующую честь. В какой-то момент злость окончательно взяла надо мной верх, и я написала:
«Когда у нее на это есть все причины, ты хотел сказать?»
Едва я успела нажать на отправку, мой телефон завибрировал. Он уже увидел и лайкнул мой комментарий. Ох, черт. Он никогда не лайкает комментарии. Интересно, кто-то заметил?
Тут же всплыло новое уведомление: «человек. без. лица подписался на вас».
Я чуть телефон не уронила. Нет, он этого не сделал!
Телефон снова тренькнул. Кто-то – не он – ответил на мой комментарий.
«ЭМ, МЭ-ЭМ, ОН ЛАЙКНУЛ ВАШ КОММЕНТАРИЙ???»
Кто-то еще написал:
«ОМГ, ОНА ЕДИНСТВЕННАЯ, НА КОГО ОН ПОДПИСАЛСЯ».
Я отшатнулась от телефона, когда на меня начали сыпаться сообщения. Что я натворила? И что он натворил, так меня выделив?
Мой телефон начал пищать с такой скоростью, что это стало походить на вступление танцевального трека.
«Прости его, ты, монстр!»
«Какой он в реальной жизни?»
«Ты с ним встречаешься?»
«Так вот что значит на стену лезть от ревности».
«Каково это – стать самой ненавистной женщиной интернета?»
«Если ты его не хочешь, я заберу».
Я быстро вышла из приложения и отключила в нем звук в настройках. Нет. Не буду я сейчас разбираться с этим океаном дерьма. Впереди еще половина смены, а сегодня все уже складывалось достаточно паршиво. К нам в больницу одновременно поступили и жертва изнасилования, и насильник. Его поймали прямо в процессе. Когда семья женщины выяснила, что он здесь, мы потратили целую кучу времени, чтобы уговорить их не убивать его на месте.
Не то что я могу их в чем-то винить.
Хорошо, что не я была медсестрой при этой женщине, потому что, несмотря на годы обучения и этические соглашения, которые я подписала, у меня бы возник соблазн шепнуть мужу номер палаты насильника. Только мысль о тюрьме могла остановить меня, но с учетом того, что я узнала о себе за последние двадцать четыре часа, я не была уверена, что даже этого достаточно.
Может, я была похожа на Безликого больше, чем считала? То я рассуждаю, стоит ли стать сообщницей в убийстве, то решаю восстановить справедливость линчеванием, не сообщая о моем новоприобретенном сталкере полиции. Кажется, я ступила на очень темную дорожку. Возможно, настало время взять несколько недель отпуска и прочистить голову? Я даже больничных не брала уже сколько… Два года? Нет, не может быть.
Я нахмурилась, припоминая. Черт меня подери, действительно. Последний раз я пропустила смену благодаря острому пищевому отравлению после еды из локальной кулинарии, которая с тех пор успела закрыться, что неудивительно.
Два чертовых года работы медсестрой в травматологии без отпусков. Ох. Да уж, надо это исправить. Неудивительно, что у меня в голове последнее время такой хаос.
Ну, еще за это можно было благодарить Безликого. Может, он наблюдал за мной даже сейчас, через больничные камеры безопасности? Наверное, нет, но на всякий случай я показала средний палец одному из огоньков в углу комнаты отдыха.
Телефон просигналил о сообщении.
Я достала его, увидела незнакомый номер и одно-единственное слово:
«Грубо».
Я чуть не поперхнулась. Он взломал больничные камеры. Насколько человек должен быть хорош, чтобы это провернуть? И насколько он должен быть одержим, чтобы зайти так далеко?
И почему, ради всего святого, я из-за этого чувствую себя особенной, а не испуганной до чертиков?
Мне не стоило отвечать. Правда не стоило, но я не смогла удержаться и напечатала:
«Ты смотришь на меня прямо сейчас?»
«Мо-ожет быть», – ответил он и добавил подмигивающий эмодзи.
Я стиснула зубы, пытаясь игнорировать тот факт, что в рамках нашего общения он пока что казался скорее милым, чем стремным.
«Ты нарушаешь столько законов», – написала я в ответ.
«Ты не знаешь и половины того, что я планирую», – ответил он.
«Слушай, ты… УФ, я даже не знаю, как тебя называть!»
«Может быть, ‘бу’? – предложил он. – Ну, знаешь, из-за…»
После текста шли три эмодзи с привидениями, напоминавшими его маску.
Черт возьми, я не собиралась улыбаться! Не в этот момент, когда он за мной наблюдал. Достаточно плохо то, что он заставил меня смеяться вчера. Это все папа с его мрачным юмором, который передался мне. Желание посмеяться всегда нападало на меня в самые что ни на есть худшие моменты.
«Я не буду называть тебя ‘бу’, – написала я. – Остановлюсь на ‘говнюке’, с твоего позволения. А тебе больше совсем нечем заняться, кроме как шпионить за мной на работе?»
«Не особо, – признался он. – Бессонница на этой неделе не отпускает».
Я сморгнула, на секунду почувствовав к нему жалость, но потом пришла в себя. Он заслужил бессонницу за свое поведение.
«Я видел твой комментарий под моим видео, – добавил он. – Кажется, все остальные тоже. Ты сейчас реально популярна».
