– Наш отец остался в усадьбе один, у него почти нет людей, только женщины и самые слабосильные из рабов! – мрачно рассказывал Хаки. – Не знаю, что там теперь.
Тюррни переглянулась с Сигурдом: выходило, что духи не обманули, у Эйстейна конунга не оставалось надежд отвоевать Хадаланд собственными силами.
– Выходит, придется мне поехать к моему родичу Гудбранду херсиру из Долин, – сказал Эйстейн. – Ты не откажешься, Сигурд, приютить на это время мою дочь?
– Разумеется, пусть остается. Моя жена и дочь позаботятся о ней. А если будет на то твоя воля, ты можешь оставить ее у нас и насовсем. – Сигурд улыбнулся, намекая на свои давние намерения на этот счет.
– Очень похоже, что так и будет, – без особой радости буркнул Эйстейн. – Теперь только Один знает, не придется ли мне вскоре потерять и последние свои владения. И лучше моей дочери найти себе новый дом в другом месте, чем стать рабыней Хальвдана!
– Но отец! – воскликнула Элдрид. – Мы ведь еще можем жить в Хейдмёрке! Позволь мне сопровождать тебя! Ты и братья – это все, что у меня есть, не оставляй меня одну среди чужих!
– Разве мы тебе чужие? – мягко упрекнула ее Тюррни.
– Твой отец согласился стать моим родичем еще двадцать пять лет назад, – добавил Сигурд.
– Но здесь под каждым камнем сидит тролль, они просто не дают прохода девушкам, и со мной может случиться то же, что с моей теткой Мальфрид!
– Надеюсь, моей дочери больше повезет, – ответил Элдрид отец, но всем видом давал понять, что вовсе на это не надеется.
При этом он бросил многозначительный взгляд на Сигурда; тот отвернулся.
– Не бойся ты, Элдрид! – крикнул Гутхорм, четырнадцатилетний брат Рагнхильд. – Если мерзкий тролль опять явится, я снесу ему голову!
– Я знаю, со мной будет то же, что с Мальфрид! – в отчаянии шепнула Элдрид сидевшей рядом Рагнхильд. – О боги, зачем я только родилась на свет!
– Не печалься раньше времени. – Рагнхильд сжала ее руку. – Твоя тетка сама ошиблась, а ты уже предупреждена и не сделаешь этого, ведь правда?
При этом она бросила взгляд на свою мать; Тюррни со значением улыбнулась ей. Рагнхильд понимала, что ее мать хочет сказать. Им обеим не было нужды горевать, что сестре Эйстейна не повезло; иначе Тюррни сейчас не было бы здесь, а Рагнхильд была бы дочерью совсем другой женщины. А этого она вовсе не хотела, поскольку гордилась своей матерью, считая ее самой мудрой женщиной всех Северных Стран.
Тюррни вскоре ушла в спальный чулан, и Рагнхильд, видя, что отец еще остается на пиру, обсуждая с Хаки и другими мужчинами последние военные действия, проскользнула вслед за матерью. Ей о многом хотелось поговорить.
– Заходи! – Обернувшись на скрип двери и увидев дочь, Тюррни подошла и поплотнее закрыла дверь. – Ты тоже уверена, что вас хотел утащить тролль, а не просто какой-то бродяга?
– Где водятся бродяги в таких ярких одеждах!
– Может, вам померещилось? Он стоял у зеленого мха, вот вам и показалось, что это его штаны?
– Послушай! – Рагнхильд села на лежанку рядом с матерью и прикоснулась к ее руке. – Я точно знаю, что это был тролль! Он знал кое-что, чего не мог знать больше никто! Это касается… вот этого кольца. – Рагнхильд протянула к Тюррни руку с золотым ободком на пальце. – Ты ведь когда-то говорила мне, что оно имеет волшебные свойства, но не сказала какие.
– Я… не уверена, что сама это знаю, – с колебанием отозвалась Тюррни. – Но я не сомневалась, что такие свойства у него есть. Оно наверняка может менять облик…
– Вот именно! – с тревожным воодушевлением воскликнула Рагнхильд. – Менять облик! Если его украдут, или отнимут силой, или выманят обманом, вору достанется уголек, а кольцо в прежнем виде в тот же миг вернется ко мне.
– Уголек… – Тюррни расширенными глазами смотрела куда-то мимо дочери, глядя в события давних лет. – Да… я видела… Оно и было лишь черным угольком, когда я получила его…
– Кто еще мог знать это, кроме того, кто его подарил! А он, этот тролль, сказал, что его подарил тебе его отец!
– Что? – вскрикнула Тюррни и схватила дочь за руку. – Он так сказал?
Именно сейчас она по-настоящему испугалась, поняв, что на самом деле грозило Рагнхильд.
– Да. Я не стала рассказывать об этом при всех, хорошо еще, что Элдрид с перепугу почти ничего из его речей не запомнила. И он уверял, что ты знаешь его отца и можешь подтвердить все его слова! И что ты помогала ему появиться на свет! Ты знаешь их! Кто они, эти тролли? Кто он сам, этот рыжий, и кто его отец?
Тюррни помолчала. Потом прижала ладони к вискам.
– О боги… Он опять появился…
– Кто? – Рагнхильд требовательно схватила ее за руку.
– Я не могу назвать вслух его имя. Ведь он услышит. – Тюррни вздохнула, огляделась, будто в поисках подсказки. – Не стоит называть их имена. Но ты должна знать… должна остерегаться, раз уж он опять напомнил о себе. Это не к добру.
– Кто – он?
– Он… Микиль-Тролль…
Тюррни произнесла это так многозначительно, что Рагнхильд поняла: Микиль-Тролль – и есть то имя, которое все же можно назвать вслух.
– Я и правда… помогла им однажды и в уплату получила это кольцо, – продолжала Тюррни. – Только в то время оно было вовсе не похоже на кольцо…
…В тот давний вечер двадцать лет назад королеву Тюррни среди ночи разбудил стук в дверь спального чулана. Волнуясь, не случилось ли чего, она поднялась с постели, где крепко спал ее муж, и отворила дверь в теплый покой. Снаружи стоял некто незнакомый – Тюррни едва угадывала смутную фигуру в последних отблесках света огня, угасающего в очаге.
– Моей жене нужна твоя помощь, королева, – сказал тихий, но удивительно ясный голос. – Она не может разродиться.
– Подожди немного, мне нужно одеться, – ответила Тюррни.
– Поторопись, – негромко, но очень властно произнес незнакомец, и ее охватила дрожь.
Само это явление и просьба Тюррни не удивили. Ей самой едва исполнилось двадцать, однако по всей области Хрингарики молодая жена Сигурда конунга славилась своим даром врачевания. «Старая диса благословила меня легкостью руки, – когда-то рассказывала она дочери, – и наделила способностью помочь каждой роженице, даже той, кому не суждено было выжить, но в обмен на этот дар я получила обязанность помогать всякой, к кому меня позовут, когда бы это ни случилось и кто бы она ни была».
Торопливо натянув платье, повязав на голову покрывало и взяв плащ, Тюррни вышла из чулана, но в теплом покое ночного гостя не было. Она прошла во двор, но обнаружила его только за воротами. И здесь ей показалось, что он стал больше ростом: в доме он был вровень с ней, а теперь стал выше на голову.
– Нам нужно идти быстрее! – произнес он, и теперь его голос звучал гораздо ниже.
Тюррни поспешила за ним. В темноте она почти не видела, куда они идут; она жила в Сигурдово усадьбе Хьёрхейм уже два года и хорошо знала окрестности, но сейчас быстро перестала понимать, по каким тропам и в каком направлении лежит их путь. К тому же ее вожатый все ускорял шаг, хотя незаметно было, чтобы ему это стоило каких-то усилий; они шли то вверх по склону, то вниз, и Тюррни совсем запыхалась.
– Не спеши так! – взмолилась она, обращаясь к спине идущего впереди незнакомца; теперь эта спина казалось ей огромной, будто ствол старой сосны. – Иначе я скоро свалюсь с ног.
– Некогда ждать, моя жена может умереть, – отозвался он, а потом вдруг повернулся, наклонился и подхватил ее на руки. – Я понесу тебя.
С этими словами он забросил взрослую женщину на закорки, будто пятилетнюю девочку; Тюррни только вскрикнула от неожиданности, вдруг оказавшись так высоко над землей! Длины ее рук едва хватило для того, чтобы обхватить шею незнакомца; его спина была шире, чем ворота усадьбы, но было так темно, что женщина совсем его не видела и могла полагаться только на свои ощущения. И на ощупь шея и спина, к которым она прикасалась, могучие, будто стволы сосен, руки, держащие ее под коленями, были холодными, как дерево или камень. Человеческого тепла в них не было ни капли.
Тюррни уже поняла, к кому попала, и ее пробирала дрожь не столько от холода, сколько от жути. Тем не менее, она надеялась выбраться живой: ведь йотуну требуется ее помощь. Однако, получив нужное, он все же может ее съесть! Взывая к дисам, своим покровительницам, Тюррни зажмурилась, уже и не желая ничего видеть; она не могла поступить иначе, не могла отказаться последовать за ночным гостем, и верила, что те, кто наложил на нее такое обязательство, не оставят без помощи ее саму.
– Мы пришли, – через какое-то время раздался над нею низкий гулкий голос, будто говоривший прятался в конце большой пещеры.
Вслед за тем Тюррни спустили наземь; дрожащими руками оправив одежду, она подняла голову. Перед ней открылась какая-то дверь – стал виден огонь внутри. Прижимая к себе мешок с травами и прочими нужными вещами, Тюррни опасливо вошла. Дверь за ней закрылась, но следом в дом никто не вошел.
Единственное существо, которое она здесь застала, была женщина на постели – по виду еще не старая, но весьма изможденная. Живот ее возвышался настоящей горой, и у нее не осталось уже сил даже на стоны.
Тюррни, уже не раз приезжавшая к измученным роженицам – ведь за ней посылали не сразу, а лишь убедившись, что без умелой помощи не обойтись, – немедленно принялась ее осматривать. Она боялась, что ребенок уже мертв, но тут же убедилась, что он жив – гораздо живее своей матери! Ощутив, что кто-то пришел, несчастная открыла глаза.
– Здесь есть еще кто-нибудь? – закричала Тюррни, окидывая взглядом пустой дом; он казался весьма обширен, свет очага не доставал до стен и углов. – Нужно вскипятить воду, заварить трав!
Никто не отозвался, но огонь вдруг вспыхнул ярко, взвился чуть ли не до кровли, а на перекладине появился черный котел. Рядом с Тюррни сам собой очутился горшок, и она, не задаваясь вопросом, кто прислуживает, высыпала в него сушеные травы из мешочка.
– Ты – Тюррни, да? – слабо прошептала роженица. – Жена… Си… Сигурда Оленя?
– Да, да. Все будет хорошо, я помогу тебе. Главное, что ребенок жив.
– Ты… красивая… – пробормотала та, с усилием держа глаза открытыми и вглядываясь в повитуху.
– Да, да! – отозвалась Тюррни, почти не вслушиваясь и отмечая лишь, что женщина не говорит ничего важного.
Какое может быть дело этой несчастной до красоты Тюррни? Бросив взгляд на лицо роженицы, молодая королева отметила, что та, должно быть, тоже когда-то была хороша собой: черты лица правильные, тонкие. Но кожа ее была серовато-бурой, цвета камня, вокруг глаз и рта виднелись морщины, разметавшиеся по подушке волосы были почти седыми – и при всем при этом было ясно, что это вовсе не старуха, а женщина достаточно молодая, чтобы рожать. Впрочем, чему тут удивляться? Тюррни хорошо понимала, что ее привели – точнее даже принесли – к жене йотуна, и для троллихи та обладает просто удивительным сходство с человеком!
– Я… не могу родить, не смогу, если мне не поможет человек, обычная женщина человеческого рода, – снова забормотала та. – Я не тролль, нет! Я человек, я родилась человеком, поэтому мне должна помочь женщина! Помоги, не дай мне умереть… хотя лучше бы мне умереть, чем дать жизнь сыну йотуна…
Тюррни подумала, что ее собеседница во многом права. Но она несла обязанность помогать всякой роженице, кто бы та ни была.
Она никого рядом не видела, но все делалось само собой: кипяток из котла налился в горшок с травами, потом кто-то процедил отвар и поднес в глиняной чаше. Чистые полотенца оказывались под рукой в тот миг, когда были нужны; чьи-то невидимые руки делали всю работу, будто вокруг было еще три-четыре… существа.
И вот наконец в руках Тюррни очутился младенец – мальчик, такой крупный и тяжелый, что ей казалось, она держит камень. При помощи тех же невидимых помощников она обмыла его и перепеленала, стараясь не смотреть на маленький хвостик, которым кончался его позвоночник. Во рту орущего младенца было полно острых зубов, и он не раз пытался тяпнуть повитуху за палец. Кожа его была такой же серо-бурой, как у матери.
– Дай его мне! – раздался вдруг рядом уже знакомый голос, низкий, но очень ясный.
Тюррни вздрогнула: она не заметила, чтобы кто-то входил в дом. Она обернулась и вздрогнула еще раз.
Мужчина за ее левым плечом был не выше ростом, чем она сама, но казался огромным, как гора. В нем ясно угадывалась некая внутренняя глубина и огромность. Лицом он был далеко не так хорош, как жена: низкий скошенный лоб, пересеченный глубокими продольными морщинами, приплюснутый нос с широкими крыльями, совершенно лысый череп, торчащие уши и бурая кожа. Никакой бороды, подбородок мал, зато брови выступают валиками и нависают над глазами, полностью затеняя их: это были не глаза, а две глубокие впадины между скулами и бровями, налитые черной тенью. Большая голова сидела на короткой шее и была немного наклонена вперед, длинные руки находились в таком положении, будто норовили что-то схватить. Коренастое приземистое сложение делало хозяина похожим на живой валун.
Пользуясь замешательством Тюррни, он тут же забрал у нее младенца; впрочем, она и не подумала бы возражать. И тут же исчез вместе с ребенком, последний вопль затих где-то вдали.
Пламя на очаге опало, в Тюррни ощутила такое облегчение, будто все это время была придавлена камнем. Она повернулась к молодой матери:
– Куда он понес его?
Мелькнула мысль, что йотун не хотел ребенка и собирается выбросить его в лес, как иной раз делают бедняки, которым нечем кормить семью.
– Положит между какой-нибудь парой новобрачных, – равнодушно ответила роженица, – забывших сделать над постелью знак молота, и тогда на него перейдет вся их удача. Но это не займет много времени, Микиль-Тролль очень проворная сволочь. Он скоро вернется. – В голосе женщины появилась тревога. – Послушай, что я тебе скажу. Он будет предлагать тебе еду и питье, но не принимай ничего, иначе останешься здесь навсегда.
– Да, я знаю, – кивнула Тюррни.
Ей было известно, каким образом тролли захватывают власть над человеком.
– Потом он предложит тебе выбрать, что взять в уплату: уголь или золото. Выбирай уголь, иначе именно уголь ты и найдешь дома у себя в переднике.
– Благодарю за совет. А ты? Я могу еще чем-то помочь тебе? Может быть, передать весточку твоим родным?
– Едва ли мои родные обрадуются таким вестям обо мне.
– Но откуда ты? Как тебя зовут?
– Никак. Кому здесь меня звать? Муж зовет меня «Эй, ты!», вот и все!
– Но раньше у тебя ведь было имя? Как звали твоего отца?
– Спроси у своего мужа, – торопливо зашептала роженица. – Он знает. Он все знает. Ведь это я должна была быть на твоем месте, а ты – на моем!
Тюррни вытаращила глаза, не уверенная, что не ослышалась. Что за чудные слова говорит эта несчастная?
Но тут же вернулся йотун, и разговор прервался.
– Держи! – Микиль-Тролль с торжеством сунул в руки жене какой-то сверток. – Что, славного сыночка я раздобыл нам с тобой!
«Странное дело!» – отметила про себя Тюррни. Он так говорит, будто сам родил этого ребенка, а не жена его мучилась целые сутки, чтобы произвести сына на свет. Или скорее на тьму…
Но, едва глянув на младенца, Тюррни вскрикнула от неожиданности. Это был вовсе не тот ребенок! Она даже подалась ближе, чтобы рассмотреть получше. Да, никаких сомнений! Уж человеческих младенцев она навидалась достаточно. А это был обычный человеческий младенец! Красная сморщенная кожа, беззубый слабо вопящий ротик, сжатые в кулачки крошечные пальчики – и никакого хвоста!
А роженица ахнула от радости и прижала к себе ребенка, будто он и был ее родным сыном. Ее изможденное лицо просияло.
– Ты подменил его! – ахнула Тюррни. – Проклятый тролль!
– Конечно, подменил! – хохотнул хозяин. – Я всем сделал хорошо. Нашему сыну я раздобыл уютный дом, где он будет жить на вольном воздухе, греться под настоящим солнцем, есть мягкий хлеб и жареную свинину, пить мед и пиво, и вырастет большим человеком! А жене я раздобыл мягкого человеческого младенца, он вырастет с белой кожей и голубыми глазами, ей будет в радость возиться с ним!
«Вот только тем бедным людям, у которых ты украл ребенка, взамен подсунув своего выродка, радости от этого будет мало», – подумала Тюррни.
И невольно схватилась за сердце, подумав, что тролль мог бы подменить ее собственного сына Рагнара, которому сейчас всего год!
Но нет, не мог. Колыбель Рагнара окружена защитными рунами, в ней всегда лежит острый нож в ножнах, а наверху вырезано изображение Мйольнира. Сила Тора, грозы великанов, защищает ее сына, и тролль не посмеет к нему приблизиться.
Вдруг она почувствовала, что черная тень глаз смотрит на нее со злобой. Да, этот негодяй когда-то пытался украсть ее сына, но не смог и оттого так злобится!
– Мне пора возвращаться домой! – твердо сказала Тюррни. – Иначе муж начнет искать меня.
– Не волнуйся, – проворчал йотун. – Муж ничего не заметит. Я мог бы вовсе оставить тебя здесь, а к твоему мужу отправить другую жену, очень на тебя похожую… А если бы она умерла через месяц-другой, то он был бы сам виноват, что плохо за ней ухаживал!
– Ты не посмеешь! – отрезала Тюррни. – Помощь дис нужна и вашему роду, потому что ни одно существо на свете не лишено судьбы!
– Я должен угостить тебя перед дорогой, ведь твой дом очень далеко! – так же недовольно проворчал тролль. – Садись к столу.
Тюррни послушно села, и перед ней сами собой появились блюда со снедью и кубки с напитками. Дочь конунга Харальда Ворона, властителя части Дании и Фризии, жена норвежского конунга из Хрингарики, в чьем доме сохранилось кое-что из богатств Сигурда Убийцы Дракона и Рагнара Меховые Штаны, Тюррни повидала немало сокровищ, но была поражена золотыми блюдами и кубками, хитро изукрашенными самоцветными камнями и красной эмалью. В кубках было налито вино, по виду и запаху не хуже того, что она пила когда-то дома у отца, куда его привозили с виноградников Франкии, на блюдах дымилось мясо с приправами. Тролль предлагал ей то одно, то другое, но Тюррни незаметно бросала кусочки мяса под стол, туда же отливая вино из кубка. С каменного пола поднимался едкий пар; капли вина и жира с мяса уже прожгли несколько дыр в ее подоле. Пусть бы это был яд: в гораздо худший ужас ее приводила мысль, что тролль может подавать ей человеческое мясо, которое ест сам, и поить кровью под видом вина.
– Довольно, я сыта! – сказала она наконец и встала.
– Я еще должен наградить тебя за помощь. – Тролль тоже поднялся и провел широкой ладонью над столом. – Что ты хочешь взять: это или вот это?
Блюда и кубки исчезли, вместо них на досках стола появились две вещи: куча черного угля и кучка золотых монет. Тюррни узнала их: это были солиды, старинные римские монеты с изображением головы солнечного бога в окружении лучей. Пожалуй, только в таком облике солнце и заглядывает в этот дом-пещеру.
