– Да ладно, не парься, гостинцы принёс, – подмигнул он и кивнул на два больших пакета, стоявших на буфете. – Чтоб вы тут с голоду не перемёрли. Зарплату хрен знает когда дадут, да? Краб камчатский, балычок, икорка, ну и всякое такое. Там колготки ещё, но я в них вообще не шарю, «Омса» какая-то, велюр или чё там… Короче, сказали просто атас, самый писк. Но если не подойдут не бейте.
– Ничего себе, – нахмурился я. – Это как ты так?
– Хочешь жить – умей вертеться.
– Ясно…
– Ну, хорош, Серый. Мы же братья. Чего набычился-то?
И правда, чего это я набычился? Он же по-братски… Жене моей колготки вот принёс… На душе стало противно, будто царапнули чем-то. Кате тоже, кажется, было не по себе. Она смотрела в сторону, а на щеках играл румянец.
– Спасибо, Никит. Сколько должен тебе?
– Чё ты мелешь, Серёга? Должен, блин. Не расплатишься. И я тебе тоже. Столько же. Всё, закрыли тему. Поехали.
– Куда? – удивился я.
– Генерал нас с тобой вызывает. За сегодняшний подвиг наградить хочет.
– Блин… Быстро, скотина.
– Отобьёмся. Живых не осталось. А торгашка твоя всё как надо сказала.
При упоминании торгашки, Катя повернулась ко мне и взгляд её сделался вопросительным.
– Да не, не, – засмеялся Никита, перехватив этот взгляд. – Ты не думай, там ничего такого. Погнали, Серый, а то люлей нахватаем.
***
Мы вышли из подъезда. Никита достал из кармана ключи и нажал на кнопку на брелоке. Пик-пик. Красная девятка моргнула фарами.
– Никитос, я не понял… Чё за тачка?
– Садись, – довольно ответил он, – прокачу с ветерком.
– Ты ж бухой.
– Ну, арестуй меня, – глумливо, как умел только он, рассмеялся Никитос.
Я открыл дверь и сел на пассажирское сиденье. Он бросил на заднее сиденье портфель и уселся за руль.
– Откуда дровишки? – похлопал я по панели.
– У Ноздри отжал, – усмехнулся он.
– То есть? – нахмурился я.
– Вот тебе и «то есть». Просто наехал на него и отобрал ключи. Ничё с ним не сделается, не обеднеет. Поезжу и отдам. Потом. У него не только рыло, он весь полностью в пуху, так что заявлять не станет. Посадить мы его не можем, ну, так по-другому пускай вину искупает. Ты же сам говорил о справедливости и неотвратимости. Я считаю, что в данном случае поступил совершенно справедливо. И тебе советую. Сейчас на зарплату не проживёшь, тем более, её чё-то не платят уже вон сколько.
Он лихо газанул, колёса шлифанули на месте, выбрасывая гроздья чёрной ледяной каши.
– Шумахер, – покачал я головой.
Мне вся эта история не нравилась. И подарки, и разговоры у ларька, и ночной вызов к большому начальству, и машина эта. И взгляд Никиты не нравился. Будто накосячил и ждёт, что я узнаю.
– Слушай, – задушевно, но как-то фальшиво начал он, когда мы выехали из двора, – мне Кузьмичёв намекнул, что генерал хочет мне место начальника Ленинского РОВД предложить.
– Чего? – напрягся я.
– Пойдёшь со мной? Замом, а?
– Ну, во-первых, после сегодняшних мероприятий всё может накрыться медным тазом, мне кажется, а, во-вторых… с какого это хрена, вообще-то?
– Ну, с какого… С такого. Не зря же я с Епишкиным целый год бухал. Вот он и пошустрил, поговорил, с кем надо.
– И что, будешь ему заносить каждый месяц? Генералу.
– Блин, Серый, ты чё такой нудный, капец, просто!
– Сажать его надо, понимаешь?
– Да посадим мы его, посадим, не ссы. Только сначала поближе подберёмся, материалы соберём. Пойдём, мне без тебя хреново будет. Вместе сделаем образцовый райотдел. Соглашайся, брат!
Я замолчал. Он посмотрел на меня, качнул головой, вздохнул и включил радио. «Младший лейтенант, мальчик молодой…» – запела Аллегрова.
– Погоди-ка, – сказал я, глянув в окно. – А ты куда едешь-то?
– Да, на дачу к нему, – недовольно ответил Никита. – Он сейчас на даче живёт. Вот, приказал туда прибыть.
– На дачу? Серьёзно? Может, ещё в баньке попаримся? А ты откуда знаешь, где у него дача?
– Так он же адрес сказал… Ну, не сам, конечно, через майора. Да не загоняйся ты, тут ехать двадцать минут всего.
– В Журавлёво, что ли?
– Да, рядом там, в лесу. Где наш профилакторий знаешь? Вот там, только поближе к реке.
Дача оказалась крутой виллой за высоченным кирпичным забором, страшно дорогой, но уродливой. С собственной охраной, небольшим КПП и асфальтированными, полностью расчищенными дорожками. Дежурный, похожий на братка, сопроводил нас к срубу из метровых кедровых брёвен.
– Точно, в баню, – весело подмигнул мне Никита, и я понял, что он нервничает, причём сильно.
– Прорвёмся, – кивнул я ему. – Не дёргайся. На назначение это не повлияет. Я скажу что, ты ни при чём, что вообще не знал. Главное, не дыши на начальство.
Он не ответил, только сжал челюсти и покатал желваки. Мы прошли через предбанник и оказались в просторной комнате отдыха. Было жарко, пахло берёзовыми вениками и чаем со смородиной. На столе стоял самовар, кружки с пивом и водка. А ещё тарелки с рыбой, колбасой, ветчиной… ещё какие-то яства. Я скользнул по столу взглядом и остановился на двух распаренных, мордатых дядьках.
Один из них был начальником городского управления, а вот второй… Вот же суки, ничего не боятся! Вообще ничего. Вторым боровом оказался Ширяй. Бандос, который весь город держал в страхе.
– Ты что, Бешметов, вообще из ума выжил? – как бы нестрого и даже по-дружески, поинтересовался генерал и отхлебнул из кружки пиво. – Ты зачем Ахмата с его людьми пострелял? Рехнулся?
– Так они напали, товарищ генерал-майор, пришлось отстреливаться, – пожал я плечами. – Они разбойное нападение совершили и покушение на изнасилование.
– Покушение, – усмехнулся он, а Ширяй на меня даже не взглянул, занимаясь разделкой рыбины. – Одни от тебя неприятности. Вред один. В общем, дурак ты, Бешметов. Ладно, горбатого, как говорится, только могила исправит. Ты что, материалы на меня собираешь?
Твою мать! Сердце подпрыгнуло. Меня будто молнией прошило. Насквозь.
– Какие ещё материалы? – нахмурился я.
– Какие? Это ты скажи? В Москву, в собственную безопасность, говорят обращался.
Сука! Я резко обернулся и полоснул Никиту взглядом, но он только плечами пожал.
– Из министерства сообщили, – развёл руками генерал. – Дурак, говорят, Бешеный твой, как есть дурак. Ты уж его образумь как-то, а то с дураками каши-то не сваришь. Понимаешь, Бешметов? Каши с тобой не сваришь. А как жить без каши-то?
Он вздохнул и уставился на меня в упор. Глаза у него были добрыми, лучистыми, щёки – розовыми, как у пупса, а голос – мягким и задушевным.
– И что с тобой делать прикажешь, а? Где материалы? Никит, ты нашёл папку его секретную?
– Так точно, Евгений Иванович, – ответил Никита, и я снова обернулся в его сторону.
Он на меня не глянул. Выглядел при этом собранным и уверенным.
– Она дома хранилась.
Вот же урод! То есть он Катюху мою…
– Молодец, – похвалил генерал. – Не зря, значит, место тебе отдаю. Не зря. Ну что, Бешметов? Как с тобой поступить прикажешь?
Я взглянул на его самодовольную красную рожу. Он улыбался. Чувствовал безнаказанность.
– Там не все материалы, – заявил я и снова посмотрел на Никиту. – Есть ещё.
– Да похеру, – махнул рукой генерал. – Мелочи это всё. Мелочи. Если ты, например, погибнешь при исполнении, кто будет твои материалы в дело пускать? Катерина твоя? Не смеши.
Я непроизвольно сжал кулаки. Он и про Катьку знал. Вот же урод! В ушах застучало, будто молоты принялись бить по наковальне.
– Ладно, дам тебе шанс, – по-отечески тепло сказал генерал. – Но, смотри, не упусти. Опер ты хороший, результативный, в хозяйстве сгодишься, вон Никитке, дружку своему закадычному поможешь. Но только придётся пройти испытание. Давайте, ребятки.
Сзади появились Ширяевские головорезы и под руки вывели меня из бани. Запихнули в защитного цвета «буханку» и загрузились сами. Мы выехали на трассу. Никита ехал в другой машине, тоже «буханке», она двигалась за нами.
Минут пятнадцать мы катили по шоссе, а потом свернули на подмёрзшую к ночи грунтовку и заехали в густой и тёмный сосняк. Меня вытащили из машины и подвели к свежевырытой яме, освещённой светом фар. Я обернулся. Из второй машины ещё кого-то вели. Кажется женщину. Фары били в глаза, и я не сразу понял, что это была Юля. Та самая, из ларька…
С ней не церемонились. Молча бросили в яму и встали у края.
– Держи, – спокойно, как ни в чём не бывало, сказал Никита и протянул мне «Макарова».
Тут же в спину упёрся ствол.
– Серёг, не дури, – добавил он. – Жизнь такая. Кто она тебе, Юлька эта? Шлюха базарная. Давай, хлопни её, сделай мир чище. И себе место под солнцем заработаешь. На Катьку денег много надо, я же понимаю. Ты же не хочешь, чтобы она…
– А если нет? – повернулся я к нему, прерывая рассуждения о моей Кате.
Суки, решили кровью повязать, чтоб я не дёргался больше.
– «Нет» не существует, – покачал он головой. – Есть только «да». Давай, ты же не дурак, вот и нечего время тянуть, девку мучить. Раз, и готово. Давай, Серый!
Сердце моё будто рука сжала. Сильно сжала. Заныло, застонало сердце, особенно когда я встретился взглядом с Юлей, избитой, измазанной грязью, затравленной, перепуганной вусмерть…
– Ладно, – кивнул я. – Ладно, Никитос.
Ствол упирался в спину между лопаток. Я обернулся.
– Туда смотри! – прорычал коротко бритый квазимодо и ткнул калашом.
Калашом, не тяп-ляп. Рассмотреть его рожу не получилось из-за фар.
– Аккуратней, чучело, – бросил я. – А то я тебе башку отгрызу.
– Чё ты проблеял?! – дёрнулся он. – Я тебя щас наизнанку выверну, мусор!
– Ты пасть прихлопни! – зло рыкнул Никита. – Добазаришься.
– Чё?! Метлу привяжи свою, мент поганый!
Бандос отвлёкся, ослабил давление… и я резко рванул влево, крутанулся, уходя с линии огня и отбивая ствол в сторону. Бандос оказался резким и моментально даванул на гашетку, прорезав холодный влажный воздух очередью. Кто-то на краю могилы вскрикнул.
– Танго, – коротко бросил я, дёрнул на себя автомат левой рукой.
Громила подался вслед за оружием, а я резко поднял правую руку и один раз нажал на спуск.
Он откинул голову и сжал пальцы. Калаш затарахтел, а я придержал тело, не давая упасть, и закрылся им, как щитом. Тра-та-та-та-та-та-та! Он поливал стоявших на краю своих подельничков, а я держал его руку. Кто-то успел выстрелить, но ему было уже всё равно.
Магазин отстреляли быстро. Я оттолкнул тушу, скакнул в сторону и положил последнего братка. Оглянулся. Никитоса не было видно. Сука хитрожопая! Свалил тварь.
– Юля! – крикнул я. – Быстро сюда!
Она, обхватив голову руками и скрючившись, как эмбрион лежала на дне ямы. Жива или нет, я не видел.
– Юля! Время!
Она дёрнулась, я наклонился, потянулся к ней.
– Давай руку! Не спи! Машину водишь?
Она молча кивнула.
