Я повысил голос:
– «К себе» я называю на работу! Ты знаешь мой словарь и мои обороты, нечего фрондировать, как Жанна д’Арк на турнире!
– Принято, – ответила она и сказала совсем шепотом: – А Жанна д’Арк на турнирах не бывала. Даже зрителем.
Дома заправляет электроникой Аня Межелайтис, а все остальное, включая работу, компетенция Сюзанны, это более продвинутая модель, второй уровень ИИ. Такой вообще-то не предназначен для личного пользования, потому на Сюзанну у нас завязаны все операции в офисе, а также контакты и контракты всей нашей группы со смежниками и фрилансерами.
В сегодняшнем мире на смену гражданскому браку пришел сперва гостевой брак, затем сезонный, воскресный и даже аморфный, но ни один не вытеснил других, все живут в тех условиях, которые предпочитают, это и есть демократия, часть даже вступают в официальный брак со своими электронными помощниками, куда менее продвинутыми, чем Сюзанна, хотя для тех нужд мощный интеллект вряд ли востребован.
Сюзанна сказала быстром голоском:
– Дальше митинг на проезжей части дороги!.. Несанкционированный, предупреждений не было. Возьму управление на себя?
– Бери, – разрешил я. – А митинги сейчас все несанкционированные. С властями уже не считаются.
– Говорили же, на убыль шло?
– Отступили на шажок для разгона, – ответил я кисло. – Уступок не получили, начнут что-то похлеще… Да и почуяли свежий запах крови.
Она уточнила:
– А каких именно свобод требуют? Вроде бы уже все получено…
– Свободу править миром, – буркнул я. – Но свобода с таким народом не выживет. Свободными могут быть только интеллектуалы.
Она озадаченно замолчала, а я включил экран лобовой панели, там показывают митинг, но вряд ли его Сюзанна старательно объезжает, там вообще многотысячная толпа, а выступает сам Яворовский, один из лидеров протестного движения.
Мужественно красивый, харизматичный, он и похож больше на героя старых боевиков, чем на политика, громкий и властный голос находит отклик очень у многих, вообще Яворовский говорит чаще всего о том, о чем остальные думают, но помалкивают.
– Сегодня, – услышал я его мощный голос, – с нами также все национальные центры культуры и народы диаспор, что не желают растворяться в безликом месиве того бесчинства, что выдается за культуру будущего!..
Ага, мелькнула мысль, ожидаемо. Подверстывается и национальная идеология. Дескать, боремся за мораль, за честь и совесть, за свою идентичность, а то в большом болоте таких мелких лягушек и не заметят, а нам обидно, другим выделиться нечем.
– Мы требуем передать телевидение в руки местных властей, – продолжал Яворовский мощно и напористо, – а центральной власти выделить два-три часа в сутки для вещания именно государственных указов!.. А все остальные передачи должны регулироваться местными властями!.. И в Татарстане только на татарском языке, а в Дагестане на языках населяющих его народов, потому что и они не желают исчезать как национальности в общем котле!
Сюзанна виртуозно и на большой скорости провела автомобиль дворами, а когда выметнулась на магистраль, митинг остался позади, а Яворовского с его пламенными речами, рассчитанными на инфантильных подростков и диванных стратегов, я выключил сам, предпочитая просто смотреть в окно.
– Дикари, – сказала Сюзанна, я уловил в ее голосе нотки негодования. – Кому нужны языки, на которых говорит несколько тысяч человек? Пусть даже несколько миллионов?.. Но требуют от своих детей изучать свою местную культурку, свой язык, который нигде не пригодится…
– Это ты подхалимажу учишься? – спросил я с подозрением.
– Сагиб?
– Больно голосок у тебя соглашательский, – определил я.
– А разве не правду вещаю? Вон Прибалтика уже только территория, все там говорят на русском и английском…
Я буркнул:
– Сейчас нет уже ни американцев, ни русских. Есть только люди и простейшие.
Она умолкла, я продолжал прикидывать варианты, как повернется движение неолудов, но все сводились к одному: раздражение в обществе достигло критической точки, котел должен взорваться, как я и предположил несколько лет тому, но тогда меня только высмеяли.
На мгновение мысль вернулась к Яворовскому, в общем он хорош, прозорлив и достаточно тактичен. Я однажды даже поддержал его, когда он добивался и сумел добиться запрета такого позора, как параолимпийские игры, верх лицемерия общества, тупости чиновников и абсолютного отсутствия такта тех, кто не возразил или даже поддержал проведение таких соревнований.
Но тогда его вело чувство справедливости и неприятия лицемерия, от кого бы ни исходило: от властей или общества, а теперь… даже не знаю, насколько он искренен, а насколько уже политик. Недавно заявил, что его следует называть не Яворовским, а Яворивским, он не желает русификации своей фамилии, это же потеря национальной идентичности…
В мозг постоянно стучатся новости, а некоторые как бы без спроса влезают и устраиваются в отведенных для них местах, это разрешенные, им можно, у них квота, раньше называлась подпиской.
Предполагалось, что люди, снабженные мозговыми имплантатами, будут открыты для всех, я вот один из самых открытых в мире, но пока что на связи только семисот тридцати тысяч человек, это моя родня, друзья и практически весь ученый мир, но закрыт для неолудов и даже для тех, кто не понимает ни яйцеголовых, ни их противников.
Эту часть города я сам помню диким и неухоженным лесом, как все еще везде в Подмосковье, в сингулярность войдем раньше, чем наведем порядок вокруг себя, но сейчас автомобиль мчит по прекрасной магистрали к огромному высокоиндустриальному району, выстроенному по единому плану, что значит сразу с широкими и прямыми дорогами, стоянками и удобными подъездами к любому зданию.
Возвели всего за три месяца, причем первые две недели корчевали лес и размечали как где и что. Вообще сейчас такое интересное время, на подготовку проекта уходит времени больше, чем на само строительство. Если, конечно, не типовуха.
Это все в районе продолжающегося расширяться Южного Бутова, в центре нового района восемь супервысоких небоскребов, семь по тридцать километров в высоту, а один в сорок. Сразу же после постройки, еще не приступили к внутренней отделке, его крышу начали использовать как космодром, а сейчас заключают договор на использование и двух соседних.
Жители района собирают митинги и запоздало начинают строить баррикады, чтобы не допустить превращения в нечто промышленное: на островах стройте свои космодромы, пусть даже пассажирские, а нам они не нужны, у нас тут загородные домики и огороды с курами.
Несмотря на протесты, в центре соседнего Восточного Бутова начали строительство здания из инновационных материалов в сорок пять километров. Крышу запланировано сделать в виде расширяющегося конуса, чтобы принимать больше кораблей, в том числе и грузовых. Если комиссия даст добро, привычные космодромы постепенно закроют.
Однако дорогу на место строительства супервысотки жители района не просто перекрыли живым щитом, а подтянулись крепкие организованные ребята, что для начала строительную технику забросали коктейлями Молотова.
Троих бульдозеристов увезли на «скорой» с серьезными ожогами, но о таких происшествиях стараются умалчивать, чтобы не разжигать, не понимая, что в наше время все становится моментально общеизвестным, а безнаказанность лишь разжигает аппетиты вандалов.
Пять из восьми небоскребов, в сторону которых мчит меня скоростной автомобиль, принадлежит Алисе Чумаченко, ее ранней мечтой было заработать сто миллионов долларов, но сейчас владеет сотней миллиардов, но не останавливается, стремительно и рискованно подхватывая на лету многообещающие проекты и вкладывая в их реализацию деньги.
За небоскребами начали рыть котлован, поговаривают, там начнут закладывать фундамент самого высокого здания в мире.
Три супернебоскреба, самые высокие, под контролем Игоря Мацанюка, в одном расположен научно-исследовательский центр проектирования чипов следующего поколения. Единственный в стране центр такого уровня, созданный с нуля на частные деньги. Остальные либо мелочь, либо с контрольным пакетом акций от государства.
Автопилот, неслышно переговариваясь с тысячами других автомобилей, стремительно несется в сверкающем блестящими крышами потоке.
Небоскребы надвинулись, развернулись, первые два отступили на края широкой трассы. Автомобиль пронесся мимо и нацелился широким носом на самый дальний, там по краю крыши даже днем горят огни посадочной площадки.
Вспыхнул экран, перекрыв все лобовое стекло, появилось бодрое лицо Михаила Уткина, моего помощника в офисе, хотя мне помощник вообще-то по рангу не положен.
– Хорошая новость, – сказал он с радостным подъемом, – три минуты тому закончилась операция редактирования генома под руководством академика Алексея Москалева! Которому в прошлом году нобелевку всучили, а он еще стеснялся… Клянется, что на этот раз точно сдвинули второй предел в двести десять лет.
– Посмотрим по результатам, – ответил я уклончиво. – Сколько раз уже обещали.
Он ухмыльнулся.
– На этот раз взяли группу долгожителей побольше!..
– И будем ждать, проживут ли за двести десять лет?
Он ухмыльнулся.
– Анализы покажут результаты на второй неделе. Там не только увеличение продолжительности, но и частичное омоложение!
Я буркнул:
– А группа Вередуева уже третий раз делает возрастной откат. Ну и что? Лабораторные анализы не убеждают даже специалистов, обожглись на прошлых результатах, а внешне никто не отличит семидесятилетнего от шестидесятидевятилетнего.
Он воскликнул:
– Что за пессимизм?.. Наука идет вперед семимильными шагами!.. Не идет, а бежит, летит как птица!.. Все жаждут отката, уже выстраиваются очереди. Все хотят быть моложе и здоровее!.. И будут!
Я промолчал, результаты отката своими глазами, как требуют недоверчивые простейшие, можно будет увидеть только через несколько лет, анализы крови мало кого убеждают, а у нас нет этих лет в запасе. К тому же эти откаты работают против нас. У простейших больше доводов, чтобы «остановить мгновенье» и жить в этом прекрасном мире молодыми и красивыми сотни и тысячи лет, к тому же ничего не делая, а только наслаждаясь своим никчемным существованием.
– Здорово, – сказал я, – передайте мои поздравления.
Он сказал жарко:
– Что с вами?.. Все случилось согласно вашим прогнозам!.. Год в год!.. Это же триумф!.. Нужно стричь дивиденды!.. Вы наверняка купили акции их компании, когда только создавалась?
Я отмахнулся.
– Я не настолько предусмотрителен в быту. Хотя и не голодаю.
Он понимающе улыбнулся, подмигнул, дескать, трудно представить себе человека, который, прогнозируя взлет одних компаний и падение других, не попытался бы на этом заработать.
– Ваши поздравления передам, – сообщил он. – Для меня это честь!
Экран погас, превратившись в обыкновенное стекло, за которым по обочине шоссе стремительно скользят вечно цветущие декоративные деревья, а на линии горизонта быстро и просто дико прекрасно вырастают великолепные небоскребы, в одном из которых расположен научно-исследовательский центр под руководством Сокола, где разрабатывают чип «Фемто-три», нейроморфный процессор третьего поколения.
Голос Сюзанны прозвучал над самым ухом, чистый, но с ноткой тревоги:
– Сагиб, впереди… траблы. Советую гиперлупом.
Я поморщился, но ответил ровно:
– Хорошо.
До небоскребов на автомобиле промчаться по прямой совсем ничего, но вчера в этом районе была акция неолуддистов, вон на краю шоссе кое-где еще дымятся шины, Сюзанна постоянно следит за оптимизацией пути, разумнее прислушиваться к ее советам.
Автомобиль резко повернул, я лишь с сожалением взглянул на гроздь прекрасных небоскребов. Не знаю, как у Мацанюка и Чумаченко насчет дружбы или соперничества, но здания отгроханы шикарнее одно другого. Уж и не знаю, сколько миллиардов долларов вложили, но там уже не просто отдельные дома, а в каждом небоскребе самостоятельные города со своим искусственным интеллектом, что обеспечивает жильцов и работающих там всем необходимым и даже сверх того.
В ближайшем к нам небоскребе расположились научно-исследовательские лаборатории. Работающие там гордо называют их цехом, хотя на самом деле всего лишь разрабатывают и тестируют прототипы чипов ультрановых разработок.
Ульяне я советовал не покидать наш благополучный район, потому не стал сообщать, куда отправился сам. Иногда даже мне странно, что при обилии камер и при таком тотальном наблюдении преступность не уменьшается. Видеокамеры фиксируют не только каждый метр на улице, но давно установлены во всех магазинах, кафе, не говоря уже о вокзалах и аэропортах. Даже в общественных туалетах вмонтированы с той поры, как в двух столичных возле Манежа прогремели взрывы. Входящих теперь фиксируют на входе и проверяют по базам данных, при любом подозрительном движении поднимут тревогу и заблокируют двери, которые сломать очень непросто.
Помогает, но пока не настолько, как рассчитывали. Иногда даже самые вроде бы добропорядочные с виду обыватели как с цепи срываются. Кстати, преступность усилилась сразу же, как только развернула свою деятельность стремительно набирающая размах и влияние организация «За равные права», что настаивает на искоренении последних привилегий в обществе, как рудимента Средневековья.
Статистики сразу вывели эту закономерность, наложив два графика. На одном рост численности равноправщиков и размах их деятельности, на другом усиление преступности по странам.
И хотя равноправщики действуют легально и закон не нарушают, но это как с исламом: при желании тот тоже можно истолковать как призыв к истреблению всех неверных, чем многие и воспользовались. В парламентах многих стран начали добиваться запрета равноправщиков, под какими бы сверхгуманными и справедливыми лозунгами те ни вели борьбу.
Правда, юристы так и не смогли найти зацепку, на каком основании можно их остановить, потому лишь с завистью смотрели на Китай и Россию, где просто стукнули кулаком по столу, и все – запрет. Нельзя, потому что нельзя. Права общества выше прав отдельных людей. А кто начнет спорить и возражать, тех в тюрьму. Как врагов народа. Повзрослеют – поймут, что у профессора прав всегда было больше и будет, чем у студента, иначе общество рухнет.
В салоне стремительно мчащегося автомобиля тишина, ни один из экранов не работает, рудименты, на сетчатки глаз получаю все, что желаю, а глушить мозг музыкой или новостями шоу-бизнеса – себя не уважать, как и смотреть футбол или бои без правил, которые для приличия называются боями смешанных стилей.
Глава 4
Впереди быстро появилось и выросло футуристическое здание станции гиперлупа, автомобиль сбросил скорость и плавно припарковался рядом с эскалатором, что сразу же пришел в действие, едва я ступил на первую ступеньку.
Автомобиль послушно включил автопилот и не спеша поехал к небоскребам.
Через двадцать секунд я в два прыжка прямо с эскалатора вскочил в подкатившую капсулу.
Ускорение переношу легко, как и торможение капсулы гиперлупа, продолжал сопоставлять скорость работы над перспективным «Фемто-три» и помехи со стороны проверяющих органов. Это не самое важное направление моей работы футуролога, но вся моя интуиция говорит, что архитектура этого чипа способна даже на большее, чем заявлено в подготовленной документации.
Едва поднялся на поверхность, тут же подкатил одноместный беспилотник и услужливо распахнул дверь.
В мои мысли вмешался чистый голос Сюзанны.
– Господин Сокол только что вышел из кабинета, двигается по направлению к лифту.
– Лишь бы не застрял, – заметил я.
Она услужливо подхихикнула, Сокол в самом деле застрял полгода назад при спуске. На эту тему по этажам долго бродили анекдоты и фейки, так как застрял не один, а с женой генерального, до этого лифты работали безукоризненно, а причину поломки так и не удалось найти.
Почему Сюзанна посоветовала сменить транспорт, я понял, как только капсула выметнулась из-под крыши местной станции гиперлупа, не такой красивой, но тоже футуристичной, дизайнеры соревнуются не на жизнь, а на смерть, их слишком много, кому-то приходится покидать это поле.
На авто даже среднюю скорость пришлось бы сбросить, чтобы лавировать между грудами автомобильных покрышек посреди шоссе, попадаются совсем громадные с тяжелых самосвалов, некоторые все еще чадят.
Судя по новостям, вчера вечером была акция неолуддистов из движения «Наше право». Перекрывали дороги, оказали сопротивление полиции, пришлось вызывать даже Росгвардию. Дороги освободили только к утру, но все еще не убрали покрышки, только-только прибыла на автобусе первая бригада вечно недовольных рабочих, что вообще-то даже не скрывают симпатии к неолудам.
На подступах к небоскребу, в подвалах которого цех разработки и тестирования чипов, увидел группку митингующих. Всего-навсего десяток девиц неопрятного вида и полдюжины парней со смартфонами в руках, по которым получают инструкции, что делать и какие лозунги выкрикивать.
Здесь пришлось бы еще больше сбросить скорость, потому что такие могут броситься как бы под колеса, чтобы спровоцировать кампанию против засилья беспилотников, что только и выискивают, кого бы из людей задавить и переехать в угоду злому и бесчеловечному ИИ, что уже приступил к захвату всего мира и планомерному истреблению людей.
Я подумал со злостью, что надежды на то, что безусловный основной доход освободит время «для развития и образования» не то что не оправдались, а с треском провалились. Человек все же тупая и ленивая скотина, жаждет лежать на диване и требовать от правительства, чтобы выделило диваны помягче и поширше.
Самые активные из этих бездельников вместо того, чтобы получать образование и повышать свой уровень, устраивают митинги и протесты, перегораживают улицы, и не смей их тронуть, это же воля народа, хотя я вот тоже народ, как и все ученые тоже народ, но нас меньше, потому по дурацким законам, принятым в дикие века прошлого, большинство тупых может навязывать свою волю меньшинству, потому что тупых всегда больше, чем умных.
К счастью, авторитарные правительства уже доказали большую эффективность перед такими вот слишком демократическими, и теперь спохватившаяся Европа бросилась догонять Китай, Россию и прочие страны, где правительство изначально держит власть в кулаке и не позволяет черни садиться на голову.
Держит, подумал я, все еще держит, но вот и здесь началось то же самое, что ввергло Европу в хаос. И то ли нет сил остановить, то ли и наше правительство опасается прибегать к слишком уж силовым методам, чтобы не слышать обвинения из-за океана в людоедстве…
Но что-то сломалось не только в Датском королевстве.
Сокол вышел из лифта в холл, объединенный со станцией гиперлупа в то же мгновение, как капсула, в которой я прибыл, резко остановилась напротив. «Сокол» вообще-то не имя и не фамилия, а ник, под которым его пару лет знали на форумах и даже в одной онлайновой байме, но наше восприятие запечатлевает первое впечатление, потом избавиться от него трудно. Тем более что в своей среде он не единственный, кого привыкли называть по нику.
