Можно было предположить, что все эти страдания и кровь, которые я видела в течение дня, должны были отвлечь меня от моих желаний. Но я настолько к такому привыкла, что это срабатывало только в моменте. Но когда у меня снова появлялась секундочка для себя, образы той маски, которая вполне могла лежать на моем собственном одеяле, снова занимали все мои мысли. Похоть – это естественный ответ тела на травматические события. Оно вновь хочет почувствовать себя живым после того, как настолько близко оказалось к смерти. И я уже очень давно перестала с этим бороться.
– Я знаю, дружок, – сказала я, наклоняясь, чтобы почесать Фреда за ухом. – Дай мне где-то десять минут.
В моем состоянии это точно не заняло бы больше времени.
Я выгнала его из спальни, включила свет и застыла.
На моей кровати что-то лежало.
На моей кровати лежало что-то, чего я там не оставляла.
Вино начало дрожать в бокале, потому что у меня затряслись руки. Но я не могла поставить его, потому что была не в состоянии пошевелиться. Я застыла в совершенной неподвижности, парализованная растущим страхом. Кто-то был в моем доме? Он до сих пор здесь? Черт, поэтому Фред был такой настойчивый? Он хотел предупредить меня?
Я не буду жертвой, подумала я, заставила себя сдвинуться с места, сделать несколько шагов, поставить бокал вместе с телефоном на тумбочку и быстро присесть, чтобы достать из нижнего ящика пистолет, который я там держала.
Одинокая жизнь в большом городе и ежедневная возможность видеть все самое худшее, что он может сотворить с женщиной, сделали меня параноиком. У меня был пистолет в машине, и еще один в доме, помимо того, который я сейчас держала в руках. Я спала с бейсбольной битой у кровати, а еще с газовым баллончиком и метательными ножами на тумбочке, до которой мгновенно можно было дотянуться. Два дня в неделю я брала уроки рукопашного боя с бывшим морпехом, который не давал мне спуску, потому что я была единственной женщиной на занятиях. Если сейчас кто-то был в моем доме, покинет он его в мешке для трупов.
Я прислушалась, поднявшись на ноги и подойдя к кровати. Я ничего не слышала, но это не значило, что кто-то не мог прятаться в шкафу или ждать под кроватью, чтобы схватить меня за лодыжку, когда я подойду. С такими мыслями в голове я остановилась на расстоянии вытянутой руки от постели и вытянула шею, застыв на месте уже второй раз за минуту. На моей кровати лежала маска.
И не просто какая-то маска.
Его маска.
Я столько пялилась на нее в последние несколько месяцев, что могла узнать с первого взгляда.
Я не сошла с ума и не воображала того, что было на видео. Это действительно был мой комод в углу зеркала, потому что он снимал секс-видео, на которое я пускала слюни всю ночь, в моей чертовой спальне!
Твою мать. Что происходит? И какого черта мне теперь делать? Звонить копам? Проверять, до сих пор ли он здесь?
У меня поплыло перед глазами из-за участившегося сердцебиения. А что, если… А что, если вся эта кровь у него на видео была не фальшивая? Что, если для него это не было той же маленькой эротической забавой, что и для всех нас? Что, если он был серийным убийцей, прятавшимся у всех на виду и завлекавшим своих жертв с помощью контента?
Я что, была следующей? Это что, было началом какой-то извращенной игры в жмурки?
Я замотала головой. Если так, то почему я не обратила внимания на другие разные спальни, где он снимал видео и издевался над своими жертвами? Ничего такого не было. Не считая видео, которое он снял сегодня здесь, у него всегда был один и тот же фон – диван, стена в красном освещении, огромная кровать с черными простынями. Это, последнее, было исключением из правил.
Почему я? И почему сейчас?
И почему меня это так офигенно возбуждало, хотя на самом деле мне стоило с криками выбежать из своего дома?
4
Джош
Ох, как я облажался! Я чертовски облажался!
Камера, которую я аккуратно пристроил в комнате Эли, показывала, как она стоит в паре метров от кровати. Ее светло-синяя униформа была смята после марафона в больнице, а пряди волос выбились из косы и падали на лицо. Ее темные глаза стали огромными и наполнились чистым смятением, когда она увидела мою маску.
Эли подняла пистолет, который крепко держала обеими руками, и оглядела комнату.
«Здесь кто-то есть?» – прокричала она, громко и отчетливо.
Меня ни к кому в жизни так не тянуло. Казалось, она готова выстрелить во все, что движется. Хорошо, что я не остался, а то бы уже лежал и истекал кровью у нее на полу.
Я быстро прокрутил в голове всю прошедшую ночь, пытаясь вспомнить, не оставил ли каких-нибудь следов или улик. Я был так осторожен, что вряд ли копы сумеют что-то найти, когда Эли наконец очнется и позвонит им. Даже когда я снял футболку, чтобы записать видео, балаклаву я оставил, так что меня не должен выдать и выпавший волосок. Я даже задержался, чтобы вновь запереть ее заднюю дверь и скрыть свои следы в тающем снегу.
Я поставил камеру в ее комнате не для того, чтобы смотреть, как она переодевается или спит, или какого-то подобного дерьма, но теперь, когда я подумал об этом…
Так, нет. Мне нужно остановиться прямо здесь и сейчас. Эта дорога не приведет ни к чему хорошему. Вторжение в частную собственность – уже довольно паршивая вещь, не стоит добавлять к списку моих преступлений еще и сексуальное преследование.
Я поставил в ее комнату камеру по единственной причине: чтобы увидеть ее реакцию и понять, серьезно ли она писала все эти вещи в комментариях. Так же она погружена во все это мрачное дерьмо, как и я, или просто приходит в качестве туриста?
Судя по откровенному ужасу в ее глазах, выходило последнее. А это значило, что пришло время реализовать мою стратегию отступления. Нужно было аннулировать заказы, отменить планы и придумать себе прикрытие. Я принял все меры предосторожности, чтобы не оставить цифровой след, и я знал только трех хакеров в США, которые могли бы отследить меня и, если бы им удалось избежать всех ловушек, что я оставил после себя, может быть, даже найти. Двое из них сейчас работали в АНБ[1 - Агентство Национальной Безопасности. Здесь и далее прим. пер.], а третий сидел в тюрьме, так что в профессиональном плане я чувствовал себя в безопасности. К тому же сомневаюсь, что местные копы дойдут до федералов ради расследования заурядного вторжения, при котором ничего не сломали и не украли.
Даже мой аккаунт в соцсетях был защищен – ну, насколько это возможно. Любой, кто взломает его, наткнется на тридцатилетнего отца семейства из Юты с тайной любовью к маскам. Это был реальный мужчина по имени Карл с настоящим кинком на маски и похожим на мой секретным аккаунтом с секс-видео, о котором не знала даже его жена. У нас были разные татуировки, и мы снимали разный контент, но полиции пришлось бы потрудиться, чтобы все это выяснить, и я бы уже успел скрыться офлайн.
Извини, Карл, но жертвы неизбежны.
Наверное, мне стоило испытывать больше сочувствия к этому парню, но, как и с личными границами, с эмпатией у меня было плохо. Наверное, именно поэтому всё так неправильно вышло с Эли. Я пришел в такой восторг от перспективы реализовать наши общие фантазии вместе, что даже не дал себе труда взглянуть на вещи с ее точки зрения. Каково было одинокой женщине обнаружить, что в ее дом вторгся незнакомец?
Я открыл еще одну вкладку и раздвоил экран, чтобы наблюдать, как Эли наклоняется и заглядывает под кровать, не выпуская пистолета из рук, и одновременно кое-что погуглить.
Результаты были неутешительны. Если верить Гуглу, Эли была испугана, зла и чувствовала, что ее дом теперь непригоден, даже осквернен, и превратился из святилища в очередное место, где она не чувствовала себя в безопасности.
Как я могу реабилитироваться после такого колоссального промаха? Розы? Мужчины в кино и сериалах всегда посылали розы. Но этого казалось как-то недостаточно. Может быть, много роз?
Я открыл очередную вкладку, все еще наблюдая за Эли, исследующей свою комнату как женщина, которая знает, что делает. Это было сексуально. Несмотря на очевидный страх, двигалась она уверенно и умело, как будто проходила профессиональную подготовку. Может, так и было. Может, она научилась этому на своих курсах по самообороне. Я взял себе на заметку взломать и проверить их камеры.
В тот же момент я уже покупал цветы в местном магазине на чужие деньги. Воровство меня несильно смущало – особенно когда жертвой был богатый преступник, недавно пытавшийся украсть миллионы долларов у наших клиентов. Я пресек эти детские поползновения и проник в их систему абсолютно незамеченным. Там я узнал о них массу интересного, в том числе данные кредитных карт.
На экране Эли проверила свою комнату и смежную ванную и вышла за дверь. Я выкрутил колонки на максимум в надежде услышать, не вызывает ли она копов. Следующие несколько минут прошли практически в полной тишине, не считая тихих шорохов, которые подсказывали, что она продолжает исследовать свой маленький дом.
Я проклинал себя за то, что поставил только одну камеру вместо двух. Что она делала? Как себя чувствовала? Был ли какой-то способ все исправить или я навсегда потерял с ней свой шанс?
«Ты в порядке, Фред?» – услышал я ее слова и сразу встрепенулся, не понимая, с кем она там разговаривает.
На меня ни с того ни с сего нахлынула жуткая злость, пока я ждал ответа Фреда. У нее дома был другой парень? Она планировала встретиться с ним там после работы? Но я не слышал, чтобы дверь открывалась и закрывалась и…
«Он тебя не обидел, пока был здесь?» – спросила она.
Из моих колонок раздалось тихое мяуканье.
«Ты пытался предупредить меня, когда я вернулась домой, да?»
Снова мяуканье.
А. Фред был ее котом. Вся моя ревность испарилась, и я расслабил руку, мертвой хваткой вцепившуюся в компьютерное кресло. Вау, ладно. Такая бессознательная ярость была чем-то новеньким. И, скорее всего, плохим. Надо будет за этим следить. Может, мне и не хочется причинять вред Эли или ее коту, но мысль о другом парне рядом с ней сразу переводила меня в режим «убей его ножом».
В колонках стало тихо, и я напряг слух, надеясь на какие-то признаки того, что Эли… Я не знаю… В порядке? Взбешена? Испугана? Да что угодно, на самом деле. Было некомфортно не видеть ее после стольких ночей, когда я наблюдал за ней по больничным камерам. На ее лице отражался спектр эмоций, и я проводил часы без сна, изучая каждую.
Наконец, она вернулась в мое поле зрения. В одной руке у нее был Фред, в другой – кухонный стул, а во взгляде – отчаянная решимость. Она посадила Фреда на кровать, закрыла дверь, прислонила стул под ручку и забаррикадировалась.
У меня пропала уверенность, что стоит действительно отменять мои анонимные заказы, если она воспринимала стул как способ защиты. Ей просто необходимы все средства защиты дома от злоумышленников, которые я ей купил. Но почему у нее до сих пор их не было? В ее районе был относительно низкий уровень преступности в сравнении с остальным городом, и она, очевидно, могла за себя постоять, но разве я сам не доказал, насколько просто кому-то вломиться к ней в дом?
Я знал, что дело не в деньгах. Страховка ее матери покрыла учебу в школе медсестер и почти всю стоимость дома, и у нее был вполне приличный доход, состоявший из зарплаты и огромных сверхурочных. Может, она просто расслабилась?
Может, я сделал ей одолжение, когда залез к ней и указал на ее ошибку?
Я поморщился. Фу. Больше никаких таких мыслей! Я, очевидно, просто пытался рационализировать свой поступок и приуменьшить свою вину, чего мне явно не стоило делать. Ведь если Гугл меня сегодня чему и научил, так это тому, что я по-королевски облажался.
Эта информация полностью подтвердилась, когда Эли подошла к своему комоду, сменила пистолет на вино, которое оставила там раньше, и осушила бокал, как студент банку пива на вечеринке. Бокал дрожал в ее руках, когда она ставила его на место, и я поморщился. Потому что, черт! Ее страх меня заводил. Я пытался не обращать внимания на свое возбуждение, но поскольку мой член заметно натянул спортивные штаны именно в тот момент, когда Эли заметно задрожала, это стало невозможно игнорировать.
Ладно, я не хотел причинять ей боль, но я хотел ее испугать. Наверное, это не совсем нормально, но достаточно далеко от худшего сценария. И в конце концов, разве это не подтверждало того, что я уже знал о себе? Да черт возьми, я регулярно покрывал свою грудь искусственной кровью, брал в руку нож мясника и пялился в камеру, как будто только что зарезал целую семью!
Я просто кончал от комментариев, где люди писали, что их одновременно и возбуждает, и немного пугает мой контент. Эти комментарии что-то во мне пробуждали, я чувствовал себя могучим, диким и опасным, как будто я могу обладать всем миром. И то, что столько других людей имели те же странные сексуальные увлечения, что и я, нормализировало мои желания. Я не чувствовал, что игры с масками – это неправильно или что я становлюсь на опасную территорию, слишком близкую к тому, чем занимался мой отец.
Казалось, что все это было создано для меня. Поэтому мне хотелось, чтобы и Эли была создана для меня. Не только потому, что она была красивой женщиной с кинком на маски, которая регулярно заигрывала с моим альтер эго, но потому что технически она стала выслеживать меня первой. Ну, во всяком случае, пыталась, если опираться на историю запросов, которую я нашел у нее на компьютере.
Как найти человека из соцсетей?
Кто такой Человек Без Лица из «ТикТока»?
Есть ли у Человека Без Лица другие соцсети?
Есть ли программы, определяющие личность по татуировкам?
Видите? Это она начала. И да, я понимаю, что на судебном заседании этот аргумент бы не сработал, но я твердо решил до конца упираться рогом и верить, что Эли тоже немного сумасшедшая. Достаточно для того, чтобы задуматься, стоит ли обращаться в полицию. А если мне очень повезет – и для того, чтобы согласиться на все те игры, которые я для нас придумал.
Видеозапись снова привлекла мое внимание, когда Эли взяла телефон и уселась на край кровати. Камера, которую я установил, была гениальным маленьким приспособлением. Она полностью имитировала ее зарядку для телефона, с рабочим USB-выходом и всем остальным. Ее гладкая белая поверхность сверху казалась абсолютно безобидной, но на самом деле это была пленка, под которой пряталась широкоугольная камера. И ее было практически невозможно различить без специального оборудования для поиска устройств. Я поменял зарядку на камеру прямо перед уходом, сразу проверил на телефоне, функционирует ли она, а потом исчез в ночи, спровоцировав еще одно замыкание для побега.
Я нажал пару кнопок и приблизил экран телефона Эли. Она была на моей страничке – наверное, собиралась либо заблокировать меня, либо написать мне суровую отповедь в личных сообщениях.
«Я знала, – сказала она, листая телефон. – Кровать. Диван. Стена».
Я нахмурился, пока не понял, что она говорит о фонах на моих видео. Я всегда снимал в своей спальне – либо когда Тайлер уходил, либо когда глубоко спал. И до спальни Эли везде использовал только эти три локации. Она заметила разницу?
Она провела рукой по лицу и повернулась к Фреду, который сидел рядом и урчал так громко, что я мог слышать его через колонки.
– Значит, он, скорее всего, не серийный убийца, заманивающий жертв с помощью контента.
Я откинулся в кресле. Вот что она подумала? Черт. Это точно было последнее, чего я хотел. Как я мог это исправить? Я чуть не поддался соблазну написать ей личное сообщение и объясниться, но как бы это выглядело? Привет, Эли, это я, человек, вломившийся к тебе в дом. Я как раз наблюдал за тобой через камеру, которую спрятал в твоей спальне, и хотел сообщить тебе, что ты права. Я не серийный убийца.
Господи боже.
Я знал, что не надо было соглашаться с терапевтом, когда она предложила мне слезать с антипсихотических препаратов. Очевидно, они были необходимы, если первое, что я сделал после окончания приема, – начал преследовать людей.
Я уже занес руку, чтобы выключить запись, когда Эли повернулась на кровати и, наконец, взглянула на маску. Мой палец завис над кнопкой, когда ее лицо приняло такое выражение, которого я не видел раньше. Ее полуприкрытые веки задрожали, и она так прикусила свою полную губу, что я подался вперед в кресле. Ее щеки окрасил милый румянец. Она что, собиралась заплакать?
Она снова взглянула на кота.
«Есть только один способ проверить».
Прежде чем я успел приблизить ее телефон, она уже что-то быстро печатала, порхая пальцами над экраном, прежде чем нажать последнюю клавишу. За этим последовал звук отправки сообщения или имейла.
У меня на столе завибрировал телефон.
Я замер.
О черт. Она что, отправила мне личное сообщение?
Очень медленно, как будто он может взбеситься и укусить меня, я поднял телефон. На нем высветилось сообщение: «Пользователь ‘эли. эли. оксен. фри’ отправил вам сообщение». Мое сердце трепыхалось в грудной клетке, когда я разблокировал экран и открыл сообщение.
«Это может показаться полным бредом, но не ты сегодня вломился ко мне домой, снял видео в моей комнате и оставил маску?»
Проклятье. И что мне отвечать? Если бы я ответил да, то впоследствии это могли использовать против меня в суде. Если бы я ответил нет, то она бы совсем запуталась. Был какой-то способ ответить нейтрально? Например, вопросом на вопрос, не подтверждая, но и не опровергая ее подозрений?
«А что бы ты сделала, если бы я ответил “да”?» Вот. Это казалось достаточно безопасно.
В моей трансляции у нее тренькнул телефон, и я, как зритель с первого ряда, наблюдал, как она читает и реагирует на мое сообщение. Она снова прикусила губу и резко втянула воздух, приблизив экран к лицу. Несколько прядей волос упали с ее плеча и закрыли мне обзор на ее профиль.
«Черт меня подери, он ответил, – сказала она. – Он никому не отвечает. Никогда».
Повернись вправо, чтобы я мог тебя видеть, чуть не потребовал я, но это бы выдало камеру, а теперь, когда она со мной разговаривала, я не готов был прервать запись.
Она снова начала печатать, и через секунду у меня просигналил телефон.
«Зависит от обстоятельств», – написала она.
«От каких, Эли?», – напечатал я в ответ.
Она снова втянула воздух, и я улыбнулся. Значит, ей нравилось, когда я называл ее по имени. Может, она почувствовала себя особенной, раз человек, который был явным объектом ее влечения в интернете, а также известен тем, что никогда не отвечает на личные сообщения, наконец-то решил с кем-то пообщаться, и этим кем-то оказалась она? Если так, то я собирался писать ее имя каждый раз, когда представится возможность.
«От твоих намерений», – ответила она.
Я откинулся в кресле. Мои намерения. Как было отвечать? У меня было столько опций, столько фантазий, которые я разыгрывал с ней у себя в голове. Например, о том, чтобы разбудить ее посреди ночи и приставить нож к горлу, но вместо того, чтобы вонзать в нее лезвие, вставить рукоятку между ног и довести до полного безумия, дразня ее, но отказываясь давать, чего она хочет, несмотря на слезные мольбы о разрядке. Или о том, чтобы похитить ее на больничной стоянке, отвезти в чащу леса и приказать убегать как можно быстрее, потому что я такое сделаю, когда поймаю ее, что сам Дьявол заплачет.
Но, наверное, она сейчас не была к такому готова, и к тому же могла до сих пор размышлять над звонком в полицию, так что я решил пока что ее подзадорить.
«Моих намерений? О Эли. Зачем мне тебе о них рассказывать, если по твоему последнему комментарию я рассудил, что страх для тебя – это часть веселья?»
Я вовремя поднял взгляд и увидел, как Эли бросила телефон на одеяло и уронила голову в ладони.
«Мне нужно гораздо больше терапии, чем сейчас».
Я улыбнулся. Потому что аналогично.
