Алёна Берндт "Цветочница"

– Я бы тоже куда-нибудь дворником пошла, подработать, – вздохнув, сказала она деду, – Да только где сейчас устроишься…

– Что, тяжко на стипендию-то, оно и понятно, – дед подошёл поближе к Лене и негромко спросил, – А полы мыть не согласишься поди? Молодёжь сейчас всё больше другую работу ищет…

– Соглашусь! – воскликнула Лена, – А платят за работу или задерживают? И где мыть?

– Ишь ты, – усмехнулся дед, – Согласная она, надо же! Ну ладно, коли так, приходи что ли послезавтра. Я вон там, в дворницкой обретаюсь, дедом Семёном меня кличут. Я с кем надо поговорю, а там уж они сами всё тебе скажут – где мыть, и сколько платить станут. А так, зарплату дают, не обижают. Иногда и премия сверху.

Ленка от радости чуть не подпрыгнула – появился какой-то просвет, надежда на заработок! Пусть даже немного денег будут платить, но всё же хоть что-то, она сможет помочь бабушке и купить себе обновки… Сейчас все девчонки ходят на большой рынок, там можно сторговать подешевле что-то, вот сумка у неё совсем поистрепалась, надо новую…

В назначенный день Лена пришла пораньше, чем говорил ей дед Семён, на всякий случай, чтобы её не ждали. И была встречена им самим, в той самой «дворницкой», как он называл небольшое помещение рядом с подвальной дверью.

– А я думал, не придёшь, – заулыбался дед, – Ну, садись покуда, сейчас придёт работодатель твой, скажет всё. Опоздает поди опять, не знают люди нынче, что такое пунктуальность.

– А как вас по отчеству? – смущённо спросила Лена, – Как-то неловко вас дедом величать.

– Ну, коли неловко, зови Семён Ильич, – усмехнулся дед, – Вон, идёт Геннадий Петрович, на работу тебя принимать.

Так и устроилась Ленка полы мыть в двух подъездах «дома для богатеев», как называл его Семён Ильич. Работы было много, но так как подъезды закрывались на железные двери и посторонние здесь не ходили, грязи было немного. Убираться Ленка приходила после пар в институте, и добросовестно делала свою работу, мыла лестницы, протирала подоконники и перила. Жильцы тут были своеобразные… при встрече здоровались единицы, в основном все проходили с заносчивым выражением лиц, некоторые останавливались указать, что окна бы тоже неплохо мыть чаще…

После работы Семён Ильич угощал Ленку чаем в своей «дворницкой» и рассказывал разные истории. Сам он жил неподалёку, и после смерти супруги, с которой прожил душа в душу почти пять десятков лет, устроился вот сюда работать, помог бывший его сосед, этот самый Геннадий Петрович.

– Управляющим тут служит, – говорил про Геннадия дед Семён, – А раньше подсобником в гастрономе работал, подсобным рабочим, значит. Хлебная была должность, знакомства нужные завёл, вот сейчас и управляет тут, у богатеев. Ты гляди, дочка, ежели кто тут грубить тебе станет, не отвечай. Промолчи, стерпи, себе дороже выйдет. Народ тут хоть богатый, а насквозь гнилой. А ты сюда за зарплатой ходишь, и всё.

Ленка благодарила Семёна Ильича и за чай, и за советы. Она и сама не собиралась ни с кем ругаться, молча делала свою работу, улыбалась при встрече и кивала головой, когда её учили, как правильно мыть подъезд. Ей деньги были нужны, дед Семён был прав.

Глава 8.

Говорят, если пришла беда – отворяй ворота?, потому что одна она не приходит, как известно. Ленка ехала домой на каникулы, сдав сессию на «отлично». Она подкопила немного денег, купила бабушке отрез ткани на платье и два платка, деду Федосею рубашку, а себе новые сапожки. Заработанного хватало ещё на то, чтобы заказать дрова, которые они с бабушкой экономили в каждый Ленкин приезд, а уж когда внучка уезжала в город, бабушка и вовсе обходилась парой поленьев, едва подтапливая печь. Ну вот, теперь можно купить дрова и топить остаток зимы так, чтобы от печи шло блаженное тепло до самых промёрзших углов дома. Только на дровяной сарай надо замок новый купить, покрепче… чтоб дрова не растащили!

Такие времена настали, люди выживали, кто как мог, и, хотя в деревне было жить чуточку полегче, со своим-то хозяйством, а всё же опаснее – до Бога высоко, до царя далеко… ну, то есть до милиции, которая теперь сама всего опасается. В прошлый Ленкин приезд бабушка рассказывала, как по поздней осени приехали городские на машинах и постреляли скот у Федоркиных.

– Ты же знаешь, они овец выпасают завсегда до самого снега, уже вроде и щипать нечего, а всё водят. Шура Федоркина говорит – так у них шерсть лучше, крепче получается. Так вот, эти приехали и трёх овец постреляли, ещё две как-то сбежали, или может те сами не тронули. В багажник туши покидали и уехали… Дед ихний, Федоркиных, побежал с ружьишком своим, а этих уж и след простыл! Ты смотри, Ленка, в городе этом, осторожнее будь! Не шастай нигде, сиди лучше в общежитии, спокойнее будет.

– Бабушка, да я только в библиотеку и хожу. Или в театр с девочками, когда в институте билеты бесплатно дают.

– А у Карташовых в старом доме погреб очистили, – задумчиво продолжала свой рассказ бабушка, – Старая-то Матрёна, мать Иринкина, померла на Покрова?, дом пустой стоял, так сороковины не прошли ещё, Иринка пошла утром прибраться немного в материн дом-то, а там! – Капитолина схватилась за щёку и покачала головой, – Замок раскурочен, двери нараспашку… Из погреба всё выгребли, картошку и банки с соленьями, а в доме и брать-то нечего, какое тут богатство у старой старухи могло быть. Так только всё пораскидали, посуду побили. Ох, что же делается в мире, что с людьми сталось…

Вот потому теперь и думала Ленка, глядя на проплывающие мимо заснеженные поля, что нужно купить новый замок на старый дровяник, и, пожалуй, на курятник. Серко уж совсем стал староват, больше в конуре спит, какой из него охранник! Хотя, бабушка говорит, лису недавно учуял, но что та лиса, когда люди сейчас стали страшнее любого хищника.

Электричка мерно постукивала колёсами и заснуть под этот стук Ленке мешал только голод. После занятий, сдав последний в сессии зачёт, она поспешила в общежитие, за собранной ещё накануне сумкой, а потом рванула на вокзал. Можно было, конечно, задержаться до завтра и поехать утренней электричкой, но Ленка не хотела терять ни единого часочка и сидеть в общежитии, вместо того чтобы оказаться дома, с бабушкой! И даже если ради этого ей предстоит идти по узкой тропке от станции, через заснеженное поле, но зато вечером она будет сидеть у тёплой печки, бабушка достанет вкусный варенец и небольшой каравашек хлеба, который она печёт каждый раз к Ленкиному приезду.

На полустанок электричка прибыла уже вечером, и Ленка со своей сумкой едва успела выскочить на старый, плохо почищенный от снега перрон, как состав тронулся дальше. Кроме Лены из электрички выскочили ещё двое – женщина с большой сумкой, которую встретили два мальчика-подростка, и сухонький дед с палкой вместо клюшки. Женщину Лена не узнала, та была в пушистой вязаной шапке, надвинутой на лоб, а вот деда признала сразу – это был Филимон Кондрашов, он жил за Вишняками, в небольшом домике у ручья.

От полустанка в Вишняки шло несколько тропинок – это кому в какую часть деревни надо идти, поэтому совсем скоро Ленка осталась одна, ей нужно совсем в другую сторону. Она вдохнула звенящий морозный воздух, надела варежки и зашагала по тропинке, ведущей к дому на пригорке, у самой околицы.

Звёзды рассыпались по иссиня-чёрному небосводу, там, вдалеке поблёскивали огоньки в деревенских окошках, и Ленке казалось, что воздух никогда ещё не пах так завораживающе приятно. Даже сумка казалась не такой тяжёлой, только вот ноги в новых сапожках почему-то быстро замёрзли.

Серко радостно вилял хвостом, встречая влетевшую в калитку Ленку, потирающую варежкой замёрзший нос и щёки. Мурка, шедшая по верху соседского забора, видимо возвращаясь домой с охоты, остановилась, поблёскивая зелёными огоньками глаз в вечерней темноте.

– Это я! – сказала им радостная Ленка, – Ну, как вы тут без меня, лохматые? Бабушку слушаетесь?

Только теперь Ленка увидела, что в глубине двора стоят сани деда Федоса, бабушкиного брата, пожилая дедова кобылка Зорька, судя по всему, уже в сарае спит. Видать, в гости заглянул, но почему же так поздно задержался? У деда Федоса хозяйство немаленькое, рук требует. Редко он в гости выбирается, а уж с ночевой никогда и не бывал. Страх обжёг Ленкину душу – а вдруг с бабушкой плохо!

Ленка кинула на крыльце свою сумку и рванула на себя тяжёлую дверь в сени, три широкие ступени, покрытые тканым половичком, миновала в один прыжок. Отворила дверь в дом и заскочила внутрь, задохнувшись теплом от печи и собственным беспокойством.

За столом в кухне сидела бабушка, дед Федос – напротив на старом табурете качал седой головой, а перед ними на цветастой клеёнке лежала какая-то бумага.

– Ленка! Ты что же, я думала, ты завтра приедешь! – всплеснула руками бабушка, – Хоть бы в ночи не каталась, сколько говорёно тебе, сороке! Всё спокойней дневным то поездом!

– Бабушка! Дедуся! – Ленка скинула пальто и сапожки, кинулась обнимать родных, – А я гляжу, дедушкины сани во дворе! Испугалась, аж сердце замерло, думала, случилось что!

– Ступай, умойся с дороги, да в тёплое оденься, – говорила бабушка, поглаживая прижавшуюся к ней внучку, – Поди застыла вся, со станции то пешком! Все руки вон холодные!

Пока Ленка умывалась и переодевалась, блаженно надев на промёрзшие свои ноги коротенькие валенки, ждавшие хозяйку на припечке, дед Федос занёс Ленкину сумку в дом, повздыхал на крыльце, смахнул слезу, пока никто не видал, и уж потом вошёл в дом.

Вскоре Ленка сидела за столом, за обе щёки уплетая картошку с грибами и запивая молоком. Голод был настолько сильным, что она не сразу приметила…

– Бабушка… ты плакала. Что… что случилось? – Ленка отложила в сторону кусок каравая и взяла бабушку за руку.

– Ты ешь, внуча, – бабушка отвела глаза и с трудом сдерживала слёзы, – После уж разговаривать станем.

Но еда уже и не лезла в горло, Ленка посмотрела на деда, тот тоже не глядел на неё, сидел у печки и стругал на лучины сухое полено – на растопку. Тяжёлое молчание повисло, было слышно, как в умывальнике капает вода в жестяной таз.

– Вот, Леночка, пришла телеграмма утром сегодня, – дрожащим голосом сказала бабушка и протянула Ленке листок.

Тамара в двух строках писала, что Ленкин отец погиб. Так же в телеграмме было указано время переговоров – завтра в восемь утра, сразу же, после открытия переговорного пункта, Тамара позвонит на почтамт и всё расскажет. Страх, почти уже отступивший, изгнанный из Ленкиной души домашним теплом, вернулся втройне…

– Ты, внуча, ступай, ложись, – сказал дед Федос, – Завтра всё узнаем, а тебе с дороги да с морозу такого ещё разболеться не хватало. Что ж, вот так всё получилось…

Ленка, шатаясь и часто дыша пошла в маленькую свою комнатку, туда, где прошло её счастливое детство. Липкое, тяжёлое и тёмное чувство словно придавило её к кровати… Конечно, она не жила с отцом, и в последнее время ей казалось, что не нужна она отцу и только ему мешает. Ведь у них с Тамарой есть Галинка, а Ленка, что Ленка… так… ошибка молодости для обоих родителей. Но ведь это её отец! Ленка вспомнила, как они сидели здесь, на крылечке, смеялись и разговаривали. Слёзы текли на подушку из-под её ресниц.

Уже за полночь усталость взяла своё, тепло окутывало её, и Ленка уже не слышала, как в комнату вошла бабушка, накрыла её тёплым стёганным одеялом и долго сидела возле внучки, вытирая бегущие по морщинистым щекам слёзы.

Утром все встали ещё до свету, да и не мудрено, зимой светает поздно, а бабушка так и вовсе глаз не сомкнула в эту ночь. Сидела Капитолина под старыми образами, доставшимися ей от родителей. Тусклый свет старой лампадки освещал потемневшие от времени лики, строгими глазами взирающие на людей, обращавших к ним свои мольбы.

О чём молилась Капитолина всю эту бессонную ночь, ей одной ведомо. Разрывалась от боли душа, и глубоко внутри всё же теплился тоненький, слабый, как первый весенний росточек, огонёк надежды на то, что телеграмма эта окажется ошибкой… или чьей-то злой шуткой!

Не было ещё восьми часов, когда бабушка с Ленкой и дедом Федосом уже стояли около почтамта, ожидая, когда Валентина Игнатьевна откроет навесной замок на окрашенной в синий цвет двери.

Глава 9.

– Капитолина Захаровна, доброе утро! – улыбчивая Валентина спешила на работу, – Федосей Захарович, и ты к нам пожаловал, и Леночка с вами… Что-то случилось?

По лицам своих ранних посетителей Валентина поняла, что не праздный интерес, и не хорошие вести привели эту семью сюда сегодня. Она поспешила отомкнуть замок и на ходу развязывая шаль вошла внутрь, пригласив посетителей не мёрзнуть на улице и подождать внутри.

Обещанных переговоров они ждали минут сорок, Ленка с беспокойством смотрела, как неподвижно сидит бабушка, замерев и глядя в одну точку. Дед Федос вздыхал и покачивал головой, думая о чём-то своём и сминая в руках свою шапку-треух.

Телефон звонил, Валентина Игнатьевна брала трубку, и каждый раз виновато качала головой в ответ на три пары глаз, обращённых к ней с немым вопросом. И вот наконец она кивнула головой и указала на небольшую переговорную кабинку, стоявшую в углу. Что ж, Вишняки не могут похвастаться удобствами почтамта, какие есть в городе, но хорошо, что хоть такое тут есть!

Капитолина Захаровна не сразу смогла подняться, чтобы пройти к телефону. Валентина смотрела на неё с испугом и сочувствием, хоть она и не знала, в чём дело, но понимала – несчастье привело сюда эту семью. Помертвевшей рукой, кое как справившись с собою, Капитолина поднесла трубку к уху и сказала: «Алло!» Ленка и дед Федосей стояли в открытых дверях тесной кабинки и с нетерпением ждали…

– Капитолина Захаровна? Это я, Тамара! – голос в трубке звучал жёстко и торопливо, – Я долго не могу говорить, денег и так нет, ещё на разговоры тратить! Сергей… погиб, на производстве случился несчастный случай. До больницы скорая не довезла! Крепитесь! Похоронили вчера. Вы уж извините, но сообщить вам раньше у меня не было времени – столько всего нужно было сделать к похоронам!

– Тамарочка, как же… ты бы хоть телеграмму…, – задыхаясь и держась за грудь, проговорила Капитолина, – Я бы хоть на самолёт… один ведь он у меня… да и дочка у него здесь! Как же ты…

– Знаете, что! – Тамара едва сдерживалась, это было слышно даже стоявшей рядом с бабушкой Ленке, – На меня и так на одну всё свалилось! Вы-то далеко! А у меня ещё девчонки! Да и чего вам ехать сюда? Чем бы вы помогли?! Всё, дорого болтать! Потом я вам в письме всё подробно напишу!

В трубке послышались короткие гудки, а Капитолина Захаровна никак не могла заставить себя положить её на аппарат. Дед Федосей склонился к сестре, осторожно вынул трубку из холодной руки:

– Капушка, идём домой. Полежать тебе надо!

Валентина Игнатьевна стояла за ним со стаканом в руке, она накапала туда капель валерианы, и думала, что сейчас и себе тоже наведёт… уж очень было тяжело смотреть на всё это.

– Леночка, постой! – остановила она Ленку, когда дед Федосей с Капитолиной вышли на улицу, – С отцом что? Или с кем?

– С отцом. Он погиб, – ответила Ленка и сильно сжала свои руки, – Мы не знаем ничего, его жена не сказала. Обещала написать в письме. Тётя Валя, вы приглядите, если вдруг придёт письмо, чтоб не потерялось…

– Хорошо, пригляжу, конечно, – ошарашенно ответила Валентина, – Это как же… матери не сообщить ничего, что ж там у женщины в груди вместо сердца! Ведь один сын он у Капы, единственный! Крепись, доченька! – Валентина обняла Ленку, – Если что нужно, скажи, я всегда помогу! Ох, ты, горе-то, горе!

Не радостные каникулы были в тот год у Ленки. Бабушка слегла, дома терпко пахло лекарствами и стояла тишина. Доктор приходил дважды в день делать бабушке уколы, и Ленка уже с самого утра была на ногах, сон не шёл к ней, заставляя ворочаться в постели и прислушиваться к тяжёлому бабушкиному дыханию.

Капитолина старалась, очень старалась выбраться из мрака, который затягивал её всё глубже. Она лежала в кровати и ей казалось, что на грудь ей положили тяжёлую бетонную плиту. Как в тумане видела она лицо местного фельдшера, мелькала рядом Федосова седая борода и испуганное Ленкино лицо. Ради внучки она должна… должна…

И она поднялась, пролежав четыре дня. Ленка заглянула к бабушке и радостно вздрогнула, та сидела на кровати, пытаясь нащупать босыми ногами тапки.

– Бабушка! – Ленка кинулась к ней и обняла, стараясь не разрыдаться, – Бабушка, тебе лучше?!

– Ничего, Ленок, ничего… Дай-ка гребень, волосы причешу, а то, наверное, на пугало похожа, хоть на грядки ставь.

Надо дальше жить, что ж поделаешь, Ленку учить, время-то вон какое сейчас, а то ли ещё будет. Какие только слухи не приходят из города! Не на кого старой Капитолине заботы о внучке переложить! Федосей, брат её, сам стар, бывает, что еле ходит, хоть и старается хорохориться!

– Ну, расскажи хоть, как там у тебя, в институте, – вечером Ленка и бабушка сидели за столом в кухне, – Исхудала вся… Наверно, буду сама к тебе каждую неделю приезжать, продукты привозить, а то так и здоровье недолго подорвать! Желудок надо беречь, внученька. Кушать надо, ведь сколько сил эта учёба отнимает!

– Бабушка, ты что! Это ж тяжело, и не думай даже мне ничего возить, тем более сейчас! Я сама буду теперь каждые выходные приезжать к тебе! – Ленка прижалась головой к бабушкиному плечу, – И я сейчас хорошо питаюсь, я же на работу устроилась! А то, что похудела… так я специально, чего я как плюха деревенская! Вот, джинсы теперь себе куплю на базаре, сейчас там много продают.

– На работу? Это куда же? – нахмурилась бабушка, – Что ещё придумала, ведь учиться надо, на учёбе это скажется, работа…

– Ничего не скажется, я после учёбы. Прибираться хожу, – Ленка не стала раскрывать подробностей, что моет подъезды многоэтажки, – Ничего не тяжело, наоборот, физическая нагрузка полезна.

– Ну, может быть, наладится всё в скором времени, не может же быть такого, чтобы в стране такой бардак устроили. Должны же порядок навести! – ворчала бабушка, налаживая в печку горшок с кашей на завтра, – Ты, внуча, всё же подумай, может лучше все силы на учёбу направить? Ведь у тебя пока одни пятёрки, как бы не съехала…

– Бабушка, да у нас многие работают уже. Но я тебе обещаю, если пойму, что это мешает учёбе, тут же уйду. Вот, посмотри… я это тебе купила! И дедушке тоже, только тут всё закрутилось, что… забыла про подарки.

– Ты что, зачем ты тратишься на нас! Это неразумно! Что нам тут в деревне надо? На всём своём живём, а тебе нужнее, хоть бы вон себе чего купила.

– Я и купила, сапожки себе взяла. На рынке, мне однокурсница Иринка подсказала, она там себе ботинки брала. Женщина торгует на рынке, скидку мне сделала! Только… не для нашей деревни сапожки-то, бабуль! Пока шла, ноги застыли, у нас тут лучше валенок ничего нет!

Бабушка рассмеялась, и Ленкино сердце радостно дрогнуло. Боялась она за бабушку свою, никого у неё нет роднее, а тут такое горе свалилось на них! Ещё и Тамара эта! Так поступить, это не укладывалось в голове…

Когда Ленка ложилась спать, закутываясь потеплее в стёганное ватное одеяло, одетое в пахнувший душицей пододеяльник с прорезью посередине, она долго не могла заснуть и всё думала, думала… И сердилась на эту Тамару! Как так можно! И Ленка давала себе клятву, что вот закончит она учиться, заработает денег и обязательно выберется, поедет в этот далёкий северный город… чтобы посмотреть в глаза этой женщине, у которой вместо сердца кусок льда, не иначе! Вот уж тогда она всё выскажет этой Тамаре! И за бабушку, и за себя саму! Купит билеты им с бабушкой, чтобы к отцу на могилу сходить, и может быть наконец познакомиться с сестрой Галинкой…

На другой день Ленка достала из сарая свои старые лыжи, нужно было проведать деда Федосея. Бабушка волновалась за него, хоть и пыталась не показать виду внучке, но Ленка сама чувствовала теперь настроение получше самого чуткого «сейсмографа»!

– Бабуль, я быстро, тут ходу-то всего-ничего! Дед бы сам не приболел, тут вот фельдшер ему таблетки от давление дала, так он уехал и их не взял! Вот и отдам.

Ленка приладила на спину небольшой рюкзак, который ей раздобыл где-то дед Федосей, когда Ленка классе в седьмом училась. Потом расцеловала бабушку и выбежала за калитку с лыжами в руках.

Погода была прекрасная, морозец приятно пощипывал щёки, ясное небо обещало, что к вечеру мороз усилится. Неяркое, белёсое зимнее солнце переливалось бриллиантовыми россыпями в пушистом снежном покрывале… Всё же зима здесь совсем другая, не как в городе, подумала Ленка и вздохнула. Как же жаль, что отец уже никогда не увидит этого, не вернётся в родные места, как всегда хотел. Так и говорил Ленке:

– Вот доработаю ещё, до северной-то пенсии, и приеду сюда насовсем! – мечтательно глядя в небо, говорил он дочери, когда они по своему обыкновению сидели вечером на лавочке под самым окном.

Не приедет теперь, всё… Ленка вытерла пушистой варежкой слёзы, она не может себе позволить расклеиться, надо крепиться! Бабушка не вынесет ещё и Ленкиных слёз! Она бодро зашагала к старой пилораме, за которой была просека, вот по ней быстрее всего можно было добраться до дома деда Федосея!

– А! Явилась, прoфyрсeткa! – раздался недовольный женский голос, и Ленка вздрогнула.

Она шла мимо дома Решетниковых, и только теперь приметила, что за их невысокой калиткой стоит Лидия Васильевна Ярославцева, мать Ивана… Лена побледнела, но постаралась не показать вида, и безмолвно укорила себя – как же она позабыла, что Тоня Решетникова Лидии Васильевне кумой приходится.

– Здравствуйте, – сказала Ленка и отвернулась, чтобы не видеть злого взгляда женщины, но вслед ей неслось…

– Чего припёрлась-то, тоже мне, фифа городская! Кому ты тут такая нужна? Если хочешь знать, так Ванька наш про тебя и думать забыл! Весной вернётся, с невестой, не один! Так что не надейся!

Ленка ничего не ответила, только прибавила шагу… Она Ваню не забыла. Но давно уже ни на что не надеялась, а сейчас… Больно резанули слова Лидии Васильевны, но… Пусть! Оно и к лучшему, Ленке не до этого, у неё учёба, и бабушка, и дед Федос! И свои планы! А Ваня… Ваня, это так, детское увлечение, оставшееся далеко в прошлом. Только почему же так больно, что даже дышать стало тяжело…

Глава 10.

Вернувшись в город после каникул, Ленка принялась за учёбу с новой силой. У неё теперь была цель – она собиралась каждую пятницу после пар уезжать домой, к бабушке, а возвращаться в понедельник, с первой электричкой, которая идёт в четыре утра. Зато все выходные она будет проводить с бабушкой, помогая и не давая той затосковать окончательно. Ленка всей душой своей понимала, как она сейчас бабушке нужна!

По субботам в институте иногда ставили в расписание факультативы, но если учиться хорошо, то всегда можно договориться с преподавателями. Тем более сейчас, когда почти все студенты старались подработать на выходных, или попасть домой, выспаться и нормально поесть.

С деньгами и вообще… с жизнью, стало происходить что-то невообразимое! Цены росли так стремительно, что стипендии теперь хватало… да ни на что не хватало, правду сказать. И даже там, где Ленка подрабатывала, управляющий Геннадий Петрович то и дело не всю зарплату выдавал деньгами. Иногда привозил замороженных синих кур, сомнительного качества тушёнку в банках, где при открытии обнаруживались одни жилы и хрящи, или сероватые макароны в пакете… Ленка молча забирала, а вот Семён Ильич хмурил брови и выговаривал, что такое «непотребство» только собакам давать, и то есть поди не станут!

– Если уж чего-то такое везёшь, так вези съедобное! – говорил дед управляющему, – Знаю я, у кого ты это брал – у этого барыги, или как там он себя называет, «бизнесмен-оптовик» Ледашов! Спекулянт он, а не бизнесмен, вот что я скажу! Развелось тут таких, как собак! Это он с тобой так рассчитывается, да? За вахтёршу, которую теперь в подъезде посадили, да за наш с Леной труд? Так вот, в другой раз ему и скажи – икры мы не просим, но и тухлятину его брать не станем! Муки хорошей, масла постного да сахару – вот этого пусть даёт.

– Чего есть, то и беру. Себе ведь это же беру, вот и вам везу! Что сделать, если теперь этот чёртов бартер кругом, денег не добыть! Ладно, не ворчи, дед. В другой раз закажу ему муку хорошую, и сахар.

Возвращаясь по пятницам в родные Вишняки, Ленка каждый раз думала, сидя у окна в вагоне электрички, как всё теперь зыбко… Так, что даже не знаешь, получится ли вернутся в понедельник, и будет ли куда возвращаться! Студенческое общежитие уже несколько раз собирались закрыть, оно требовало срочного ремонта, но для этого нужно было куда-то переселить студентов… а куда? Одно из зданий, раньше оно тоже было общежитием, теперь заняли офисы и какие-то магазинчики, торговавшие всякой всячиной. А в цокольном этаже кто-то организовал видеосалон, Ленка слышала про это от своих сокурсниц, многие ходили туда смотреть заграничные боевики и комедии, но сама она там никогда не была – жалела денег на такое развлечение. Их и так ни на что не хватало!