– Это ошибка, Елена Владимировна, – крикнул наглый пацанёнок в чёрном выпендрёжном пиджаке с блестящими лацканами. – Вы же знаете, Краснов тупой, он двух слов связать не может.
– Он кретин! – добавил один из тех, что крутился вчера вокруг Мэта.
– Так, может, ты, Вогулов, хочешь ответить вместо него? Или ты, Янусов?
– Нет, я не хочу.
– И я не хочу.
– Ну, вот и помолчите. Давай, Серёжа, отвечай.
– Да он же второгодник!
– Так, прекратите все, – чуть повысила голос училка. – Итак, говорим о мнении Добролюбова. Что такое обломовщина согласно его представлениям?
Я пожал плечами. Все притихли, готовясь захохотать, выпалить что-нибудь глумливое и едкое, а я провёл ладонью по своему свежему ёжику. Катя моя курсовую писала по Гончарову. Причём, совсем недавно писала.
– Ну, не вздыхай, Серёжа. Отвечай.
– Не понимаю я, Елена Владимировна…
Класс взорвался от смеха.
– Ну-ка, тихо! – хлопнула она ладошкой по столу. – Что не понимаешь? Поясни.
– Не понимаю, почему этого русофоба Добролюбова никак не изгонят из школьной программы.
Сразу стало тихо.
– Что-что?!
Она широко раскрыла глаза, пытаясь понять, что у меня на уме.
– Ну, посудите сами. Он говорит, что обломовщина – это типичный образ жизни русского человека, включающий в себя апатию, лень и бесцельное существование. Нет, такие люди встречаются, конечно. Даже в нашем классе имеются, и далеко ходить за примерами не надо. Посмотрите на Вогулова и Янусова.
Класс снова захохотал.
– Но это, – продолжил я, – не является отличительной чертой русского народа. Как раз, наоборот. Ещё поискать надо более трудолюбивых и изобретательных людей, чем наши соотечественники.
– Как любопытно. А что же представляет из себя обломовщина по твоему мнению?
– Во-первых, такого явления я лично никогда не встречал в реальной жизни. А что касается Ильи Ильича Обломова, вымышленного персонажа, то некоторые литературоведы считают его последним русским богатырём и даже русским Гамлетом. А кто-то сравнивает его бездействие с алхимическим Великим деланием. И если мы посмотрим какие приводятся аргументы, то скорее всего согласимся. Если не станем пребывать в апатии и лени, продлевая своё бесцельное существование.
Ну, и дальше коротенько, как говорится, минут на сорок, я задвинул пару актуальных теорий. На место я вернулся в полной тишине, которая была, на самом деле, красноречивее и громче самых громких оваций и фанфар.
– Илья, короче, когда у тебя тренировка? – снова прижал я Рожкова. – Я хочу начать заниматься. Но только, чтоб ты с тренером поговорил.
Задерживаться в этом мире я не хотел, совсем не хотел, но и не понимал пока, как мог вернуться назад. А тренировки… Тут ведь как, чем меньше простаиваешь, тем лучше.
– Да блин! Не возьмёт он тебя.
– Ну, не возьмёт, значит не возьмёт. Я тебе заплачу, хочешь?
– Достал ты. Ладно, в половине четвёртого сегодня приходи. Знаешь, комплекс у старого моста на Кузнецком?
– Знаю.
– Если опоздаешь, можешь сразу забыть об этом разговоре.
– Не опоздаю. Чё надо с собой иметь?
– Кимоно, но можно для начала просто шорты спортивные и футболку. Занимаемся босиком.
– Понял. Второй вопрос. Знаешь адрес Шалаева?
– Мэта? Зачем тебе?
– Да надо. Хочу в гости к нему съездить.
– Бабки что ли отвезти?
– Ну… – пожал я плечами. – Типа. Ты был у него когда-нибудь?
– Был на днюхе в прошлом году.
– Так дай адрес.
Он порылся в телефоне.
– Скажи номер, я тебе в «телегу» скину. У тебя телега есть?
– Кидай, – кивнул я, соображая, что такое «телега». – У меня всё есть.
– Слушай, ты после вчерашнего прям на себя не похож. У тебя там в черепушке твоей всё по полочкам что ли разлеглось?
– А как лучше доехать?
– На такси рублей семьсот, я думаю. В одну сторону. Зависит от загруженности. Ну, автобус вроде ходит какой-то.
– Ладно, спасибо, Илюха. Только смотри, язык за зубами, понял?
– Блин, Крас, только не наглей, ясно?
– Адиос, амиго.
На остальные уроки я не пошёл. На перемене вышел из школы и не вернулся. Зашагал по бульвару, у драмтеатра перешёл через Советский проспект и нырнул во двор к Четвёртой поликлинике, а дальше – в сторону городской бани.
Баня стояла на месте и даже внешне не изменилась. Я дёрнул дверь и вошёл в пахнущее берёзовыми вениками помещение. Прошагал через вестибюль и подошёл к буфету.
– Закрыто ещё, – не глядя на меня бросила тётка в белом халате и накрахмаленном, стоящем колом, марлевым чепце на голове.
Я усмехнулся. Такое чувство возникло, будто я не в будущее, а в прошлое перелетел, в глубокий совок. Правда буфет выглядел сейчас совсем иначе. Пивной кран, стойка, вывески, бутылки. Прибежище тех, кто живёт по принципу год не пей, два не пей, а после бани выпей.
– Я Кукушу ищу, – ответил я тётке.
– Кого? – скорчила она пренебрежительную физиономию. – Ты чего несёшь, шкет?
– Мне нужен Кукуша, – твёрдо повторил я.
– Шуруй отсюда, а то я тебе такую кукушу сейчас устрою.
Из двери за её спиной вышел толстый плешивый мужик с круглым тугим животом. Халат на его пузе не сходился, и оно торчало, как стенобитное орудие. Он настороженно оглядел меня, отодвинул бабу в сторону и упёрся руками в стойку. Толстые волосатые пальцы были унизаны перстнями. Синими, набитыми в разные годы.
– По этим пальчикам учебник истории написать можно, – покачал я головой.
– Тебе чё надо, шнурок? – прохрипел он.
– Кукуша кукует, а вор ворует, – усмехнулся я и глянул ему в лицо.
Он моментально покраснел, будто у него резко подскочило давление и остолбенел. Постояв так какое-то время, он порывисто повернулся к тётке.
– Иди, Люда… накладные проверь… Нам тут перетереть надо…
5. Ведь с тобой, мой мусорок, я попутала рамсы
Кукуша обвёл меня тяжёлым взглядом, и я заметил, как левое веко у него пару раз легонько дёрнулось.
– Ты кто? – со свистом просипел он.
– Что-то я не расслышал, – нахмурился я.
Он настороженно обернулся, проверив, удалилась ли Люба и, понизив голос ответил:
– Сколь вору ни воровать…
– А тюрьмы не миновать, – усмехнувшись, закончил я и показал на его чернильные перстни. – Всё, как по писанному, да, Кукуша? Чё? Я тебе говорил, что и с того света достану?
Он захлопал глазами, пытаясь понять, что же такое здесь происходит.
– Так как же это… Сергей Михайлович?
– Не рад что ли? – я засмеялся.
– Да что вы говорите такое! У меня же жизнь остановилась, после того, как вас схоронили… Вон, всё ж по рукам видать.
– Видать, – вздохнул я. – Всё видать. Но ничего, Кукуша, наше время пришло. Теперь мы им покажем.
– Только… не пойму я… как это так? Это ж… Не бывает так…
Он даже головой потряс, чтобы прибавить себе ясности. Я снова усмехнулся.
– Ладно, дядя Слава, не буду тебя больше за нос водить.
– Чё?
– Ну не Бешеный же я. Ты же сам видишь. Я его племянник.
Он резко поднёс руку, практически саданул себя по лицу и вытер взмокший лоб. У него всё лицо мокрым было.
– А как ты узнал тогда? – прохрипел он. – Это только он и я…
– От него и узнал.
– А лет тебе сколько? – с угрозой в голосе спросил он и рожа его стала дикой и даже немного жуткой. – Ты чё, додик, в натуре, от фонаря двигаешь? Ты чё елдачишь, ботало? Я ж те звякало твоё голыми рукам выдеру и в фуфло затромбую! Я ж тебя…
– Осади коней, Кукуша, – прикрикнул я. – Забыл, как Сергей Михалыч тебя малька малолетнего из дела вывел?
– И чё?
– А как помогал тебе, чтоб ты на твёрдую дорожку встал?
Он опасливо оглянулся.
– И то, как вы по Ахмату…
– Ладно-ладно… Тихо!
– Знаю, что не забыл, Кукуша. Он тебя тоже…
– Так он же…
– Пойдём на свежий воздух, там поговорим.
Он кивнул и крикнул напарницу:
– Люба, иди постой. Я скоро!
Мы отошли от бани и сели на скамейку под рябиной с нежными розово-жёлтыми листочками и тяжёлыми налившимися гроздьями.
– Короче. Все эти пароли и позывные для чего были? – с менторской ноткой спросил я и кивнул, в знак весомости своих слов.
– Так чтоб, если кто объявится от Бешеного… от Сергей Михалыча, то есть…
– Ну, вот я и объявился, а чё ты тогда кипишуешь?
