– Ты куда пропал-то? – Карина сидела на корточках перед ковриком, так что сердитое красивое лицо оказалось практически вровень с головой Павлика. Куртку она снова накинула на плечи. – Я уж думала, все. Вот, сгоняла сама в «Пятерку» за парком, затарилась.
– Что такое «компрачикос»? – спросил Павлик, спихнув колбасу с тарелки на коврик, в кучку с кошачьим кормом.
– Фигасе ты выдал! Ну, это типа бандиты такие были. Опасные вроде, детьми торговали… Погоди, а ты где про них услышал?
Павлик, помня угрозы дядь-Гериного приятеля, ничего не ответил, только пожал плечами. И погладил Рыжика. Тот, наевшись-напившись, сначала было улегся на коврик, но потом разлепил сонные глазки, неуверенно поднялся, мяукнул обиженно. Покачиваясь, сделал несколько шажков к трубе мусоропровода. Взял да и обкакался, чем изрядно повеселил новообретенных друзей. Карина, конечно, для виду поохала, пробормотала ворчливо что-то про «мелких серунов» и насчет того, что «все вы, мужичье, одинаковые». Но Павлик заметил, как соседка кривит губы, силясь скрыть улыбку. И сам прыснул со смеху, вспомнив, что чуть ранее мочился у другой такой же трубы: и правда ведь, получается, они с Рыжиком «серуны-ссыкуны».
Потом Карина опять ушла к себе, а вернулась с половой тряпкой и совком, чтобы наскоро прибрать за котенком. Рыжик же, успокоившись, задремал рядом с блюдцем. Так до самого вечера втроем и просидели.
Стали оживать лифты – взрослые возвращались с работ. В шахтах то и дело тряслись и гудели, поднимаясь и опускаясь, кабины. В одной из них, вероятно, свалили приятели дядь Геры. По крайней мере, Павлик на это очень надеялся.
Наконец, когда на площадку восьмого этажа вышел худенький и кудрявый (и поэтому немножко смешной) дядечка в сером полупальто и очках на тонком длинном носу, Карина поднялась со вздохом:
– Ну, вот и батя…
«Батя» Карины казался скорее ее старшим братом, чем отцом. Заметив ребят, окинул четырехглазым взором их импровизированный лагерь. Но ничего не сказал – просто встал, спрятав холеные руки в карманах. Молча ждал, пока дочь распрощается с друзьями.
– Пока, Рыжик. До завтра, сосед!
– До завтра, Карина…
Оставшись один, Павлик сел прямо на грязный холодный пол. Привалился спиной к стене, накрыл ладонью Рыжика. Запустив пальцы в мягкую шерстку, почувствовал легкую вибрацию крохотного тела – котенок тихонько мурлыкал во сне, источая успокаивающее тепло. Это тепло передалось руке Павлика и, постепенно поднимаясь и словно растекаясь у него под кожей, достигло груди. Мальчик не заметил, как задремал, убаюканный кошачьей колыбельной.
Проснувшись, первым делом проверил, на месте ли Рыжик. Затем прислушался – сверху, с девятого, доносились неразборчивые приглушенные крики. Подскочив как ошпаренный, побежал к своей квартире. Но к тому моменту, когда он влетел в прихожку, ссора уже перетекла во что-то вроде примирения – из спальни опять раздавались ритмичные скрипы и стоны.
В последующие денечки Павлик уже регулярно после школы заглядывал к Маме в буфет, чтобы выпросить «коклету» или хотя бы булку с сосиской для Рыжика. Таким образом он старался, как говорили по телику, «внести свой вклад», поскольку уход за котенком в основном обеспечивала Карина. Она и корм с молоком покупала, и даже специальные лоточек и лежаночку откуда-то притащила. Ребята распределили между собой нехитрые обязанности, у них даже некий распорядок оформился: в первой половине дня, пока Павлик был в школе, с Рыжиком проводила время, кормила и поила его Карина; Павлик же «принимал смену» после учебы – играл с котенком, скармливал тому нехитрые буфетные гостинцы, выбрасывал в жерло мусоропровода содержимое лотка. Вечерами же и на выходных они оба гуляли с Рыжиком на улице, во дворе и парке, внимательно присматривая, чтобы никто из местных котейку не обижал.
Павлик за безопасность питомца переживал не на шутку. Его все подмывало поделиться с подругой историей про жуткий живой факел, сделанный из уличной кошки, и другими страшными байками из детства дядь Геры, но как это сделать так, чтобы не нарушить данное «компрачикосам» слово?.. Удержать же все эти ужасы внутри собственной головы тоже казалось невозможным. Да и Карина подмечала беспокойство приятеля, интересовалась, что его гложет. В итоге Павлик рассказал про «фокус» с леской, сославшись на старшаков из школы – дескать, от них услышал. Карину его рассказ привел в ярость.
– Вот же уроды! – сказала она и выругалась матом. Она вообще нередко ругалась, совсем как взрослая. – Этим козлам самим причиндалы бы поотрывать, чтоб не плодились! – А потом добавила: – Мелких обижать нельзя – запомни это, мелкий. Маленькие слабее, обидеть маленького – много ума не надо. Нет в этом ни силы, ни смелости – так батя говорит. Он, типа, пацифист, мой батя, он вообще считает, что обижать никого нельзя, что все надо делать по закону… И тут я с ним не согласна ни разу. Но вот мелких – мелких трогать не моги! Знаешь такую песенку?..
И она напела Павлику куплет, который показался ему смутно знакомым, хотя он и не мог вспомнить, где и когда эту песню слышал.
– У ко-ошки четыре ноги… Позади-и у нее – длинный хвост, длинный хвост! Но трогать ее не моги – за ее малый рост, малый рост!
С тех пор строчки эти стали для них обоих чем-то вроде тайного, понятного только им заклинания. Частью некоего каждодневного ритуала, включавшего в себя прогулки по парку и обязательные поглаживания Рыжика.
Домой Павлика при этом ни капельки не тянуло. Дома теперь день-деньской заседал, один или с друзьями-компрачикосами, дядь Гера.
Тому, казалось, было совершенно плевать, где пропадает пасынок. Искать работу дядь Гера бросил. Все чаще Павлик, возвращаясь в квартиру для ночевки, слышал, как Мама с отчимом ругаются – и все реже ему доводилось слышать звуки «примирения» из спальни. У Павлика даже затеплилась надежда, что в скором времени «мятый папа» наконец-то исчезнет из их с Мамой жизни. Провалится туда, откуда приперся.
А пока – пока утешением и отдушиной для Павлика служило время, проведенное с котом и подругой. Рыжика он вообще воспринимал как своего рода «компенсацию» – это умное словечко как-то раз произнесла Карина, рассказывая про развод родителей. Павлик понял так, что «компенсация» – это когда тебе что-то хорошее взамен чего-нибудь плохого дается. Тепло и любовь, щедро источаемые рыжим котенком, получается, ком-пен-си-ро-ва-ли присутствие в жизни Павлика дядь Геры.
А еще он был очень рад, что пушистого солнца становилось все больше – Рыжик прибавлял на глазах и уже через пару недель вырос раза в два. Теперь Павлик мог его не просто гладить, но даже зарыться лицом в шерстку на брюшке, чтобы ощутить «кайф» (еще одно Каринкино словечко), когда маленькие клыки покалывают затылок через волосы, – котенок, играя, норовил куснуть. Карина, наблюдая за друзьями, бурчала насчет блох, вшей и прочих гадостей, но сама то и дело хихикала.
Однажды она даже пригласила Павлика к себе. В тот день ее родители уехали в суд по своим «разводным» делам, а Карина сбежала с уроков. Значит, можно было поиграть втроем во дворе, но сначала соседка решила похвастать кое-чем, вот и позвала мальчика в свое жилище.
Он поразился тому, какие порядок и чистота там царят. Удивленно уставился на круглую белую штуку, стоящую на полу в коридоре, – таких Павлик прежде не видывал.
– Робот-пылесос, – пояснила Карина. – Сам убирает. А управлять им с телефона можно, прикинь? И еще через вот эту штуку, голосом.
– Обманываешь!
Но Карина и правда скомандовала:
– Алиса, уборка!
И робот загудел и принялся разъезжать по ламинату, вращая щеточкой.
– Ты богатая! – сказал Павлик восхищенно. И добавил: – Я тоже, когда вырасту, богачом стану. Олигархом!
Карина фыркнула:
– Счастье-то не в деньгах измеряется, мелкий.
– Я знаю, что не в деньгах, – насупился Павлик.
Ему было досадно, что она до сих пор обзывает его мелким или соседом. Он-то сам давно уже думал про нее не иначе, как про Кариночку. Больно уж старшая девочка Павлику нравилась, хотя признаться в этом даже самому себе было ужасно стеснительно.
– А в чем же, если не в деньгах? – подначила «Кариночка» с ехидцей. – А, олигарх?
– Счастье измеряется… – задумался на секунду Павлик. – В котах! Вот в чем!
Карина посмотрела на него с улыбкой, но уже без насмешки. В таких ее улыбках Павлик ощущал тепло сродни тому, что исходило от Рыжика. От такого тепла он всякий раз млел.
– Вот уж правду говорят, что устами младенца…
– Я не младенец!
– Неважно. Суть-то в другом, Павлик. – Кажется, это был первый раз, когда она назвала его по имени. Да еще и так ласково! – Твоя правда насчет котиков. Знаешь, как говорят?.. Котята – это ангелы, посланные людям с небес, чтобы присматривать за нами.
Павлик про такое ни от кого никогда прежде не слыхал, но ему очень понравилось. А еще он подумал, что это касается не только котят, но и добрых ласковых девочек.
– А смотри, что я Рыжику купила! – отвлекла его от этих непривычно взрослых размышлений Карина.
Достала свой школьный рюкзак с черепом и вытащила оттуда кошачью игрушку – палочку с перьями и маленькими бубенцами-блестюшками.
Прихватив забаву, ребята вышли на площадку у лифтов.
– Буэнас диас, чиканос! – перегородил проход дядь Гера. Вырос словно из ниоткуда, ребята за малым в него не врезались. И, похоже, для него самого это стало такой же неожиданностью, как и для Павлика с Кариной.
– Петрович, мля… – процедил, показавшись у дядь Геры из-за плеча, молодой «компрачикос».
– Чо за херня? – подал голос и старший.
Вся троица застыла на площадке перед лифтами. Оба дядь-Гериных приятеля суетливо оглядывались по сторонам, на двери соседских квартир, на лифты и в сторону лестничной площадки.
Мятый Человек нахмурил было брови, но затем, нарочито широко растянув губы, показал коричнево-желтые зубы в фальшивой ухмылке:
– Чего не в школе-то, амигос?
– Учительница болеет, – быстро соврала Карина. – А вы что тут делаете?
– Да вот, – выступил вперед старший. – Этажом, походу, ошиблись. Звиняй, малая, бывает.
Голос у него был спокойный, но вот взгляд прищуренных, словно через амбразуру посматривающих, глаз так и сновал, метался туда-сюда.
– И правда, ошибочка вышла… Косячок-с! – кивнул дядь Гера. Затем, не глядя, махнул рукой в сторону мусоропровода. – А у вас тут что ж, получается, приют для кошаков беспородных? Нормально так обустроились, сеньоры! И сеньоритки…
Громадная ладонь потянулась к Карине. Та резко дернула головой, избегая прикосновения. Дядь Гера осклабился еще шире, демонстрируя уже все свои коронки:
– Не кипешуй, мучача!
Перевел взгляд на Павлика и подмигнул:
– Губа-то не дура, маль-чико…
На улице Карина сказала Павлику, что играть во дворе сегодня не хочет.
– Давай лучше в парк сходим. А то этот ваш, мятый… задолбал уже, если честно.
Оказывается, дядь Гера пару раз ловил ее на парковке рядом с «Пятерочкой», куда выбирался за водкой и вином для своей «текилы». То подмигнет, то громко, на всю парковку «Привет соседям!» крикнет, как будто знает ее, Карину, тыщу лет.
Но самое неприятное – взгляд. Даже когда она молча проходила мимо, делая вид, что не замечает мужчину и не слышит окриков, то все равно затылком ощущала – «да и не только затылком, если честно», – как дядь Гера пялится ей вслед.
– Он и сейчас у окна торчит, – уверенно сказала Карина. – Можешь не проверять, я точно знаю. Даже если не видно, он все равно там. Я же ведьма, мы такое нутром чуем, понял?
– Понял, – не стал спорить Павлик.
Он просто припомнил, как в прошлый раз дядь Гера сказал своим компрачикосам, что те, мол, должны его, Павлика, узнавать уже. Теперь стало ясно почему: кухонное окно в тот день было открыто и вся троица в него курила. Курила и, получается, смотрела наружу, во двор. На них, на Павлика и Карину, смотрела.
Тему эту никто из ребят больше не затрагивал, чтобы не портить вечер. Вместо этого они дотемна играли с Рыжиком в парке. Карина показывала Павлику белочку, которую приметила на одном из деревьев. Потом Рыжик забрался на ветку другого дерева, а спуститься обратно сам уже не мог, испугался. Карина даже хотела звонить в МЧС, спасателям! Но Павлик не упустил шанса покрасоваться перед подругой, заполз по стволу наверх, по-обезьяньи, и стащил рыжее солнышко. Солнышко с перепугу надуло Павлику прямо на футболку, зато Карина назвала мальчика «настоящим рыцарем» и, смеясь (и чуточку морщась от запаха), чмокнула в щеку.
А еще неделю спустя квартиру Карины обворовали. Павлик узнал об этом за ужином из разговора Мамы с дядь Герой.
– Обнесли? Полиция опрашивала? Да ты чо… – прокомментировал новости отчим. – Наверняка кто-то из своих закрысил, потому и мусора опросы проводят. К нам, кстати, тож заглядывали…
Павлику совсем не понравилось, каким тоном это было сказано. Точно такое же нарочитое удивление звучало в голосе дядь Геры в тот день, когда он с приятелями «по ошибке» на восьмом этаже им с Кариной встретился. Да и не заходил никто сегодня: в дверь стучали-звонили, но отчим не открыл – это все Павлик из своей комнаты прекрасно слышал.
– Хрен на блюде, а не люди, мучача, вот чо я те скажу.
– Герман, ну не при ребенке же…
Мама вроде бы и сердилась на бранное слово, и в то же время не очень. Возможно, подумалось Павлику, это как-то связано с тем, что сожитель преподнес ей в подарок какие-то дорогие духи. Собственно, и разговор-то весь состоялся за распитием «текилы» по случаю очередного замирения.
– Порфавор, мучача… – скалился дядь Гера, пьяный и довольный. И тянул ручищи к торчащим из-под подола у Мамы коленкам. – Тэ амо, кариньо. Ты ж в курсе, си?.. Давай-ка малого баиньки отправим, а сами – аморэ, аморэ…
В своей комнате, пряча в очередной раз голову под подушками, Павлик все думал: не видал ли он раньше этот подарочный пузырек?.. Не стоял ли тот на полочке в прихожей, в квартире у Каринки?..
Сама Карина, впрочем, по поводу случившегося не особо переживала. Так и сказала на следующий день, пока гуляли с Рыжиком во дворе:
– Жалко, конечно, что робота и еще кое-что из батиных прибамбасов вытащили. Но счастье ж не в деньгах, Павлик, ты помнишь?..
– Счастье в котиках.
– Точно! А денег предки еще заработают. Может, и с разводом своим назад отыграют, раз такое дело. Оно ведь знаешь как бывает? Если в жизни что-то плохое случается у людей, то это их как бы объединяет… Компенсация, мать ее!
Вот только плохое – что-то по-настоящему, очень-очень плохое, хуже не бывает! – произошло с ними позже.
В школе начались каникулы, так что Мама, заглянув в зал-детскую, чмокнула Павлика в лоб, но будить не стала. Шепнула, что в холодильнике стынут его любимые «коклеты», велела слушаться нового папу и не ругаться – как будто Павлик когда-либо смел дядь Гере перечить!.. Сказала и ушла на работу. Не минуло и полчаса, входная дверь опять хлопнула – отчима сны Павлика не волновали. У отчима «трубы горели», вот и отправился спозаранку в «Пятерочку» за ингредиентами для своей «текилы».
Впрочем, это Павлик понял уже потом. А пока он, встав, заглянул в туалет (воспользовавшись правом не чистить зубы, раз уж все равно остался дома один). Оделся-обулся, достал из холодильника «коклеты», сложил в пакет и умчал на встречу с питомцем – а еще, конечно, с Каринкой. У той ведь тоже каникулы! Значит, они снова могут гулять целый день, играть с Рыжиком во дворе, в парке и других местах, где только захотят. И, кто знает, вдруг Павлику снова перепадет поцелуйчик…
Но Карины внизу не было. Спит?.. Павлик рискнул позвонить в ее квартиру, однако никто не открыл. Ну, предки-то ладно, завсегда пропадают, а куда Карина подевалась?
Вернувшись к Рыжику, он заметил, что в блюдце почти не осталось молока. И кусочков «Вискаса» рядом тоже не видать, пушистый все схомячил. Или в таких случаях правильно говорить «скотячил»? Надо бы у Карины спросить…
Может, она во дворе гуляет? Павлик приподнялся на цыпочки, открыл окно и, повиснув на подоконнике, выглянул наружу.
Погода тем утром выдалась не по-осеннему солнечная. «Бабье лето», как говорили по телику. Лучи слепили глаза, мешая разглядеть, что творится на улице. Качели на детской площадке, скамеечка – пусто…
Рыжик громко мяукнул.
– Тише ты, мелкий! – отвлекшись, цыкнул на кота Павлик. А когда снова выглянул во двор, то увидел, наконец, Карину.
Та спешно пересекала площадку в направлении подъезда. Он признал подругу по ярким крашеным волосам. К тому же на ней была привычная куртка, а с плеча свисал рюкзак. Белым пятнышком пялился снизу вверх на Павлика знакомый принт в виде черепа.
А позади, буквально в нескольких шагах, шел дядь Гера. В руках у него Павлик заметил бумажный пакет из тех, что выдают в алкомаркетах. В отличие от Карины, отчим явно никуда не торопился, но и сильно от девочки не отставал. Дядь Гера часто вертел головой – сверху, из окна, отчим казался маленьким, как крыса, и движения его, когда он посматривал по сторонам, были такими же резкими, дергаными, по-крысиному хищными.
Рыжик снова протяжно мяукнул, но Павлик не обратил внимания. Он растерялся, не зная, что делать. Крикнуть Каринке? Или дядь Гере, чтобы отвлечь?..
Или лучше бежать вниз, им навстречу?
Спрыгнув на пол, Павлик метнулся было на лестницу, но затем сообразил, что Карина скорее поедет на лифте. Прибежал обратно, замер меж двух кабин: какую выбрать, чтоб не разминуться? Нет, все-таки лучше поорать из окна отчиму, задержать того хотя бы на минуту!
Павлик так спешил, что задел ногой блюдце. Оно громко звякнуло, перепугав Рыжика. Котенок шарахнулся в сторону, даже шлепнулся задом на свой коврик. «Прости, прости!» – только и успел подумать Павлик, снова прыгая к окошку.
А вот докричаться до кого-нибудь во дворе уже не успел. И детская площадка, и асфальт перед подъездом пустовали. За спиной у Павлика загудели механизмы заработавшего лифта. Пуще прежнего замяукал – практически уже закричал! – кот.
