Он выбрал привычный «Ястреб», идеально подходящий для таких миссий. Он все равно был не совсем один: его сопровождала череда дронов-разведчиков, собиравших материалы для ученых. Но они не считаются, потому что просто не способны распознать красоту космоса, да и не поговоришь с ними.
Так что из собеседников у него оставалась только Мира. Именно она следила за техническими показателями полета, а заодно и меняла настройки дронов, если требовалось.
Ее на это задание назначила лично адмирал, и Рино считал выбор более чем удачным. Во-первых, Мира поумнее своих подчиненных будет – да и начальства тоже, от Личека обычно мало толку, он мастер только в продавливании кресла задницей. А во-вторых, Мира просто ему нравилась.
Может, и хорошо, что ее избавили от общества этого психа? Сначала Рино еще пытался вразумить ее, потом понял, что не получится, и просто махнул рукой. Мира отказывалась признавать, что Гюрза на нее влияет, да еще и не лучшим образом, со временем становилось только хуже. Но теперь его нет, и должно стать легче… Рино пока не понимал, как именно это произойдет, как проявится, да и не до того ему сейчас было.
Однако оказалось, что Гюрза не отпустил ее даже после своей смерти…
– Как думаешь, каким образом они его нашли? – задумчиво спросила Мира.
Рино, не ожидавший такого поворота, все еще завороженный космосом, растерялся:
– Что?..
– Как кочевники поняли, под каким именно обликом скрывается Гюрза? Они сказали, что случайно обнаружили его маскировку, приняли это за знак подготовки к диверсии и сразу же напали.
– Может, так и было! – раздраженно отозвался пилот. Обсуждать психа, да еще и мертвого, ему сейчас хотелось меньше всего.
– Нет, это отговорка, чтобы их преступление не выглядело слишком очевидным… Они знали, что он скрывается под маской, они все идеально спланировали! Но почему они напали на него именно сейчас?
– Мира, какая, на хрен, разница? Я сейчас скину тебе изображение с камеры объемной съемки, ты только посмотри на это!
Он наконец подобрался к планете на максимально возможное расстояние – и планета закрыла от него весь мир. Рино казалось, что он смотрит на бесконечное, невозможное поле расплавленного металла. Тут и золото, и серебро, и молочный отблеск платины, все движется, сменяет друг друга, то и дело отсвечивает радугой, быстро, с блеском, как глянцевый бок мыльного пузыря. Такая обманчивая красота цветочного поля… Но система уже предупреждает: если подлететь ближе, обратно можно не вернуться.
Величие газового гиганта наконец проняло и Миру, она перестала болтать о покойном психе, затихла. Может, фиксировала показания от дронов, а может, просто смотрела… Бесконечность жидкого огня куда прекрасней, чем можно представить.
Рино не брался сказать, сияет планета самостоятельно или отражает свет звезды… Скорее, первое, звезда осталась на другой стороне. Там, внизу, происходит нечто невероятное – и несомненно смертоносное. А значит, их сюда привело не это.
– Как думаешь, там может быть жизнь? – на всякий случай уточнил Рино, хотя прекрасно знал ответ.
– Будем надеяться, что нет. Жизнь, способная выдержать такие условия, с нами вряд ли поладит.
– Может, она просто слишком сильно отличается от всего, что мы знаем?
– Если бы она настолько отличалась от того, что мы знаем, наши сканеры не сумели бы ее засечь, – рассудила Мира. – Нет, если что и искать, то только на лунах.
Луны были еще одним чудом и сокровищем этой солнечной системы. Насколько было известно Рино, даже роботы пока не смогли определить их точное количество. Да и не мудрено, дело было не только в том, что они находились на разных орбитах и разных сторонах гигантской планеты. Они еще и серьезно отличались по размеру, а главное, их окружало внушительное количество астероидов, к счастью, неподвижных.
Рино предполагал, что появились они тут не просто так. Скорее всего, когда-то очень давно, в период формирования системы, лун было куда больше – а может, и планет? Но они оказывались на пересекающихся орбитах, сталкивались, разрушали друг друга. Те, что уцелели, навсегда утратили право на самостоятельное существование, оказавшись в вечном захвате у гиганта.
Но это вовсе не исключало, что на них возможна жизнь. Да, в большинстве своем луны были каменистыми и безжизненными, мало чем отличающимися от астероидов. Но Рино даже издалека видел спутники, не уступающие размером Луне Земли – а иногда заметно превосходящие ее. И эти уже пустыми булыжниками не смотрелись!
До них еще предстояло добраться, причем добраться осторожно. Здесь не было такого активного движения астероидов, как возле «Слепого Прометея», но Рино все равно не спешил. От Сектора Фобос можно ожидать чего угодно, поэтому он внимательно присматривался к окружающим его громадам, пытаясь понять, есть ли среди них аномальные.
– Что по маршруту? – поинтересовалась Мира.
– Станцию мы точно близко не подведем, слишком опасно.
– А корабль сопровождения?
– Получит в бок астероидом и утонет в металле – красиво, но бесславно, – заключил Рино.
– Это не металл.
– А смотреться будет как гибель робота из того старого фильма… А, не важно. Короче, наши корабли слишком велики. В принципе, у них хорошая защита, возможно, они выдержат, пройдут тут по принципу земного ледокола… Но – зачем?
– Тоже верно, адмирал, насколько я поняла, пока не решила, будем ли вы вообще исследовать эту зону.
– Тем более! А даже если будем, начинать следует на «Белуге», она тут как раз нормально пролетит.
Рино уже видел, что самые крупные луны обладают собственной атмосферой и сложным рельефом. И это он еще не все рассмотрел! Но и эти прекрасны… Новая россыпь драгоценных камней среди тех углей, которыми смотрятся рядом с ними астероиды. Есть облака, точно есть… Вон та луна сверкает бело-серым, это лед, без вариантов! А дальше, кажется, вода и как будто что-то зеленое… Рино не знал наверняка, боялся, что воображение играет с ним злую шутку. Но ведь какие перспективы! Если есть зелень – есть сложные формы жизни, перед ними раскрывается полноценный новый мир.
С другой стороны, это новый мир в Секторе Фобос… Рино подозревал, что луны и планеты тут вполне способны оказаться не менее непредсказуемыми, чем космическое пространство.
– Ты уже знаешь, как решили назвать планету? – полюбопытствовал он. В любой другой ситуации Рино воспользовался бы формулировкой «эту огромную дуру», но только не сейчас, пульсирующий сиянием газовый гигант умел внушать уважение.
– Как и положено.
– Ой, да ладно…
Рино прекрасно знал, как положено: любой новой планете присваивался буквенно-цифровой номер. Причем начало выдавалось каждой экспедиции, чтобы подтвердить право на открытие, а дальше шли зашифрованные даты, обстоятельства, оценка типа… И получалась унылая вязь на пару строк, которую только компьютер запомнить и мог.
– Надо нормально назвать, потому что я не могу каждый раз предупреждать о полете на какую-нибудь «фыва–548–32-оппа» – и далее по списку, – заметил Рино.
– Шекспир, – задумчиво произнесла Мира.
– Чего? Какой еще Шекспир?
– А ты двух знаешь?
– Почему мы назовем громыхающий космический комок Шекспиром? – поразился Рино. – Не моя первая ассоциация!
– Потому что я все утро думаю про Шекспира, вот подсознание и подкинуло вариант.
– Какая-то логика прослеживается, а потом обрывается… Ну и почему ты думаешь про Шекспира?
– Потому что так я когда-то нашла Гюрзу, – пояснила Мира. – Когда я узнала, что он на станции, я сразу предположила, что он использует другой образ, другое имя. Я начала изучать имена людей из моего отдела – и наткнулась на Тоби Калибана. Понимаешь?
– Нет.
– «Тоби» и «Калибан» – имена персонажей Шекспира, – пояснила она. – А Калибан еще и горбун. Причем это не имя, а фамилия, так что и злых родителей в иронии не обвинишь!
– Он мог взять псевдоним.
– Очень вряд ли. Гюрза… Его порой подводила самоуверенность. Он решил поиронизировать с новым именем, оставить все на виду. Но это сработало бы лишь в том случае, если бы никто, кроме него, не был знаком с работами Шекспира достаточно близко, чтобы это заметить. Я могла ошибиться, решила проверить – и оказалась права.
И снова в их общение встрял Гюрза – даже после смерти с ним какие-то проблемы!
– Мы не будем называть планету Шекспир! – отрезал Рино.
Мира не обиделась:
– Ну и ладно. Тогда у меня нет вариантов.
У Рино вариантов тоже не было, а главное, не было настроения эти варианты искать. Чтобы успокоиться, он двинулся к более крупным лунам, тем, что определенно обладали собственной атмосферой. Он не мог толком разглядеть их поверхность из-за дымки облаков… Но ведь облака – это уже много! Та самая жизнь, которую давно перехватили сканеры, должна быть там, без вариантов.
Рино хотелось увидеть больше, но ограничения существовали и для него. На «Ястребе», который он привычно использовал для разведки, лучше не опускаться слишком низко, особенно на территории, которая способна таить в себе что угодно. Да и лететь на другую сторону планеты слишком опасно, неизвестно, как поведет себя связь. По большому счету, он сделал достаточно, даже больше, чем предполагала его миссия. Теперь Рино предстояло вернуться на станцию, доложить обо всем руководству и ждать, какое решение будет принято. Возможно, они вообще двинутся дальше, не исследуя эти луны… А смысл? Как будто у них есть пункт назначения!
Он ждал подвоха до последнего, помнил, что в Секторе Фобос расслабляться нельзя. Но космос, похоже, решил понаблюдать за ними – или помучить ожиданием беды. В любом случае, при возвращении проблем не было, астероиды не сомкнулись перед ним стеной, на него не обрушилось непонятное излучение. В ангар Рино скользнул идеально, как по учебнику.
Система «Ястреба» провела обновление по данным станции, подтвердила, что проблем нет ни внутри, ни снаружи. Фильтры выпустили облако дезинфицирующего пара, стандартный протокол безопасности для пилотируемого корабля и дронов. Лишь после этого отключилась блокировка, и Рино смог выбраться в ангар.
Настроение у него снова было отличное, он по жизни предпочитал не цепляться изо всех сил за гнев. Даже если Гюрза уже успел сбить Миру с толку, это не важно, потому что он мертв, скоро она придет в себя. Миссия прошла успешно. Сектор Фобос наконец-то показал что-то красивое. Чего расстраиваться?
Рино верил в это до последнего, он даже насвистывал, покидая корабль. Ну а потом он оказался в ангаре – и увидел кровь.
Очень много крови, перемежающейся с плотными комками, присматриваться к которым не хотелось. Свежая, но при этом запекшаяся, не от времени, а от жара, недавно царившего в ангаре. Расположенная багровой полосой строго по линии стыковочного механизма.
Рино знал, что произошло, понял мгновенно. Верить не хотел – а все равно знал, потому что не было других вариантов.
Вопреки всем правилам безопасности и здравому смыслу, в стыковочном механизме прямо перед прилетом корабля находился человек. И Рино, получается, его убил…
* * *
Когда произошла очередная трагедия, Елена не почувствовала ничего даже отдаленно похожего на удивление. Беда здесь стала нормой. Нельзя сказать, что адмиралу было все равно, но она больше не тратила время на попытку понять, как же такое возможно.
Просто они в Секторе Фобос, этого достаточно.
Сейчас она смотрела на то, что осталось от женщины. Фрагменты тела пришлось собрать в специальный сосуд, большая часть не подходила даже для генетического анализа – такое бывает, если человек оказывается на пути космического корабля, пусть и предельно малого, такого, как «Ястреб». И все же из-за того, что тело изначально было крупным и целым, да еще потому, что Бернарди провел посадку идеально, без лишних движений, без ненужного повышения температуры, образец, пригодный для генетического анализа, все-таки удалось получить. Но даже если бы нет – они бы узнали имя методом исключения, посторонних на станции быть не может.
Погибшей оказалась Ме?редит Финн, тридцать четыре года, медсестра. Елена направилась бы в медицинский корпус в любом случае, узнать, что удалось выяснить врачам. Теперь же появилась еще одна причина податься туда: они знали жертву и при жизни.
Изучением останков занимался лично Петер Луйе. Это уже нельзя было назвать вскрытием, потому что нечего там вскрывать. Врачи помоложе просто терялись перед видом того кровавого месива, которое им полагалось исследовать. Но Петер за свою долгую карьеру повидал всякого, он научился полагаться на оборудование, раз уж базовые знания стали бесполезны.
– Удалось установить точную причину смерти? – спросила Елена.
Петер бросил на нее сердитый взгляд:
– Она – фарш!
– Это ваше профессиональное заключение?
– Какое тут может быть профессиональное заключение? Я работаю с ошметками, провожу экспертизу по ресницам с правого века, это ненормально! Поэтому сразу оговорюсь: все мои выводы не могут быть точными. Я буду упоминать скорее то, что считаю наиболее вероятным.
– Принято, – кивнула Елена. – Прошу, продолжайте.
Она давно уже научилась общаться с Петером. Отвратительное настроение было его состоянием по умолчанию. Порой казалось, что он живет лишь для того, чтобы портить жизнь другим, он изо всех сил старался втянуть собеседника в ссору. Но если не получалось, Петер довольно быстро успокаивался и начинал говорить по делу.
– Она была абсолютно трезва на момент смерти – мы не нашли ни намека на алкоголь, не говоря уже о чем покрепче. Так что отравление как метод убийства мы исключаем. А все остальное оставляем: ее могли задушить, могли пробить ей череп, а могли оставить живой у основания борозды, при любом из этих раскладов она пришла бы в то состояние, в котором мы ее обнаружили.
– Понимаю. Вы были с ней знакомы?
Петер окинул останки долгим взглядом и сместил экран, скрывающий их.
– Я знал ее, но мы не общались. Пару раз она выполняла мои поручения, на этом все.
– Она была с кем-нибудь близка в медицинском отделе?
– Без понятия. Со мной точно нет.
Вряд ли он врал, его слова вполне сочетались с тем, что Елене уже удалось выяснить про погибшую. Мередит согласилась на участие в миссии добровольно, но при этом нельзя сказать, что она наслаждалась временем, проведенным на станции. Возможно, всему виной испытания, которые свалились на них всех в первые же дни миссии. Но разве это так уж неожиданно при путешествии в зону аномалий?
Елена не стала настаивать на продолжении разговора, это было бессмысленно. Ей уже сообщили, что погибшая пользовалась услугами Иды Толладо?ттир – главного психолога станции. Именно с Идой следовало говорить о том, могла Мередит совершить такое или нет.
По пути в отдел психологии Елена размышляла не о погибшей, а об обстоятельствах случившегося. При использовании ангаров существуют протоколы безопасности. Туда нельзя явиться просто так независимо от того, где в этот момент находятся челноки. Кто-то из инженерного отдела или пилотов еще мог бы обойти ограничения, но медсестра? Откуда у нее такие знания?
Да и потом, они пытались по камерам отследить, где Мередит была перед смертью, как попала в ангар – и у них ничего не получалось. Они только выяснили, что ее смена давно закончилась, в свое свободное время она направилась в рекреационную зону. А там камеры установлены не везде, порой случаются перебои в их работе. Но ведь из квартала развлечений до ангаров путь неблизкий! Ни одна камера не показывала, как Мередит преодолела это расстояние.
Елена могла подобрать всего два объяснения: либо медсестра двигалась по техническим тоннелям, либо изменила настройки так, что камеры получили старую закольцованную запись. И снова тот же вопрос: могла ли Мередит сделать это сама, не слишком ли сложно? Но если не сама… Проблем становится куда больше.
Елена заставила себя не спешить с выводами, такие глобальные задачи лучше решать постепенно.
В кабинете главного психолога было на удивление хорошо. Ида получила просторный светлый зал с обилием окон и белыми стенами. Тут уже не так важно, что окна – это на самом деле имитация, голубое небо Земли за ними выглядит вполне убедительно. В воздухе витал легкий аромат свежести, похоже, запах полевых цветов или свежескошенной травы, что-то далекое и забытое, возможно, утерянное навсегда – но не здесь, не на этом островке безопасности. Слышался близкий плеск воды: в углу кабинета располагался пруд с искристым маленьким водопадом. У стены стояли большие горшки с разноцветными орхидеями, белыми, голубыми и фиолетовыми.
Мебель в кабинете тоже была белой, но другого оттенка – не снежная, как стены, а молочная, чтобы все вокруг не сливалось в слепящую пелену. Ида изначально сидела за столом, но, когда пришла Елена, покинула свое место, и обе они устроились в глубоких мягких креслах возле пруда.
Ида не выглядела раздавленной горем, но и безразличной она тоже не казалась. Да и следовало ли ожидать иного от профессионала ее уровня? Насколько было известно Елене, в родной Исландии Ида когда-то установила рекорд, став самым юным профессором за всю историю страны. С тех пор она никогда не сходила с пути, получила все возможные награды, пожалуй, добилась всего, что можно, на Земле… Может, потому она и полетела в Сектор Фобос? Если так, астрофобия стала для нее настоящим подарком, как бы кощунственно это ни звучало… Но Елену ее личные цели не касались.
– Вы знаете, о ком я пришла поговорить, не так ли?
– Знаю, – кивнула Ида. – Это было предсказуемо. В иных обстоятельствах я собрала бы больше данных о погибшей, чтобы точнее оценить ее поведение, но сейчас это не требуется. Мередит была моей пациенткой, а у меня их мало, вспомнить несложно.
– Означает ли это, что вы начнете ссылаться на врачебную тайну?
– А разве в этом есть хоть какой-то смысл? – сдержанно улыбнулась психолог. – За вами остается право потребовать у меня ответы в принудительном порядке.
– Не хотелось бы.
– Я понимаю и не буду ставить вас в такое положение. Да и потом… Мередит всегда была одна. Думаю, она была бы не против, если бы кто-то узнал ее историю. Она записалась на миссию «Виа Феррата», потому что отчаянно нуждалась в новой жизни.
Ида не скрывала, что определенные проблемы с психикой у ее ныне покойной пациентки были чуть ли не с детства. Мередит отчаянно не нравилось то, что она видела в зеркале. Ей еще не слишком любящие родители внушили, что она чудовищно некрасива. Эта мысль закрепилась, прижилась и долгие годы жалила ее, как ядовитое насекомое, которое нельзя стряхнуть, потому что оно уже пробралось под кожу. Мередит невозможно было доказать, что у нее нет никаких проблем с внешностью, что красота – понятие относительное. А когда годы сделали из девочки очень рослую и очень крупную женщину, проблемы Мередит лишь усугубились.
Она решилась на пластическую операцию, когда накопила достаточно денег, но ей не повезло и в этом – она плохо переносила большинство медицинских препаратов. Мередит дошла до такой степени отчаяния, что готова была рискнуть жизнью ради красоты. Зато врачи не хотели рисковать свободой, и повторная операция так и не состоялась.
Кого-то неудачи такого рода заставляют пересмотреть свои взгляды на жизнь, обрести новые ценности и найти другой путь к счастью. Но Мередит замкнулась, озлобилась, и внешность, которой она стеснялась, дополнилась еще и очень тяжелым, нелюдимым характером. К тридцать четвертому дню рождения она подошла без семьи, без друзей и надежд на светлое будущее.
