– Четвёртая.
Просто цифра. Четыре.
Четыре раза он смотрел в эти наглые глаза. Четыре раза дышал этим духами.
В животе скручивается горячий узел. Это не ревность. Нет. Это нечто худшее – осквернение моего безусловного доверия. Она трогала то, что принадлежало только мне. Дышала в его рот. Целовала те губы, что каждое утро целуют мои родинки на шее.
– И она внезапно повела себя с тобой подобным образом? Прямо во время подписания важного контракта, Сем? – эти слова звучат так нелепо.
– Послушай, для меня это не имеет никакого значения, понимаешь?
– Если бы понимала, не задавала бы эти вопросы.
Он вздыхает, поднимая руку и сдавливая двумя пальцами переносицу. А я всё смотрю. Выискиваю, сама не понимая, что конкретно.
– Она проявляла какие-то знаки, на которые я не реагировал.
– Боже, – отступаю и качаю головой, не веря, что слышу это. – Ты не сказал ей прекратить, ты просто продолжал с ней встречаться? Ты серьёзно? Люди слово «нет» слышат через раз, а ты, по сути, дал добро, чтобы она продолжала, – начинаю сильнее заводиться. – На что ты вообще рассчитывал? Она мечтала стянуть с тебя штаны с первой встречи, а ты… Господи, я не могу поверить, что ты так наивен.
– Я не наивен, – обрывает своим твёрдым голосом поток моего словесного извержения. – Я дал понять, что мне это неинтересно.
– Как? – вскрикиваю. – Как, Семён? Молчаливо приглашая её на второй этап сотрудничества? – просто недоумеваю.
Я отворачиваюсь от него, чтобы сосредоточиться на своих мыслях, потому что, глядя на него и это раскаявшееся лицо, у меня этого не получается сделать.
– В том-то и дело, что ты не наивен. Ты просто… ты… – у меня нет слов, чтобы закончить предложение. – Ты просто позволил ей это. Просто позволил, Семён.
Снова смотрю ему в глаза, сделав разворот.
– Тебе понравилось это, не так ли?
– Нет, – сжимает челюсти.
– Понравилось, – констатирую то, что вижу так ясно, как сегодняшнее солнце.
– Я бы никогда не позволил себе большего.
Вот как? И это объяснение?
– Но не флирт тридцатилетней вертихвостки. Это ведь не считается, не так ли? – горло сдавливает от разочарования и того, что мои слова попросту правдивы.
– Ника… Милая…
Отстраняюсь. Абстрагируюсь. Просто не могу сейчас с ним разговаривать. Не могу на него смотреть. Сердце всё ещё не верит глазам. Оно отказывается.
– Я поеду домой, а ты… Не знаю, – пожимаю плечами и, развернувшись, ухожу, бросая на выходе, услышав его шаги следом: – Не иди за мной и не останавливай. Это не поможет сейчас.
Шаги медленные, пока я бреду по этажу его идеального офиса. А в лифте я вдруг замечаю, что дышу слишком часто. В глазах темнеет. Ладони мокрые. Мне не нужно думать о том, что это такое. Это – предательская паническая атака, которую я не испытывала со времён студенчества.
Предательство.
Оно пахнет чужими духами и его ложью.
Папа уходил от нас с мамой. Я помню, какой «убитой» она была в то время. Он уничтожил её.
Семён видел своими глазами, как рушилась моя семья, и поддерживал каждый божий день. Мы даже не были тогда женаты. И я считала его идеальным парнем. Потом идеальным мужем, отцом…
Я не хочу быть той женщиной, которая слово «доверие» произносит с усмешкой. Я не хочу…
Глава 2. Разговоры
Я не плакала.
Я не кричала.
Я даже не била посуду, хотя мысль о том, чтобы швырнуть чашку в стену, казалась заманчивой, когда я приехала домой после долгой поездки по улицам города.
Вместо этого я сидела на краю кровати, уставившись в пустоту, пока пальцы сами собой сжимали и разжимали край покрывала.
«Он позволил», – билось, как птица об стекло, в голове. Как навязчивый ритм. Не измена, нет. Но что-то другое. Что-то, что оставляло во рту привкус горечи и предательства. Это ведь предательство, не так ли?
Дверь в спальню открылась без стука, но очень тихо. Из всех уголков нашего дома я выбрала именно нашу комнату. Не прячась, а просто… чтобы быть здесь, когда он приедет. На мне всё ещё было пальто, натянутое на плечи и сдавливающее грудную клетку. Проклятая весна. Холодная. Плаксивая. Мы всё ждём тепла, а в итоге температура не поднимается выше десяти градусов.
– Вероника… – голос Семёна был тихим, почти осторожным.
Я не обернулась.
– Ты не должен был приходить сюда, – вру, ведь я знала, что здесь он появится первым делом. – Иди в гостевую, я не знаю…
– Я не мог не прийти.
– Почему? – наконец подняла на него глаза, сталкиваясь с его взглядом в зеркале над комодом. – Ты же прекрасно понимаешь, что сейчас ничего не исправишь словами.
Он стоял в дверном проёме, всё в том же пиджаке, но галстук уже был снят, а рубашка расстёгнута на две верхние пуговицы. Его пальцы сжали дверной косяк так, что суставы побелели. Наверное, так сейчас сжималось и моё сердце. В нашей семье сегодня случился надлом, и стало внезапно страшно, неустойчиво.
– Потому что если я уйду сейчас, ты закроешься. А я не хочу, чтобы ты закрывалась.
– О, вот это новость, – я фальшиво рассмеялась, а на глазах навернулись слёзы. – Ты не хочешь, чтобы я закрывалась, но при этом три встречи подряд терпел флирт той…
– Я не терпел.
– Нет? А как это называется, Сем? – встала с кровати. – Она трогала тебя? Смеялась слишком близко? Говорила что-то двусмысленное?
Он молчал. А я знала ответ.
– Отвечай, – настойчиво требую.
– Да.
– И ты ничего не сделал.
Не спрашиваю, просто констатирую.
– Я не давал ей повода.
– Ты дал ей этот чёртов повод, спуская всё с рук! – голос сорвался, сдерживаться не было смысла. Я не обязана быть спокойной сейчас. – Ты думаешь, если не отвечал на её намёки, то всё в порядке? Ты допустил это. Ты разрешил ей думать, что у неё есть шанс. Ты. А она просто согласилась и пошла в пляс.
Семён резко шагнул вперёд, но я отпрянула.
– Не подходи, – предупреждаю его.
– Хорошо, – он замер. – Но тогда хотя бы выслушай.
– Я уже слышала твои оправдания.
– Это не оправдания. Это правда.
– Какая разница?
Он провёл рукой по лицу, и впервые за все годы брака я увидела в его глазах не уверенность, а растерянность. Что тогда говорить обо мне? Каково мне?
– Я ошибся.
Тишина. Потому что я действительно не понимаю. Говорил ли он сейчас о чём-то ещё?
– Что?
– Я ошибся, Ника. Я не должен был допускать этих встреч. Я знал, что она переходит границы, но…
– Но что?
– Но мне было… проклятье, – ругается и оборачивается вокруг себя, запуская пальцы в волосы. – Мне просто понравилось это… внимание. Не более того.
Воздух вырвался из лёгких, словно меня ударили в живот.
Ему так сильно понравилось внимание другой женщины, что он решил наслаждаться им вместо того, чтобы подумать обо мне и моих чувствах.
– Вот оно, – прошептала я. – Наконец-то ты отложил в сторону оправдания и решил быть честным.
– Нет, чёрт возьми, – он резко сократил расстояние между нами, схватив меня за плечи. – Мы вместе двадцать три года. Двадцать три года, Ника. Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Ты видишь меня насквозь.
Это было правдой… наверное.
Столько лет с ним сделали нас одним целым. Так почему у меня сейчас чувство, что он откалывается и оставляет меня одинокой половинкой?
– И это оправдывает?
– Нет! – он почти крикнул. – Ничто не оправдывает. Но я не изменял тебе. Никогда. И не собирался.
– Но допустил, греясь в лучах её внимания.
– Да. И я прошу у тебя прощения за это. Ника, я никогда не хотел обидеть тебя, задеть твои чувства или допустить твои слёзы. Я действительно сожалею. Но ты единственная для меня женщина.
Тишина снова накрыла нас, тяжёлая и густая.
– Я не знаю, что теперь делать, – призналась я наконец.
Растерянность после этого разговора никуда не ушла. Она осталась. И разговор не внёс ясность, он просто произошёл – и всё.
– Я тоже, – его голос был сломленным, как и мой… как мы с ним.
Мы стояли друг напротив друга, как два острова, разделённые внезапно возникшим океаном недоверия.
– Мне нужно время, – сказала я наконец.
Мне оставалось лишь надеяться, что время поможет подумать и всё понять.
– Сколько?
– Не знаю.
Он кивнул, медленно опустив руки, проведя по моим предплечьям до самых кончиков пальцев.
– Хорошо.
И тогда, впервые за этот вечер, я увидела в его глазах страх, которым сама была переполнена.
Не злость. Не раздражение.
А страх потерять меня. Нас.
И это… это что-то меняло.
Но я ещё не была готова решать – что именно.
