Ромео включил свет в криокамере.
– Почему бы и нет? Очень похоже на твою фантазию.
У меня нет фантазий, тупица. А тем более о женщинах. Человеческое тело вызывало у меня отвращение.
Он вытянул руки.
– Может, дело в алкоголе? Ямайский ром был жутко крепкий.
– Я не был пьян.
– А я был. – Олли вышел из ванной полностью голым, размахивая членом из стороны в сторону. Эта штуковина была длиннее хвоста лемура. Надеюсь, на свиданиях он приклеивал его к бедру липкой лентой. Все его существование – одно сплошное сексуальное домогательство. – В стельку.
Оливер остановился возле панели, плечом оттолкнув Рома в сторону, и выбрал расширенные параметры. Ниже минус ста шестидесяти пяти градусов. Четыре минуты. Экран отобразил, как температура внутри стремительно падала, а с ней иссякало и мое терпение. Оливер все утро жаловался на похмелье.
Поскольку мы втроем жили на одной улице, хватило всего пары секунд, чтобы вломиться к нему домой, вытащить его оттуда за ухо и уволочь в шикарный трехэтажный пентхаус в роскошном отеле его семьи. Он стенал про головную боль, пока мы еще даже напрячься не успели.
– Оливер, убери эту штуковину. – Я оскалился. – По полу волочится.
– Кстати, Заки, надеюсь, ты не исполнен решимости найти себе в невесты девственницу, потому что я сорвал несколько вишенок прошлой ночью. – Оливер, не обращая на меня внимания, почесал задницу. – Ну ладно. Целую уйму. Тех фермерских, которые продаются в Costco.
Ромео издал смешок.
– Когда это ты бывал в Costco?
– Никогда, но наслышан. Кого ты в итоге выбрал и почему у тебя в руке ботинок Оливера Твиста? – Олли тряхнул кудрявой светловолосой головой, хмуро на меня глядя. – Прошу, скажи, что это какой-то фетиш. Хоть что-то в тебе обретет для меня логическое объяснение, только если ты скажешь, что у тебя фетиш на грязные ноги.
– Господи, – хмыкнул я, качая головой.
– Что? Я не осуждаю. Мы все знаем о моих отношениях с собачьими поводками.
– Нельзя иметь отношения с неодушевленными предметами, – медленно проговорил я в надежде, что до него дойдет, но знал, что этого не случится.
Олли указал пальцем на Рома.
– Скажи это его жене и ее холодильнику.
Вопреки всеобщему мнению, Олли вовсе не идиот. Он просто прикидывался им, чтобы избавить себя от всех тех ожиданий и обязательств, которые обычно возлагались на мужчину его положения. Признаться, это очень умный ход. Сам я до такого не додумался. Из нас троих он последним останется холостяком, поскольку создал себе такой имидж, что никто и ни за что не пожелает, чтобы его дочь с ним встречалась, и плевать на богатство и статус. Он был настолько развращен, настолько испорчен, что большинство семей скорее приняли бы в качестве жениха аквариумную рыбку, нежели Оливера фон Бисмарка. А еще он незаметно удвоил свое естественное богатство с помощью инвестиций, о которых его никто никогда не спрашивал, потому что все считали, будто мозгов у Оливера не больше, чем у выброшенного сперматозоида. За все тридцать лет, что я его знаю, он ни разу не разбивал никому сердце, никогда не был вынужден с трудом заканчивать отношения и не совершил ни одной ошибки в бизнесе, хотя и старался делать вид, будто понятия не имеет, что делает, и добился успехов по чистой случайности.
Оливер шел по жизни без преград, притворяясь идиотом. Гениальнее не придумаешь.
Я спустил спортивные штаны и бросил кед Осьминожки на деревянную скамейку.
– Это принадлежит кое-кому, кто вторгся сюда вчера.
Ром издал смешок.
– Сексуальной чудачке, которая пришла в одном нижнем белье и навешала ему его же лапшу на уши. Есть только одна проблема – он не знает ее имени.
Признаться, это меньшая из моих проблем. Даже если бы я и впрямь рассматривал кого-то на роль жены, Осьминожка точно не стала бы подходящей кандидаткой. Она обманщица, явно ниже меня по статусу да к тому же блондинка. Мама никогда не рассмотрит ее на эту роль. А даже если рассмотрит, то я не стану. Она не обладала ни одним из качеств из моего списка. И да, у меня был список: неприлично богата, готова к соглашению по расчету и – самое главное – послушная. Я не выносил любовь. Терпеть не мог романтику. Активно ненавидел род людской. А она и правда была очень человечна. Плоть и кровь. Пылкий нрав и сексуальное тело.
Экран криокамеры трижды издал сигнал, возвещая о готовности.
– Ив чем проблема? – Олли сунул свои огромные ступни в тапочки и рывком открыл дверь в кабину для криотерапии. Бело-голубой дым хлынул густыми волнами, стелясь по полу. – Просмотри список приглашенных.
Я пошел за ним, стиснув зубы.
– Будь она в списке, мы бы не вели сейчас этот разговор.
Я был не в лучшем настроении. Не любил, когда меня обводили вокруг пальца. Нет, позвольте перефразировать: не привык, чтобы меня обводили вокруг пальца. Юная невеста Сатаны ворвалась в мою жизнь, словно торнадо. Просочилась в мои владения, копалась в моих вещах, почти победила меня в го. А потом в довершение всего сбежала, как мультяшный персонаж, перебравшись через высокие ворота, словно ящерица. Кем бы она ни была – точно не обеспеченной наследницей с сумасбродными мечтами и черной карточкой Атех в винтажной сумке Birkin.
Ром зашел в камеру последним и закрыл за собой дверь.
– Не могу поверить, что говорю это, но Олли прав. – Электронные часы над нами начали обратный отсчет четырех минут, едва виднеясь за белыми ледяными облачками. Оба моих друга дрожали. Я, как и всегда, ничего не чувствовал. Ром размял шею, напрягая пресс. – Даже если ее не было в списке приглашенных, она приехала с одним из гостей. В его машине. Иначе через охрану не пройти. Территория очень хорошо защищена. И у тебя есть обувь для ориентира.
– Это обыкновенная обувь, – проворчал я.
Однако нехарактерного для женщины размера. Сорок первый, зауженная колодка. Она была высокой. Энергичной. Почти андрогинного телосложения. Аморфное создание. Я даже не мог сказать, было ли ее лицо привлекательным в традиционном понимании. Помнил только, что хотел отвернуться каждый раз, когда мы встречались взглядом, потому что она смотрела на меня как на кубик Рубика, который хотела собрать, а не как на дойную корову.
– А ты находчивый парень. – Олли стряхнул с плеча льдинку. – У принца из «Золушки» получилось.
– Это была сказка. – А они повергали меня в ужас. Мне претила мысль о «жили долго и счастливо». Угнетающие трагичные финалы больше в моем стиле. – К тому же в версии братьев Гримм сестры Золушки подрезали себе ноги, чтобы туфелька подошла.
Ромео подпрыгивал на месте, чтобы слегка разогнать холод. Мы тренировались шесть раз в неделю – вместе, когда позволял график, а потом повторяли ритуал с криокамерой, инфракрасным излучением, суховоздушной сауной и капельницами. Обычно все это проходило у меня дома, но иногда в отеле «Гранд Риджент», когда я жаждал отправиться туда, где мама меня не найдет.
– Сказки существуют. – Ромео указал на себя. – Взгляни на меня.
Я скривил верхнюю губу в усмешке.
– У вас с женой не сказка.
– А как это тогда называется?
– Худшее финансовое вложение в истории человечества.
– Он прав. – Оливер издал смешок. – Ты знаешь, я обожаю Дал, но мне попадались частные самолеты более рентабельные, чем она.
Ром выдохнул облачко пара.
– Ты не веришь в судьбу? – Можно подумать, он сам верил, пока не стал безумно одержим своей второй половиной. Или, лучше сказать, – четвертью. Его жена – настоящая кроха, но ужасно шумная.
– Я скорее сторонник теории хаоса. А она похожа на олицетворение анархии.
Ромео заставил Даллас выйти за него замуж, что обернулось головокружительным романом со взлетами и падениями и таким количеством страхов и тревог, что хватило бы на три посредственные исторические драмы. Спустя год и убыток в четыре миллиона и триста тысяч долларов, казалось, он счастлив со своей женой. Но я встречал людей, которые чувствовали себя счастливыми, страдая при этом от болезни Лайма. Людям в общем и целом чуждо понятие нормы.
– Анархия или нет, но она завладела твоим вниманием, чего не удавалось еще никому за все тридцать с лишним лет, что я тебя знаю. – Ромео посмотрел на таймер. Наверное, считал секунды до воссоединения с Даллас. Мне от них становилось тошно. – Это должно что-то значить.
– Это значит, что она ненормальная, – подсказал я. – Совершенно чокнутая и настолько глупая, что проникла в мое логово без приглашения.
– Она пробралась и задержалась на несколько часов. – Олли стал прикрывать свои яйца ладонями, чтобы защитить их от холода. – А это значит, что тебе понравилось ее общество.
– Я не стану ее искать. – Я наблюдал, как моя кожа приобретает приятный голубоватый оттенок, и гадал, почему ощущения нисколько не изменились. Часы показывали две минуты. Олли и Ром начали стучать зубами, дрожать и прыгать. Неженки. Полные жизни и в гармонии со своими дурацкими телами. Я не мог определиться: то ли завидую, то ли раздражаюсь.
Ром двинулся к выходу.
– Почему?
– Потому что она мне не нужна.
– Вы не закончили игру в го, – Олли щелкнул пальцами. – Ты же знаешь, что не сможешь смириться с мыслью о том, что она могла тебя победить.
– Не могла. Она едва продержалась во время игры. – Я не сомневался, что скоро ее забуду. Ее ничтожное существование особо не повлияло на мою жизнь.
– Он будет ее искать. – Ромео провел рукой по своей темной гриве, глядя на часы над нашими головами. – Черт, такое чувство, будто я сижу тут с прошлого четверга. Время тянется медленно, когда замерзаешь до смерти.
– Я не буду ее искать, – возразил я, не шелохнувшись. Ледяные пары нисколько не проникали в мое тело. Я оцепенел. Совершенно оцепенел. Пребывал в вечном оцепенении.
Олли подтолкнул Рома локтем и, наклонившись, прошептал:
– Как думаешь, как они назовут своих детей?
Ром оттолкнул его. Член Олли закачался от этого движения. Он не уменьшился ни на сантиметр при минусовых температурах. Наверное, это какое-то заболевание. Полагаю, одно из многих.
– Проваливай-к-черту и Смазливый-тупица, – процедил я сквозь зубы.
Олли склонил голову набок.
– Это на китайском?
Ромео содрогнулся.
– Это на языке Зака.
Осталось двадцать секунд. Парни стали бесцельно расхаживать по камере, пытаясь хоть как-то согреться. Я оставался неподвижным.
Оливер почесал подбородок.
– Она первая женщина, о которой он заговорил.
– И последняя, с кем ему стоит быть. – Ромео оттолкнул Олли локтем, когда тот попытался прижаться к нему в поисках тепла. – Она мошенница. Помнишь?
Десять секунд. Я отказывался участвовать в этом разговоре. Незачем поощрять этих двух идиотов развивать тему.
– Жизнь Зака упорядочена до омерзения. – Оливер устремился к двери, демонстративно потирая ухо, за которое мы его схватили сегодня утром. – Ему нужен небольшой бардак. Она ему подойдет.
Пять секунд.
Ромео стряхнул льдинки с волос и пошел за Оливером.
– Я бы щедро заплатил, чтобы воочию наблюдать его крах.
На часах над нами раздался звуковой сигнал. Мы высыпали друг за другом. Олли взял цифровой термометр и прижал его к своей ноге. Потом к ноге Ромео. Потом к моей.
– Черт, Зак. Твоя температура все еще восемнадцать градусов[20 - В криосауне температура кожи охлаждается приблизительно до 0 градусов.], – захохотал Оливер. – Прикалываешься? Ты вообще человек?
Я и впрямь был не слишком похож на человека. И хотел таким и оставаться. Человечество небрежно, посредственно и склонно совершать ошибки.
Я принял решение. Не стану ее искать.
Лучше вообще забыть о ее существовании.
Глава 5
= Зак =
– Закари, сосредоточься. Как тебе эта? – Мама, сидевшая в другом конце кабинета, помахала полароидным снимком длинноволосой красавицы с алыми губами. – Мне очень нравится ее семья. Ее мать состоит в нашем загородном клубе. Она адвокат по вопросам налогообложения. Работает в «Кларк & Янг». Еще не стала партнером… – Она нахмурила изящные брови, просматривая анкету. – Нет, нет. Она не подойдет. Слишком ленивая. Всего дважды выступала волонтером за время учебы в колледже.
Мама бросила снимок в кипу на выброс, валявшуюся на ковре. Весь журнальный столик усыпали десятки фотографий. На всех – потенциальные невесты вашего покорного слуги. Все подходящие. Все скучные, как свежевыкрашенная белая стена. Эта конкретная группа не присутствовала на званом вечере, на котором я не справился со своей задачей – к полуночи выбрать себе невесту. Вчера мама ворвалась в брачное агентство своей подруги и забрала эти анкеты. Это знаменовало начало плана X. За последние пять лет она перебрала все от А до Я, когда стало ясно, что без божественного вмешательства меня к алтарю не затащишь.
Я зевнул, закинув скрещенные в лодыжках ноги на стол и подбрасывая к потолку теннисный мячик. Туда-сюда. Туда-сюда.
– Что с того, что она не стала партнером в фирме?
– Ей уже двадцать пять. Она должна уверенно продвигаться к созданию собственной компании. – Мама резко подняла голову. – Порой ты меня удивляешь.
Может, потому что ты сама изменилась, мама.
Сан Юй Вэнь (американское имя Констанс) думала только об одном: как найти мне невесту. Время у нее поджимало, а у меня заканчивались варианты. В особенности после вчерашнего мероприятия, которое она сочла ужасным провалом. Мама организовала его, чтобы я нашел себе жену. А в итоге я даже не вышел из кабинета.
В сложившихся обстоятельствах лучший для меня вариант – выбрать невесту из брачного каталога. Такая не станет роптать, когда я поселю ее в гостевом доме. И глазом не моргнет, когда заставлю ее пойти на ЭКО, чтобы не пришлось к ней прикасаться. Не будет обижаться, когда в очередной раз впаду в мрачное настроение и не захочу никого видеть и слышать. Она не станет возражать, когда поймет, что я не могу предложить ей ничего, кроме денег и премиальной спермы.
Я бросил мячик.
– Какая разница, если она не трудяга?
Я понимал, что играю с огнем, но никак не мог примириться со своей судьбой – и с появлением жены, которую не желал. Мама хотела жить опосредованно через меня. Знала, что сама больше никогда не выйдет замуж. Не откроется другому человеку. Поэтому в одностороннем порядке решила, что я должен заполнить ее внутреннюю пустоту безупречной невесткой, внуками и еще большим количеством людей, о которых она может заботиться. А пустота была необъятная. После смерти моего отца мама даже сменила фамилию с Чжао на Сан, а это очень существенно, потому что, во-первых, китаянки не меняют свои фамилии. А во-вторых, «Чжао Юй Вэнь звучит гораздо лучше». Ее слова, не мои.
Мама разгладила твидовый пиджак от Chanel, недовольно поджав губы.
– Хочешь сказать, что пожелал бы жениться на лентяйке?
– Я хочу сказать, что ты напоминаешь мне бабушку.
Ту самую бабушку, которая никогда не одобряла ее брак с папой. А это мамина болевая точка. Та, на которую я давил только в случае крайней необходимости.
