Жду, что он представится, как и его друг, но он молчит, нетерпеливо закатив глаза и вытащив мобильник из плотных черных джинсов. Этот парень определенно не так приветлив, как Нэт и Стеф. Тем не менее, он привлекательнее; в нем есть что-то, что мешает оторвать взгляд от его лица. Я смутно чувствую, что Ной смотрит на меня, и, наконец, отворачиваюсь, сделав вид, что шокирована происходящим.
Ведь так и есть, правда?
– Увидимся, Тесса, – говорит Нэт, и все трое выходят из комнаты.
Я тяжело вздыхаю. Назвать последние несколько минут необычными было бы недопустимым преуменьшением.
– Ты получишь другую комнату! – кричит мама, как только хлопает дверь.
– Нет, я не могу, – отвечаю я. – Здесь нормально, мам.
Я изо всех сил стараюсь успокоиться. Не знаю, получится ли, но в любом случае последнее, чего бы я хотела, это чтобы моя деспотичная мать устроила сцену в первый день моего пребывания в колледже.
– Уверена, она не такая, как кажется на первый взгляд, – пытаюсь я убедить маму и в то же время поверить в это сама.
– Чепуха, мы переезжаем сейчас же. – Безупречная внешность странно сочетается с гневом на лице матери; длинные светлые волосы уложены волнами, и каждый локон совершенен. – Ты не будешь жить в комнате с человеком, который общается с такими… такими панками!
Я смотрю в ее стальные глаза, затем на Ноя.
– Мама, пожалуйста, давай поглядим, как все будет складываться. Пожалуйста, – прошу я.
Я не хочу даже представлять себе, что начнется, если мы попытаемся в последний момент поменять комнату. И как унизительно это будет выглядеть.
Мама снова оглядывает комнату, останавливается взглядом на плакатах, покрывающих стену Стеф, выразительно на них фыркает.
– Хорошо, – неожиданно цедит она сквозь зубы. – Но перед тем, как мы уедем, нам с тобой надо поговорить.
Глава 3
Часом позже, после лекции об опасности вечеринок и студентов мужского пола – при этом использовались выражения, которых мы с Ноем от мамы совершенно не ожидали, – она, наконец, начинает собираться домой. В своем обычном стиле, коротко обняв и чмокнув меня, она покидает комнату, сообщив Ною, что будет ждать его в машине.
– Я все время буду скучать по тебе, – тихо говорит Ной и заключает меня в свои объятия.
Я чувствую запах одеколона, который дарила ему на Рождество два года подряд, и вздыхаю. Навязчивый аромат уже частично выветрился, и я понимаю, что тоже буду скучать по нему и по тому ощущению комфорта и близости, которое связано с Ноем, несмотря на то, сколько раз я жаловалась на него раньше.
– Я тоже буду скучать, но мы же можем разговаривать каждый день, – говорю я, обвивая его руками и прижимаясь лицом к шее. – Я хочу, чтобы ты поступил сюда через год.
Ной всего на несколько сантиметров выше, мне это нравится. Мама часто дразнила меня, утверждая, что человек, соврав, вырастает на дюйм. Мой отец был высоким, так что об этом я с ней спорить не буду.
Губы Ноя приближаются к моим… и в этот момент я слышу звук автомобильного гудка.
Ной смеется и отпускает меня.
– Твоя мама не меняется! – Он целует меня в щеку и выбегает в дверь, крикнув на ходу: – Позвоню вечером!
Оставшись одна, я думаю о его поспешном уходе, а потом начинаю распаковывать сумки. Вскоре половина одежды аккуратно сложена в одну из тумбочек, остальное повешено в шкаф. От количества кожи и изображений животных на одежде, заполняющей соседний шкаф, я поеживаюсь. Все же любопытство сильнее: я провожу пальцами по платью из какого-то металла, потом по другому платью, такому тонкому, что непонятно, есть ли оно вообще.
Чувствуя себя как выжатый лимон, валюсь поперек кровати. Подкрадывается незнакомое мне чувство одиночества; жалко, что соседки нет, как бы некомфортно мне ни было в присутствии ее друзей. Подозреваю, ее часто не будет дома, или, еще хуже, она может проводить в своей компании большую часть времени. Почему мне не попалась соседка, которой нравится читать и учиться? С одной стороны, это даже неплохо, потому что вся наша маленькая комнатка будет в моем распоряжении, но все-таки меня это почему-то не радует. Колледж оказался совсем не тем, чего я ожидала.
Напоминаю себе, что я здесь всего несколько часов. Завтра будет лучше. Должно быть лучше.
Я достаю учебники и ежедневник, решив убить время заполнением расписания занятий и предполагаемых заседаний литературного клуба, куда я планирую вступить; с ним я еще не до конца решила, но я читала отзывы студентов о нем и хочу попробовать. Я хочу найти единомышленников, с которыми можно было бы поговорить. Я не надеюсь, что заведу много друзей, пока достаточно, если мне будет с кем вместе пообедать. Я решаю завтра выехать из кампуса, чтобы купить в комнату кое-какие вещи. Не хочу захламлять свою половину так же, как Стеф, но неплохо бы добавить пару предметов, чтобы чувствовать себя в этом чужом месте как дома. То, что у меня еще нет машины, несколько осложняет дело. Чем раньше я ее заведу, тем лучше. У меня достаточно денег – подарок на выпускной и зарплата продавца в книжном магазине, где я работала летом, – но я пока не уверена, надо ли заморачиваться покупкой прямо сейчас. То, что я живу в кампусе, дает мне полный доступ к общественному транспорту, и я уже изучила автобусные маршруты. С мыслями о расписании, рыжих девушках и неприветливых татуированных парнях я засыпаю, сжимая ежедневник в руках.
На следующее утро Стеф в постели не оказалось. Я бы хотела познакомиться поближе, но это может оказаться трудновато, если ее никогда не будет рядом. Может, один из двух парней – ее бойфренд? Для ее же блага, искренне надеюсь, что это блондин.
Схватив сумочку с туалетными принадлежностями, я направилась в душ. Уже можно сказать, что одно из наименее приятных впечатлений от студенческой жизни – душевая; хорошо бы в каждой комнате была отдельная ванная. Ну, по крайней мере, спасибо и за то, что душевые раздельные.
Или… Я считала, они должны быть раздельными, – ведь все, наверное, так думают? Открываю дверь, абсолютно уверенная, что увижу два напечатанных значка, мужской и женский… Блин. Не могу поверить, что такое возможно. Не могла поверить, пока не оказалась в CWU.
Нахожу свободную кабинку, быстро шмыгаю мимо полуголых мальчиков и девочек, тщательно закрываю шторку, раздеваюсь и на ощупь вешаю одежду на стойку, вытянув руку из-за занавески. Вода нагревается слишком медленно, и все это время я панически боюсь, что кто-нибудь отдернет тонкую занавеску, отделяющую мое голое тело от людей снаружи. Но никого, кажется, не смущают полуголые представители другого пола; студенческая жизнь оказалась очень странной, и это только второй день.
Крошечная душевая кабинка находится вплотную к стойке, на которую я повесила одежду, и внутри еле хватает места вытянуть руки. Я думаю о Ное и о доме. Задумавшись, я поворачиваюсь и задеваю локтем вешалку, одежда валится на мокрый пол. Душ хлещет на нее, и вещи мгновенно намокают.
– Да вы издеваетесь!
Я издаю беззвучный стон, резко выключаю воду и заворачиваюсь в полотенце. Затем подхватываю тяжелую груду мокрой одежды и несусь по коридору, отчаянно надеясь, что меня никто не видит. Добравшись до комнаты, поворачиваю ключ в замке, и когда, наконец, дверь за мной захлопывается, мгновенно расслабляюсь.
До момента, как, повернувшись, не замечаю мрачного брюнета в татухах, развалившегося на кровати Стеф.
Глава 4
– А… где Стеф?
Я пытаюсь говорить твердо, но голос больше напоминает писк. Руками я кутаюсь в мягкое полотенце, а взглядом то и дело скольжу вниз, чтобы убедиться, что мое тело полностью прикрыто.
Парень смотрит на меня; уголки его рта немного приподнимаются, но он не говорит ни слова.
– Ты слышишь? Я спросила тебя, где Стеф, – повторяю я, стараясь на этот раз говорить вежливей.
Выражение его лица меняется. Наконец, он бормочет «Я не знаю» и отворачивается к маленькому экрану на тумбочке Стеф.
Что он тут делает? У него что, нет своей комнаты? Я сдерживаюсь, стараясь оставить грубости при себе.
– О’кей… Не мог бы ты… выйти куда-нибудь, чтоб я могла одеться?
Кажется, он даже не заметил, что я в полотенце. Или заметил, но это не произвело на него впечатления.
– Не обольщайся, смотреть на тебя не собираюсь, – усмехается он и отворачивается, закрыв лицо руками.
У него сильный английский акцент, раньше я этого не заметила. Наверное, потому, что раньше он со мной не разговаривал.
Не сообразив, как отреагировать, я фыркаю и подхожу к своей тумбочке. Что именно он имел в виду под «не собираюсь смотреть»? Может быть, он счел меня непривлекательной. Я поспешно надеваю белье, белую рубашку и шорты цвета хаки.
– Ну, ты все? – спрашивает он, и этим переполняет чашу моего терпения.
– А ты не мог бы повежливей? Я, кажется, тебе ничего не сделала. Так в чем дело?
Я кричу, может быть, несколько громче, чем хотела, но, судя по удивлению на лице моего обидчика, слова произвели впечатление.
Мгновение он молча на меня смотрит. И когда я уже ожидаю услышать извинения, разражается смехом. Его смех звучный и глубокий, его можно было бы назвать приятным, если бы он не был таким обидным. Когда он хохочет, на щеках появляются ямочки. Я чувствую себя полной идиоткой. Я вообще стараюсь избегать конфликтов, а этот парень, кажется, последний, с кем я стала бы ссориться.
Открывается дверь, входит Стеф.
– Извини, я поздно. У меня адское похмелье, – с трудом произносит она, и ее взгляд скачет между мной и парнем с татуировками. – Извини, Тесса, я забыла сказать, что Хардин зайдет. – И извиняюще пожимает плечами.
Мне хочется думать, что мы со Стеф сможем притереться друг к другу, в каком-то смысле даже стать подругами, но при ее образе жизни и компании мне просто трудно в это поверить.
– Твой бойфренд не очень-то вежлив, – выпаливаю я прежде, чем могу остановиться.
Стеф смотрит на парня на своей кровати, и оба начинают хохотать. Да что с вами со всеми, почему вы смеетесь надо мной? Это начинает по-настоящему раздражать.
– Хардин Скотт не мой бойфренд! – задыхаясь, произносит она. Успокоившись, она хмуро поворачивается к Хардину: – Что ты ей сказал? – А потом, снова повернувшись ко мне: – Хардин… просто не умеет по-другому разговаривать.
Отлично, значит, она говорит, что Хардин – просто грубиян. Парень из Англии пожимает плечами и пультом переключает канал.
– Сегодня вечером вечеринка. Ты должна пойти с нами, Тесса, – говорит Стеф.
Теперь моя очередь улыбнуться.
– Вечеринки – это не мое. К тому же мне нужно приобрести кое-какие вещи в комнату, на стол и стену.
Я смотрю на Хардина, который ведет себя так, будто никого из нас в комнате больше нет.
– Пойдем… всего лишь вечеринка! Ты теперь в колледже, так что одна вечеринка не повредит, – уговаривает Стеф. – Погоди, а как ты собираешься в магазин? Я думала, у тебя нет машины?
– Я собиралась поехать на автобусе. К тому же я не могу пойти на вечеринку, я же никого там не знаю, – говорю я, и Хардин вновь хохочет – еще одно подтверждение, что он собирается уделять мне не больше внимания, чем требуется для того, чтоб надо мной посмеяться. – Я собираюсь почитать и поболтать по скайпу с Ноем.
– Ты же не собираешься ехать на автобусе в субботу! Он будет битком. Хардин подбросит тебя по пути… правда, Хардин? И на вечеринке ты знаешь меня. Так что приходи… хорошо? – Стеф драматически сжимает руки.
Я знаю ее всего один день, могу ли я ей доверять? В голове всплывают предупреждения мамы об опасности вечеринок. За то недолгое время, что я знаю соседку, она показалась довольно приятной. Но вечеринка?
– Не знаю… Нет, я не хочу, чтобы Хардин подвозил меня в магазин.
Хардин удивленно разворачивается на кровати Стеф.
– Как же так! А я так мечтал об этом, – сухо отвечает он тоном, полным сарказма, и мне хочется швырнуть книжку в его кудрявую голову. – Ладно, Стеф, видишь, она не собирается приходить, – усмехаясь, говорит он с сильным акцентом.
Любопытство, которого во мне достаточно, подмывает спросить, откуда он. А чувство противоречия заставляет перечить.
– На самом деле, да, я приду, – говорю я с такой милой улыбкой, какую только смогла изобразить. – Наверное, там будет весело.
Хардин недоверчиво покачивает головой, а Стеф взвизгивает и крепко меня обнимает.
– Да! Еще как весело! – кричит она.
И в глубине души я очень надеюсь, что она окажется права.
Глава 5
На мое счастье, Хардин наконец-то уходит, и я могу расспросить Стеф о вечеринке. Мне нужно узнать подробности, чтобы не волноваться, а присутствие посторонних этому нисколько не способствует.
– Где будет эта вечеринка? Пешком дойдем? – спрашиваю я и, стараясь казаться спокойной, ровняю свои книжки на полке.
– Вообще-то, это вечеринка в самом большом из здешних студенческих братств. – Стеф с открытым ртом накладывает на ресницы очередной слой туши. – Это не в кампусе, но мы не пойдем пешком, Нэт нас подвезет.
Я рада, что не Хардин, хотя знаю, что он там тоже будет. Так или иначе, его компания кажется мне невыносимой. Почему он такой грубый? Пусть скажет спасибо, что я не осуждаю его за уродский пирсинг и тату. Ладно, может, я его и осуждаю, но по крайней мере не говорю ему об этом в глаза. Я хотя бы терпимо отношусь к чужим взглядам. В нашем доме татуировки и пирсинг совершенно неприемлемы. Мои волосы всегда причесаны, брови выщипаны, а одежда чистая и глаженая. Это воспринимается как должное.
– Ты меня слышишь? – прерывает мои размышления Стеф.
– Прости… что? – Неосознанно я в мыслях возвращаюсь к этому грубияну.
– Я говорю, давай готовиться: помоги выбрать мне, в чем идти.
Платья у моей соседки такие странные, что мне кажется, будто сейчас кто-нибудь выскочит и скажет, что нас снимает скрытая камера. От каждого меня просто передергивает, а Стеф смеется, видимо, считает мое отвращение забавным. Платье – точнее, лохмотья, – которое она, в конце концов, выбирает, представляет собой черную сетку, через которую прекрасно виден ее красный бюстгальтер. Единственная закрытая деталь наряда – это плотные черные трусы. Платье не доходит даже до середины бедра. Стеф подтягивает его, открывая ноги еще выше, затем наклоняется, демонстрируя глубокое декольте. Каблуки ее туфель – сантиметров десять, огненно-рыжие волосы стянуты в тугую косу, падающую на плечи, глаза подведены черным и синим еще гуще, чем раньше.
– Больно делать татуировки? – спрашиваю я, доставая свое любимое темно-бордовое платье.
– Первый раз да, но не так больно, как ты думаешь. Это как пчела, которая кусает тебя снова и снова, – говорит она, пожимая плечами.
– Ужасно, – говорю я, и Стеф смеется.
Мне приходит в голову, что она наверняка считает меня странной так же, как я ее. То, что мы мало знакомы, как ни удивительно – нам на руку.
Она таращится на мое платье.
– Ты что, действительно собираешься это надеть?
Я провожу рукой по ткани. Это мое лучшее, любимое платье, хотя нарядов у меня не так уж и много.
– А что с ним не так? – спрашиваю я, пытаясь скрыть обиду.
Воротничок доходит до шеи, рукава закрывают руки на три четверти, оставляя открытыми только локти. Темно-бордовая ткань мягкая, но прочная, из такой шьют деловые костюмы.
– Ничего… просто оно такое… длинное, – говорит она.
– Да оно едва колени прикрывает.
