Павел Смолин "Ван Ван из Чайны"

На улице было одуряюще жарко, душно и влажно. Легкий ветерок шелестел листьями деревьев – вон там самая настоящая пальма растет! – гнал по грунтовке перед медпунктом одинокий пластиковый пакет и трепал висящие на доске объявлений бумаги. Портреты доктора Шена и пары пожилых медсестер (в отпуске или на выходном, потому что в медпункте их не было) оставались неприкосновенными: «ударников труда» защищали стеклянные рамки. Между двумя фонарными столбами болтался алый транспарант с лозунгом: «Улучшим результаты выпускного экзамена!».

Удивляться моральных сил не осталось, поэтому я просто покрутил головой, посмотрев на поросшие лесами холмы вдали. Далее взгляд окинул одинаковые бетонные одноэтажные дома вдоль улицы и переместился на грунтовую парковку напротив медпункта, где стоял неровно?черный, явно многократно перекрашенный, но чистый и ухоженный музейный экспонат: мотоцикл с коляской, вызвавший в голове очередную порцию чужих воспоминаний. Модель – Советская, «ИЖ?9», изготовлена еще перед Великой Отечественной. В Китай попала в числе своих товарок и другой техники – подарок самого Иосифа Сталина самому Мао Цзэдуну в честь окончательной победы последнего в гражданской войне.

Нет, мы к сожалению не родственники ни тому, ни другому Вождю – просто вот этот сидящий на мотоцикле, тощий до безобразия старик с превратившимися от старости и обилия морщин в тонюсенькие щелочки глазами, но сохранивший густые седые волосы в свое время служил при Мао переводчиком?синхронистом. С русского на китайский и обратно переводил, и мотоцикл получил в качестве поощрения за качество работы. Вон та тряпка на бензобаке повязана не просто так – она скрывает табличку с подписями Мао и Сталина.

Мир жесток ко всем, и те, кто стоит рядом с власть имущими, не исключение: когда под Мао зашатался трон, и в ход пошли хунвейбины, шибко грамотный и талантливый переводчик Ван Ксу попал под замес: сильно избитого (прадеду из?за этого очень трудно ходить, поэтому в пределах дома он перемещается на инвалидной коляске) прадеда нашли те, кто был ему сильно обязан, подлатали и посоветовали спрятаться в деревне подальше от столицы – так род Ванов попал в деревеньку в тридцати километрах от города Гуанъань, провинция Сычуань.

А вот дедушки по папиной линии у меня нет – вместо него могила на городском кладбище.

Вынырнув их чужих воспоминаний, я вздрогнул и нечаянно зацепил взглядом доску объявлений, с содроганием увидев дату: 6 июня 2014 года. Это что получается – не только страну и национальность поменял, но и время?

Ничего не понимаю – а «прежний я» так в Красноярске сейчас, в этом вот 14 году и обитает себе спокойно? Или это параллельный мир, где меня вообще не существует, а там, в мире «прошлом» где 2024 год, над моим закрытым гробом – в открытом такое точно хоронить нельзя! – рыдают мама, сестра и прочая родня?

Отогнав мрачный, выворачивающий душу наизнанку образ, я подумал в другую сторону – почему я? Почему именно 2014? Что я должен сделать, и должен ли делать вообще хоть что?то? Будь я лет на пятнадцать моложе, уже молился бы всем богам Вселенной с просьбой выдать конкретный «квест» или хотя бы подтвердить: «Да, Ваня, ты реально избранный и необычный». Хрен там – иллюзий давно не осталось, и таких как я на планете натурально миллиарды.

Что я вообще могу? Я однозначно не герой, и становиться им еще более однозначно не хочу. Ни способностей, ни сил, ни желания – нафига такому выдавать какую?то Великую Миссию? Я же неизбежно облажаюсь, а значит с известной долей уверенности можно заключить: просто где?то что?то невидимое и мощное щелкнуло метафорическими шестеренками, и получилось вот так. О, биткоина можно на спокойную старость запасти, и на этом, пожалуй, все мои возможности применить для себя знания из будущего (кроме ставок на некоторые осевшие в памяти спортивные мероприятия) заканчиваются. Ну не в Партию же идти и товарища Кси на посту Генсека подсиживать – Китай в этом плане страшен, и меня неизбежно сожрут при первой же возможности. Стоп, а я вообще должен жить в Китае? Отсюда вообще?то можно куда угодно переехать, были бы деньги и смысл.

От непривычных для меня раздумий головная боль усилилась, и я решил перестать переливать из пустого в порожнее – все равно смысла нет.

– Ван?Ван, малыш, давай же, мой маленький, идём! – легонько подтолкнула меня в спину мама. – Бабушка скоро вернется из города, будет сильно ругаться.

Не та, которая глухонемая, а по отцовской линии, уроженка и воспитанница самого Пекина, что прямо и не лучшим образом отразилось на ее характере. Истинная глава семьи, что бы там Ван Дэй себе не воображал. Страх и желание держаться подальше – вот что к ней испытывает Ван?Ван, пополам с восхищением, любовью и искренним желанием оправдать бабулины в него вложения – материальные и эмоциональные. Ноги словно сами сделали пару шагов, а я заставил их притормозить.

Там же мотоцикл, на который я зарекался влезать буквально десять минут назад!

– Можно я пойду пешком? – спросил я.

– Нельзя! – отрезала путь к отступлению Айминь.

Неловко спустившись – да у меня рост под два метра, которыми я пока не умею пользоваться – преодолевая тошноту, слабость и боль, которые никуда не делись, я добрался до мотоцикла. Красота! И хочется, и колется. С другой стороны – он же с коляской, и едва ли способен разгоняться больше «сотки». Да и старикан за рулем явно не страдает адреналиновой зависимостью.

Старик глянул на меня блеснувшими из глубины «щелочек» глазами и неожиданно?сильно схватил за ворот выцветшей от постоянных стирок, растянутой, когда?то красной футболки и подтянул к себе – лицом к лицу:

– Не смей портить карму моего рода самоубийством, жалкий слабак! – прошипел он на меня сквозь стиснутые в гневе зубы, щедро сопроводив слова крутым ароматом чеснока.

– Ван?Ван очень уместно процитировал Мао! – торопливо похвасталась мама. – Отец, давайте уже поедем.

Презрительно поморщившись, прадед отпустил меня, демонстративно вытер руку о свою залатанную и еще более выцветшую клетчатую рубаху и потерял ко мне интерес. Повернув ключ зажигания, он с едва заметной гримасой боли на лице принялся неуклюже бить ногой по кикстартеру. Гордый.

– В коляску, в коляску, малыш! – опасливым шепотом и толчками в спину направила меня мама.

В коляску я влез еле?еле – пришлось скорчиться и обнять тощие коленки. Айминь расположилась позади прадеда, мотоцикл на удивление ровно для такого древнего механизма затарахтел, и мы выехали на грунтовку, направившись в сторону череды одноэтажных, частично беленных, бетонных домов с совершенно азиатскими черепичными крышами.

Память Ван?Вана подсказала – около десяти лет назад, по инициативе Партии, всю нашу деревню и несколько окрестных снесли к чертям, а жителей переселили вот в такие дома. Есть водопровод и даже канализация, поэтому ворчали на инициативу властей только вечно недовольные старики. За исключением прадеда, само собой – он принципиально решений власти не обсуждает, потому что насмотрелся и натерпелся достаточно, чтобы научиться держать язык за зубами. Ван?Ван вообще не помнил, чтобы он больше пары предложений за день говорил, а чаще молчит с утра до ночи.

Ехали в тишине – прадед не любит пустой болтовни, а мама, которая по рассказам бабушки по ее линии раньше любила поговорить, за годы жизни в семье Ван научилась давать себе волю только тогда, когда можно. Я был этому рад – аккуратно осматриваясь, чтобы не показывать, что эти улицы я вижу впервые, я упорядочивал чужие воспоминания, отделяя их от собственных из прошлой жизни – они мне очень дороги, и, насколько бы правильной не казалась идея «выдвинуть» на передний план новые, отказаться от старой, целиком меня устраивающей личности, я ни за что бы не смог. Полезные изменения – пожалуйста, но основа должна быть непоколебима.

На перекрестке, у сельского магазинчика, занимающего первый этаж узкого двухэтажного домика (второй – кирпичный, потому что торговец Гао одним этажом обойтись не смог и достроил себе жилой), я вернулся к мыслям об оставшихся там родственниках. Ван?Вану сейчас семнадцать лет, поэтому ничего удивительного, что на меня нахлынула депрессия. Какой еще гормональный фон может быть у склонного к самоубийству подростка? Только такой – бросающий из крайности в крайность. Ладно, задавим, а картина рыдающей над гробом с моими ошметками мамы отныне и навсегда объявляется запретной, равно как и рассуждения о том, тот же самый это мир или параллельный.

Чего уж теперь.

* * *

Дом семьи Ван несколько отличался от пришедшего ко мне в воспоминаниях Ван?Вана. Выросший в этом доме подросток щедро мазал картину в голове редкими приятными и обильными неприятными ассоциациями, снабжал каждый закуток порцией детских впечатлений, на что?то банально не обращал внимания из?за того, что привык и не видел смысла приглядываться. Да что там «неприятными» – этот дом он банально ненавидел, мечтая спалить дотла. Еще до перестройки деревни семья Ван жила в двух домах, но деревенский староста расстарался, и теперь все живые представители рода (кроме однорукого, живущего «бобылем» братца) живут в одном.

В голове всплыл посвященный отцу Ван?Вана флешбек: Ван Дэй стоит у забора, отделяющего участок от соседского, и глава семейства Бянь, очень крепкий, но низкий китаец (а кто еще?!) с висящим на красной жилетке значком деревенского старосты его, что называется, «чмырит»:

– Хо?хо, Ван Дэи, только подумай – у тебя есть высшее образование, а я едва закончил школу, но старостой почему?то выбрали меня, а не тебя! Ничего, ты же мой сосед, и я буду за тобой приглядывать!

– Поздравляю с назначением на такую ответственную должность, уважаемый староста Бянь, – отвесил отец поклон. – И благодарю вас за вашу доброту.

Древний он, Китай – Ван?Ван, будучи деревенским подростком, почему?то это чувствовал и передал мне в полной мере. Что для страны с пятью тысячами лет непрерывно записываемой истории какие?то жалкие полвека с коммунистической (с вот такими вот нюансами) властью и идеологией? Тысячи лет по Поднебесной ходили чиновники, и власть их была настолько велика, что крестьянам только и оставалось, что кланяться и не злить от греха подальше уважаемого человека. Даже деревенский староста с высоты Традиции и менталитета воспринимается как тот, кто может даже если не стереть тебя в порошок, то сильно испортить жизнь. Понимаю главу семейства Ван, а Ван?Ван в силу молодости понимал меньше и боялся собственного презрения к «бесхребетному» отцу.

Мотоцикл остановился прямо у крылечка – перед фасадом забора нет, как и у наших соседей. Не принято целиком за забором прятаться – за бандитов добрых соседей держишь? Заборчик из горизонтально прибитых к столбам досок начинается дальше – от задней стены дома, огораживая нехилый по размерам кусок земли, по большей части занятый огородом и садом с фруктовыми деревьями. Оставшееся пространство занято хозяйственными постройками: стайка с козами, свиньями и коровой, курятник, гусятник, небольшой гараж для дедова мотоцикла и мотокультиватора, сарай и банька вполне русского образца – сложно придумать отличающийся способ мытья. Топится редко – обожающий парилку прадед не настолько эгоист, чтобы жечь покупной уголь каждую неделю ради себя одного, а остальные Ваны жару не любят: и так живем в субтропиках, какая тут нафиг парилка? Стоп – в памяти есть воспоминания о теплой куртке Ван?Вана, значит зимой прохладно. Ладно, разберемся и запишем на будущее – подростки носят в голове хаос, и доверять их воспоминаниям в полной мере нельзя.

Основой гигиены служит летний душ – деревянная будка с баком для воды сверху. Утром заправляется, к вечеру вода уже почти кипяток – удобно и бесплатно. Имеется и уличный сортир – дальше, на другом конце сада. В той деревне, где обитает и работает доктор Шен, имеются школа, детский сад, клуб – она типа центр местной сельской жизни, поэтому там Партия постаралась лучше, и канализация работает до сих пор. В деревне нашей она проработала два года, а потом загнулась, и от этого туалета прямо в доме Ванов нет – бесполезное помещение ныне используется в качестве кладовки. Соседи побогаче за свои деньги обустроили себе септики, а Ванам на такое денег не хватило – главу семьи (формального) от этого несколько презирают домочадцы, и Ван?Ван – не исключение.

На крылечке сидела одетая в розовые сланцы, линялый, когда?то желтый халат и собравшая седые волосы в пучок бабушка по маминой линии – Жуй Джи не разговаривает и не слышит, а еще – пугается, если подойти к ней сзади, и от испуга может «отоварить» стильной клюкой, подарком покойного мужа, который промышлял столярным делом. Имеется у нее и другая особенность – имя «Джи» значит «удачливая», но…

– Опять проиграла мама! Ну сколько можно? – без особого раздражения, скорее по привычке, вздохнула Айминь.

Бабушка очень любит играть в лотерею, но ни разу за долгие десятилетия не выиграла.

– Хорошо, что она играет в «Супер лото», а не «Юнион», – так же, по привычке, добавила мама.

Розыгрыши первой – трижды в неделю, второй – каждый день, и урона семейному бюджету от «Юнион» было бы больше. Бабушка мечтает сорвать куш в пять миллионов юаней, поэтому исправно тратит шесть юаней в неделю.

Под порцию нафиг мне не нужных воспоминаний о двух главных китайских лотереях, я на чистой мышечной памяти Ван?Вана вылез из коляски, посмотрел как мама?Айминь ногой прогоняет тощего мелкого лохматого пса непонятной породы, попытавшегося осквернить семейную реликвию, поздоровался с бабушкой языком глухонемых – этот навык может однажды и пригодиться, жизнь по?разному оборачивается – просмотрел ее ответ…

– «Зачем ты портишь карму славных родов Ван и Жуй, плохое яичко»?.. Жестом пообещал больше так не делать и открыл для прадеда ворота. Проезжая мимо меня, он отвесил мне легкий подзатыльник – за то, что открывал медленно.

«Плохое яичко»… Так в китайских семьях называют не оправдывающих ожидания – неважно, сиюминутные или глобальные – детей. Спасибо Ван?Вану за память – без знания языка и реалий я бы набил очень много болезненных шишек.

Дверь дома внезапно распахнулась, ударившись ручкой о стену, и из нее с пугающей скоростью выскочила женщина лет пятидесяти, одетая в белую блузку и брюки. Та самая бабушка по отцовской линии, Ван Кинглинг. Пока она бежала ко мне, я успел найти в памяти пацана некоторое количество случаев того, как Ван?Ван умело использовал любовь бабушки к своей пользе.

– Малыш ты мой, наследник! Да что же это такое? Я раз в месяц выехала в город, а за моим любимым внуком никто не доглядел! – пока я разбирался с чужими воспоминаниями, бабушка Кинглинг скрасила свой путь громкими, очевидно слышимыми всей деревне, криками.

Остановившись передо мной, женщина взяла мое лицо в свои непривычно?мягкие для селянки ладони и стала всматриваться карими глазами, сквозь стекла очков выискивая недостатки.

– Малыш, ну как же так? Ты же у меня самый умный, самый красивый, самый удачливый! Я тебе яблочный тортик купила из той дорогой кондитерской, что тебе понравилось. Яблок с киви привезла. Те трусы, что ты хотел, тебе нашла.

Отпустив лицо, она взяла меня за плечи и принялась подталкивать к крылечку:

– Ох, иди в дом, птенчик, иди мой хороший. Тебе нужно отдыхать, ты так много учился, так много работал. Сядь на диван я тебе сейчас куриного отвара дам. Восемь петушков забила, да ещё вчера с вечера начала уваривать.

Что это вообще такое было?!!

Пока я послушно и всей душой желая поскорее спрятаться от домашних направлялся в дом, успел увидеть краем глаза как мама?Айминь помогает прадеду слезть с мотоцикла и усесться в коляску, смиренно принимая бабушкины упреки:

– Как ты посмела не доглядеть за моим внуком, мерзкая тварь? Малыш такой чувствительный, такой нежный птенчик! Ты ужаснейшая мать!

Застарелое желание Ван?Вана защитить мать было успешно подавлено, и не мной, а столь же застарелым желанием не попадаться под горячую бабушкину руку. Та еще атмосферка в этом доме, и очень хорошо, что у Ван?Вана есть своя комната, в которой можно спрятаться от жестокого внешнего мира и капающих на мозги родственничков.

Поднявшись по деревянному крылечку – вот эта доска новенькая, ее прибивали вот эти руки под тщательным присмотром Ван Дэй. Чего у китайского папы не отнять, так это полного набора крестьянских навыков – без хозяйской руки деревенский дом и участок стремительно деградируют под натиском природы. Сам я изначально из деревни, поэтому прекрасно представляю себе, насколько не заканчивается здесь труд. С утра до вечера, с «отдыхом» в виде смены деятельности с одной на другую. Однажды сбежав от этого ада, я стал совершенно городским, привыкшим к комфорту, жителем.

Ван?Вану прелестей лежания в горячей ванне и ленивой уборки пару раз в неделю отведать не пришлось, но во мнениях мы с ним сходимся: больше всего на свете пацан боялся облажаться на экзаменах и остаться из?за этого в деревне навсегда. К огромной радости китайского папы – вот он крестьянин до мозга костей, и каждый вечер «утешал» Ван?Вана рассказами о том, как здорово будет, когда семейное дело перейдет к нему – растить чеснок это же так здорово!

Веранды в доме не оказалось – обитая дерматином входная дверь вела в небольшую прихожую. Слева – вешалка с обилием «рабочей», старенькой одежды. Справа – самодельный шкафчик для обуви, набитый сланцами, пожилыми кедами и кроссовками легендарных фирм «Абибас», «Нуке» и «Рума». Гордость Ван?Вана – настоящие кроссовки «Адидас» – хранятся в его комнате. У любимчика вообще хватает привилегий – на пацана сливают львиную долю скудного семейного бюджета.

– Слабак вернулся! – раздался голос сестренки?Донгмэи из большой комнаты, в которую выходит прихожая.

– Плохое яичко испортило нам всем карму! – вторил почти такой же голос со стороны кухни. – Может скоро есть будем? Я проголодалась, хочу свинины с орехами и яблоки!

Сестренка?Дзинь очень любит подражать вреднючей «старшей» (первой на свет появилась) близняшке, но характером сильно отличается в сторону доброты и наивности.

Я?настоящий подражание в целом одобряю: в этом социальном аду, коим является Китай, добрым и наивным быть можно сильно не всегда, иначе жизнь пойдет крахом. А вот Ван?Ван в особенностях характеров близняшек разбираться не хотел, не держа их за отдельных людей и относясь со смесью презрения (он?то мужчина и любимчик!), раздражения – лучше бы их не было! – и зависти: они?то девочки, считай – со встроенными привилегиями родились, и спроса с них, как не?любимчиков, сильно меньше.

Сняв дырявые, сохранившие остатки синего цвета кеды, я убрал их на место и вышел в комнату. Телевизор имеется – старенький, цветной, небольшой и ЭЛТ?шный, стоит на тумбочке с ящичками (самодельной) у стены между двух окон. Левое показывает сливу – судя по плодам, совсем скоро собирать урожай. Правое – грушу, с плодами та же ситуация. Фрукты частично идут в животы Ванов, частично – продаются, конвертируясь в прибавку к бюджету.

Перед тумбочкой с телеком, почти на всю комнату, раскинулся старенький, но чистенький ковер совершенно советского стиля. В него упирались босые ноги двенадцатилетней, загорелой больше, чем ей бы хотелось, Донгмэи. Чуть выше колен начинались облезлые джинсовые шорты – самодельные, немного велики, поэтому сестренка подпоясана стареньким, потрескавшейся черной кожи, ремнем. Сверху – бледно?желтая выцветшая майка с покемоном, слегка топорщащаяся там, куда Ван?Ван с очень большим смущением и даже ненавистью к себе последний год поглядывал чаще, чем положено добропорядочному старшему брату. Пубертат штука суровая.

Телек наполнял воздух тихим пением какого?то пестро одетого, смазливого китайца, а сестренка под это дело занималась тем, что вызывает у бабушек и матери почти ярость: полировала пилочкой обрезанные до мальчишеской длины ногти, во всю немалую ширину карих глаз наблюдая за процессом и от усердия поджав пухлые губы. Комплект будущей красавицы дополнялся изящной формой черепа и иссиня?черными, собранными в хвост при помощи желтой резинки, волосами.

Игнорирует, и я отвечу ей тем же, вместо этого посмотрев на здоровенный книжный шкаф у левой стены – занимает всю целиком, оставив без своего присутствия лишь проход в левый коридор дома, прикрытый сверху «аркой» на два шкафчика – и на чуть менее монструозный, предназначенный для книг, шкаф у стены правой. Проход есть и там, и именно туда мне и надо. Вместо шкафчиков над дверным проемом – жутко тарахтящий, древний, но исправно поставляющий прохладу кондиционер.

Направившись налево, я не без злорадства, чисто машинально пнул выставленную на моем пути в последний момент – вредина! – ногу сестрицы, сделав это впрочем аккуратнее, чем оригинальный Ван?Ван и услышал в коридоре за спиной торопливые шаги и радостный вопль Дзинь:

– Донгмэи, наше новое видео на Youku набрало сотню просмотров всего за три часа!

Китайский аналог «ютуба». Сестренки очень хотят стать звездами интернета, и пользуются для этого одним стареньким смартфоном на двоих. Камера и звук в нем никчемны, и смотреть их видео от этого можно только через силу. Эта сотня скорее всего набралась случайно, но зачем детей расстраивать – вон они, танец победителя исполняют, гордясь потешным, но значимым для них достижением.

Шагая по паласу под ногами – тянется на весь коридор вплоть до двери в бывший туалет, а ныне – кладовую, я не забывал крутить головой. «Фен?шуй» бабушки и мама создавали как могли: вдоль стен стояли цветки в горшках, на стенах висели мутноватые картины и икебаны в стареньких рамах. Вполне уютно, а вот оригинального Ван?Вана это раздражало, как и прочие «бабьи штучки».

Правая стена – с окнами на деревенскую улочку и дом соседей, таких же ничем непримечательных крестьян, как и мы. Стена левая – с дверьми. Первая комната – прадеда и его дочери бабушки Кинглинг, туда кроме них никому нельзя. Вторая – родителей, живут вместе. Третья и последняя перед кладовкой – моя. Туда можно всем, кроме близняшек – запретить другим входить в свои владения Ван?Ван в силу возраста не смог. В другом «крыле» живут глухонемая бабушка и Дзинь с Донгмэи, в одной комнате.

Взявшись за дверную ручку, я понял, что как?то незаметно для себя «выгорел» до полного пофигизма. А ведь Ван?Ван только что пытался перестать жить, и, как бы ни напирали родственники на важность сбережения фамильной кармы, они все?таки люди, а значит сегодня в покое меня не оставят – будут приходить с утешениями, упреками, угощениями и прочим тематическим добром. Спрячусь и отдохну пока есть возможность.

Глава 3

Двадцать с хвостиком минут – столько спокойного времени мне было даровано. Потратил я их на переодевание из потрепанного «уличного» в еще более потрепанное «домашнее»: ярко?красные (синтетика выцветает долго), неоднократно зашитые между ногами шорты и блекло?зеленую футболку с крупной заплатой, вырезанной из отцовской и пришедшей в негодность рубахи некогда коричневого цвета. Параллельно крутил головой, соотнося увиденное с воспоминаниями Ван?Вана и вырабатывая собственное отношение: к вещам и связанным с ними контекстом.

Собственный телевизор – этот плоский, что в 2014 году так?то менее удивительно, чем «пузатый» раритет в гостиной. Висит на стене – перфоратор Ван?Вану отец пока не доверяет, поэтому кронштейн на стену крепил сам. Размер скромный, но в деревне и такое сильно не у каждого есть. А здесь – личный! Собственный! В отдельной комнате!

Под телеком, на самодельной же тумбочке («Платят за то, что можно сделать самому, только дураки» – одна из любимых поговорок в доме Ван), вообще атас – игровая приставка «Плейстейшен 4», я такую племяннику дарил в прошлой жизни. Как раз плюс?минус в этом году дело и было. Вот эти два предмета, полагаю, обошлись семье Ван как пресловутый личный септик плюс что?то еще.

– «Держи, малыш», – всплыл в голове флешбек с довольной рожей отца, принесшим две коробки сюда, в комнату сына пару месяцев назад. – «Такое и не у всех городских есть, а это…», – покачал приставкой. – «Первая на всю нашу глухомань! В деревне тоже можно жить, если руки растут из правильного места!».

Такая вот у Ван Дэй хитрость, основанная на искренней любви к своей ферме и единственному сыну. А до приставки и телека здесь появился небольшой, сильно подержанный и неоднократно чиненный, но все?таки личный, Ван?Вановый, напольный кондиционер – остальным приходится довольствоваться вентиляторами или охлаждаться в гостиной. Предпоследняя дорогая фиговина – пожилой ноутбук с 4:3 экраном. Почти не используется – тормозной. А вот смартфон свой Ван?Ван любил и «юзал» регулярно для серфинга в интернете.

Кроме высокотехнологичного уголка, в комнате имелись обязательные для любой обители школьника атрибуты: кровать (самодельная, за исключением конечно же матраса, а вот одеяло в пододеяльнике сшито руками бабушки по отцовской линии), стол (тоже самодельный), пара стульев – второй нужен Ван Дэй, чтобы компостировать сыну мозги по вечерам на тему «да нафиг тебе тот город» – некоторое количество полок на стенах с учебниками, художественной литературой (мало, читать Ван?Ван терпеть не может) и тетрадками, и большой шкаф в углу между окном, стоящим под ним столом и правой стеной. Покупной, но очень?очень старый, красующийся потрескавшимся лаком. Под ногами – довольно приличный ковер с зачатками дизайнерской мысли: бледно?бежевый, частично сочетающийся с мебелью и покрывающей стены краской.

Полагаю, комната Ван?Вана стоит как все остальное имущество семейства вместе взятое, включая скот и урожай за пару лет, но за минусом прадедова мотоцикла – такой раритет можно очень качественно «толкнуть» с аукциона миллионов так за десять долларов минимум. Эта мысль не моя – оригинального жителя этого тела, у меня с настоящей исторической ценностью так сделать рука бы не поднялась.

Взгляд упал на висящий над окном кусок холста, на котором Ван?Ван лично и очень старательно вывел свой личный девиз: «Даже кузнечик может стать пауком», и меня накрыли очень, очень, ОЧЕНЬ неприятные флешбеки школьных будней нескладного, обладающего не очень?то приятным характером, аномально высокого для этих краев пацана. «Кузнечик, а правда, что если ты поднимешь что?то тяжелое, твои руки сломаются?». «Кузнечик, тебя опять приехал встречать старпер на этой рухляди!». «Кузнечик, лови!..».

Потерев руками лицо, я избавился от ощущения на нем мокрой и грязной половой тряпки и встряхнулся. Не мое прошлое, не мои проблемы – школа для Ван?Вана так или иначе закончилась, и максимум, что я собираюсь делать с местом моего вместилища в деревенской иерархии – отмахиваться и не связываться. Стукну китайчонка, а он раз – и помрет, а я проведу новую жизнь в тюрьме.

Экзамены – завтра, их результат – через пару недель, и дальше можно начать планировать нормально. Какие?то знания в голове у меня есть – Ван?Ван добросовестно зубрил до самого последнего момента – и, если я наберу необходимый для поступления хоть куда?то минимум по общекитайским предметам, смогу применить пару козырей: теоретическую подготовку тренера и знание русского языка. Учитель физкультуры или переводчик – этого достаточно, чтобы не остаться в деревне с милой (без дураков, это просто я не китаец, а они по местным меркам, судя по памяти пацана, не хуже и не лучше других) семейкой Ванов.

Потерев живот и поморщившись – изжога не уходит, тошнота тоже, а вот голова почти уже не болит – я включил ноут. Вай?фай в доме имеется – вон он, на шкаф присобачен рядом со входной дверью, потому что Ван?Вану нравится «быть хозяином Интернета» – и, дождавшись загрузки и «коннекта», я полез было гуглить свои тренерские объявления, но споткнулся о Великий Китайский Файрволл. Так, Baidu, китайский поисковик…

По Красноярску вообще пусто. Где я был в июне 2014 года? Вроде Руслана Лобова в Польшу возил? Мысли в гудящей от напряжения голове хаотично метались и не давали сосредоточиться. Наконец?то вспомнил, что в это время я был в Дании с 15?летним Сергеем Новицким. Подросток разволновался и вылетел в самом начале. А я получил втык от начальства, что настоял на слабом кандидате. Главное, что все прекрасно понимали, выбора у меня особого и не было – больно важный у него папка. Но премии меня тогда лишили. Ладно, это уже давно в прошлом. Хотя в каком прошлом, если сейчас 2014 год на дворе?

В памяти всплыл стоящий у белой доски преподаватель уважаемый Ли Вайши. Огромная родинка?бородавка на носу делали его предметом насмешек всей школы – «Квадратичные уравнения можно определить как полиномиальное уравнение второй степени, что подразумевает, что оно содержит минимум один член, который возводится в квадрат…»

Моя несчастная голова закружилась, и я прикрыл глаза. Продышавшись, я вбил в «байду» «Юниорские турниры Международной федерации тенниса на 2014 год».

Так, где здесь Дания? Вот она. Хммм… вот и Сергей Новицкий, а вот и тренер, то есть я – Иван. Ничего не понимаю. Как я могу находится в двух местах одновременно? Но если я там, то кто тогда я? Может это все?таки сон?

Нервно почесав голову, я подошёл к пластиковому окну и распахнул его. Вдохнул полной грудью воздух. Под окном противно заорал петух, заскочил на увитый киви забор, и, косясь на меня, распушил хвост и стал важно прохаживаться перед курочками. На сливе висели начинающие синеть плоды, сбоку вились толстые стебли инжира.

Всё вокруг было таким настоящим, что я от страха зажмурился. Нет, двоих меня в одном мире существовать не может. Неужели китайский деревенский подросток получил память погибшего в будущем россиянина? Но как и, главное, зачем?

Усилием воли решив не уподобляться буддийскому монаху – «может я – бабочка, которой снится, что она – буддийский монах?» – я полез в большие новости, пытаясь найти отличия в самом мире.

Читал о России, потому что искать отличия в тех событиях, о которых не знаю, смысла нет. Ага, Крым – наш, президенты в мире те же, значит как минимум глобальный ход истории не изменился. Жаль, но не моя проблема – раньше занимался своими делами, и здесь продолжу так же. Надо будет высказаться после обретения спортивной славы – выскажусь, причем именно так, как порекомендует приставленный Партией куратор, потому что я себе не враг.

Новости спорта… Вот это помню – отныне российским спортсменам надлежит выступать на Олимпиаде без национального флага. Спорт – вне политики! Спорт объединяет людей по всему миру! Впрочем, мне?то что? Вот я реально вне политики, просто жалко спортсменов, которых лицемерные твари из?за бугра принялись щемить, и дальше эта тенденция только усилится. Спортсмен всю жизнь кладет на то, чтобы оказаться на заветной Олимпиаде, ему вообще ситуация в мире до одного места, а потом раз – и тебе нельзя. Обидно.

Дверь комнаты за моей спиной открылась, и чисто по звуку я определил, что прибыла бабушка Кинглинг. Вытащив меня из?за компа, она порывисто меня обняла, сунула мне в рот кусочек обещанного яблочного торта – маленький, чисто подкрепить заботу, но не перебить аппетит – и гордо продемонстрировала вопиюще?красные трусы:

– Наденешь завтра, они точно принесут тебе удачу!

Положив трусы на кровать, она пошуршала стареньким, выцветшим пакетом и вынула оттуда другие обновки: