Господи, как же стыдно было перед друзьями. За то, что спровоцировала скандал, за то, что обидела упоминанием о проклятом споре. Ну почему не промолчала? Оно как-то само сорвалось, эмоции перехлестнули через край.
Зря уединилась с Крисом, конечно. Не спала ночь накануне. Испугалась Тони. Разозлилась на миссис Паркер…
Крис, наверное, решил, что Джун притворно вздыхала по нему только ради победы в пари. И не доказать теперь, что действительно была по-детски влюблена до самого первого мая, когда наконец поцеловала Принца и ощутила вкус разочарования.
Эх. Не получилось Золушки из Бэмби-Джун. Да и куда ей, с шестым размером обуви! Жалко было бы столько хрусталя переводить.
…Наконец на Иден-Парк опустилась тишина. Впрочем, Джун не осталась одна: Уитни решила заночевать в ее комнате. Настояла, что не бросит в такой трудный момент под одной крышей с Тони. Объяснять, что младший Андерсон далеко не демон, не было сил. Потом, все потом. Завтра.
Полная переживаний, Уитни уснула сразу же, как только ее голова коснулась подушки, а Джун долго смотрела в окно, прежде чем спуститься в библиотеку.
В полутьме горят ночники. Аромат мятного табака… Тони здесь.
И на мгновение неуместная радость трепыхнулась в сердце, тут же сменившись подозрением. Что он все-таки собирался обсудить?
Джун нервничала. Она даже не переоделась, до того паника захватила ее. Так и заявилась в школьной форме, с растрепанным высоким хвостом на голове.
Если Тони скажет, что не желает ее больше видеть, то она даже спорить не станет. Сегодня она повела себя, как ненормальная.
Едва слышно ступая, она подошла к видеокамере, которая была установлена у широкой библиотечной стены на штативе, и включила запись. На всякий случай. Тони тоже был сегодня не в себе. Вдруг снова начнет буянить, обвинять. Джун не собиралась больше терпеть его издевки. Она чертовски устала от препирательств и надеялась этой ночью поставить жирную точку в давнем противостоянии.
Тони
Он сразу услышал тихие шаги.
Опять крадется… Не девушка, а бумажный кораблик: не ходит, а плывет. Он никогда не мог понять, куда и зачем.
Прикрыв глаза, Тони сидел на кушетке у высокого узкого окна меж двух рядов стеллажей, где хранил сигареты. Где Бэмби хранила шоколадки. Он ей новых привез, кстати. Забыл принести в суете.
Тони затянулся табаком, и нижнюю губу снова защипало: Крис хорошо приложился. Но внутренности выкручивало не от чужих ударов, а от тихой ярости, которая так и не нашла выхода.
За что ему такое наказание? Когда, в какой момент он пустил жизнь под откос и вляпался в чувства к Бэмби? То, что он испытывал к ней, прожигало, изматывало. Больная химия, боль. Постоянная, губительная. А без нее никак. Не удовлетворяли другие, их было мало. Всего мало: аромата, тепла, шепота…
Один только прямой взгляд Джун стоил всех, кого Тони впускал в свою в жизнь. Может, потому никто и не задерживался. Они проигрывали в сравнении.
…Она наконец показалась в проеме, и Тони ухмыльнулся, щурясь от дыма: Джун тоже в разбитом состоянии явилась. Стоило ли добивать ее сейчас новостью о том, что Ллойд Эвери проводил праздники вне дома, потому что проводил их с другой семьей?
Прикинь, Бэмби, у тебя где-то в этом мире есть сводный брат. Нормальный человек, возможно. Лучше, чем я.
Тони не представлял, как вообще можно завести подобный разговор, поэтому продолжал молча наблюдать.
Джун не двигалась, не отрывая шокированного взгляда от его торса, едва прикрытого полами расстегнутой рубашки. И опять это удивление, будто мужчину никогда не видела. Чейз не упускал случая обнажиться, насколько помнил Тони. Непонятное смущение Бэмби выбивало из агрессивного настроя.
Она так и не сделала шага вперед, и Тони лениво затушил сигарету в пепельнице. Поднялся и вышел из укрытия, в полутьму просторной библиотеки, которая всегда помогала привести мысли в порядок.
Он сунул руки в карманы брюк и вопреки здравому смыслу скользнул взглядом по ногам Джун, задержавшись на обнаженной коже над коленями, затем – по тонкой талии, белой блузке, до неприличия скромной…
– Почему ты так смотришь на меня? – напряженно спросила Джун, а у него уже фантазия заработала на полную мощность.
– Это ты на меня смотришь, – возразил он, мысленно расстегивая пуговицы на ее блузке.
– О чем ты думаешь?
– О том, как сильно ненавижу тебя.
– Я ненавижу тебя сильнее, – оскорбилась она. – И я не понимаю, зачем ты тянешь? Почему не говоришь, что я проиграла.
Опять она об этом споре. Неужто и правда верит, что ее выгонят из дома? Чудачка.
Тони решил подразнить ее. Проверить, есть ли у нее тормоза.
– А что бы ты сделала, если бы и правда проиграла? М-м? Скажи, Бэмби, на что бы ты пошла ради права остаться в Иден-Парке навсегда, в качестве хозяйки?
На что Джун Эвери была готова ради цели? Ради того, чтобы получить этот дом после смерти Фрэнка. Совсем скоро… Так несправедливо. Так адски, до вырванных из сердца вен, несправедливо.
Она растерялась.
– О чем ты?
– Ты смогла бы сейчас, после того как наконец-то открыла мне свои истинные чувства… Ты бы, допустим, опустилась передо мной на колени?
Джун тяжело сглотнула, и он ощутил во рту ее вкус. Лето, дурман… А внутри магма растекалась, выжигая напоминанием, что Бэмби пошла на свидание с Крисом сегодня. Потому что хотела. Другого объяснения нет, она ведь была уверена, что проиграла пари.
Бессмысленное пари, в котором никто не получит приз: Фрэнка не станет через полгода.
Тони завидовал тому, что Джун об этом не знала. Он тоже предпочел бы не знать, забыть. Забыться с ней, понять, почему она продолжает смотреть на него, как завороженная, если пару часов назад была готова отдаться его лучшему другу.
– А зачем мне вставать на колени? – после долгой паузы удивленно уточнила Джун. – Ты в рыцари меня собрался принимать?
Тони холодно усмехнулся ее притворному непониманию и выразился прямо, лишая разговор двойных смыслов:
– Ты бы отсосала мне, здесь и сейчас, давясь собственной ненавистью?
Раздался громкий стук. Челюсть Бэмби упала. Вернее, разбилась китайская ваза, подарок Паркеров. Джун смахнула ее с квадратного стола, на который оперлась ладонью… Ее ладони. Как электроды дефибриллятора. То, что ему нужно сейчас, а то сердце болит, хоть ты вырви и отдай малышке Бэмби. Пусть поразвлечется, запишет новый видеоролик.
Тони сделал шаг вперед и услышал возмущенное:
– Держись от меня подальше! Ты больной ублюдок!
Но он не остановился. Подошел к ней вплотную и, обхватив пальцами нежный подбородок, пристально посмотрел в болотные глаза.
– А если бы я соврал, что хочу тебя? Это сделало бы тебя сговорчивее? Ты ведь была доброй с Крисом.
В ее взгляде – и ему не показалось – блеснуло знакомое изматывающее чувство, которое ударило под дых, до звезд в глазах.
Джун тяжело сглотнула.
– Но… ты ведь не хочешь.
– Нет. Просто рассуждаю, – хрипло соврал он.
– Да я бы лучше умерла, чем занялась с тобой… этим! – полоснула она его по лицу надрывным шепотом, и последние трезвые мысли пеплом осыпались, столько в ее словах было сумасшедших эмоций.
Ткань короткой юбки смялась от соприкосновения, и он сжал свободной рукой голую ногу над коленом, над линией серого гольфа. Джун не вырывалась, не кричала. Почему?
Почему ты не посылаешь меня? Оттолкни, закричи… Но она молча смотрела широко раскрытыми глазами, с такой затаенной, отчаянной надеждой, что внутри него мир раскрошился. Разбился, как та ваза. Тони даже дыхание задержал, когда скользнул ладонью под короткую юбку и просунул пальцы между плотно сжатых бедер, под кромку нижнего белья.
Боже мой. Твою мать. Джун была горячая, мокрая…
Спина покрылась испариной, и Тони поморщился от прилива возбуждения, скрутившего внутренности в узел.
– Лучше умерла бы, да? Снова ты врешь, – прошипел он. – Как же ты заколебала меня своим враньем, Джун.
– Ненавижу тебя, – упрямо напомнила она, судорожно дыша, и он, наклонившись, слизал эти слова с ее вечно припухших губ.
– У твоей ненависти обалденный вкус, – тихо сказал Тони и нехотя убрал руку из-под ее юбки. Провел влажными пальцами вдоль ее шеи и повторил движение языком: – И у желания тоже…
Она всхлипнула, и в глазах потемнело от этого абсолютно прозрачного, откровенного звука.
Тони прихватил зубами мочку ее уха и признался, тоже сдаваясь:
– Я так хочу тебя…
– Нет, нет, неправда, – обвинила она, а он потерся щекой о ее щеку, шумно втягивая этот проклятый аромат. Летний ветер, полевые цветы, беззаботный смех… Концентрированная ностальгия.
– Я хочу тебя, Джун. Я с ума от тебя схожу…
– Зачем ты это говоришь?
– Ты удивишься, но некоторые люди говорят то, что думают. – Он обрисовал ладонями ее всю, от горла вниз, по плечам, спине – и резко приподнял под бедра, услышав испуганный вздох. Но она и сейчас не оттолкнула, наоборот, крепко обняла руками и ногами. Податливая, ждущая, такая неправильно родная, с этими глазами, которые он узнал бы даже в кромешной темноте.
Тони было плохо от ее близости, сердце разрывалось. Он неимоверным усилием сдерживал себя, чтобы не взять Джун грубо, остановив ревущую, раздирающую изнутри боль. Но в то же время это был кайф – ощущать жизнь настолько ярко.
Он поднял руку и сдернул заколку, которая держала тяжелые волосы в хвосте. Кудри упали волнами на ее спину и плечи, и Тони зарылся носом в густые пряди, жмурясь от удовольствия.
Какие же мягкие у нее волосы. Почему он всегда думал, что они жесткие на ощупь?
– Тони, – прошептала она с мольбой, опаляя горячим дыханием, и он потянулся к ней, чтобы попробовать вкус своего имени. Их взгляды встретились, и он начал тонуть, как и раньше, но больше не сопротивлялся. Запустил одну руку в темные кудри на затылке Джун, отклоняя назад ее голову, второй обхватил за шею, поглаживая большим пальцем, и с маниакальным наслаждением обвел языком контур рта, который не давал покоя…
Губы Джун тоже были мягкими, и Тони начал задыхаться от ее покорности и от того, как мощно резонировал в кровь гулкий бит ее сердца.
Джун
Челюсти свело от незнакомого голода, между ног было сладко больно от тянущего жара. Казалось, в венах – горячая карамель, а сердце увеличилось и рвалось на свободу.
– Скажи, что тоже хочешь меня, Джун. Разреши мне…
Как же страшно было признаться.
А если он рассмеется в лицо? Скажет, что пошутил?
Но она видела безумный огонь в серых глазах Тони и ощущала его твердый…
…она даже в мыслях стеснялась произнести это.
Страшно. Конец света. С ума сошла.
– Я хочу тебя. – Тихо, удивив и себя, и его.
Тони застыл, переводя дыхание, вглядываясь ей в душу.
– Джун…
Мгновение – и их рты столкнулись в отчаянном порыве, поглощая друг друга. Она целовалась неумело, а он… Господи, Джун стонала от каждого движения Тони, когда он яростно врывался в нее языком, буквально впаявшись в ее рот. Она хмурилась от боли, ей действительно было больно – от неутоленной потребности в другом человеке.
Не разрывая поцелуя, Тони усадил ее на стол, и она дрожащими руками приспустила с широких плеч рубашку, ощущая под ладонями горячую гладкую кожу. Потянулась к своему галстуку, дергая его, но он как на зло не поддавался, и Джун нетерпеливо взялась за воротник.
Тони жадно прихватил своими губами ее нижнюю губу, посасывая, а затем спустился к шее, лаская; сам расстегнул пуговицы на блузке, целуя каждый сантиметр обнаженного тела в вырезе, оставляя влажные дорожки узоров – на ключицах, на грудях, скованных полупрозрачным белым кружевом бюстгальтера.
Это было слишком хорошо. Все было – слишком, как всегда рядом с ним. Горло свело спазмом, и Джун зачарованно запуталась пальцами в волосах Тони, млея от того, какие они шелковистые, шоколадные…
От распирающих чувств было трудно дышать, и Джун не выдержала, привлекла Тони к себе, накрыла его требовательные губы своими – и поймала языком вкус его мимолетной улыбки… терпкий, теплый вкус его ошеломительной искренности.
– Тони…
Он отстранился, посмотрел вопросительно.
Что он увидел в ее глазах? Заметил ли, что обнажил не только ее тело, но и душу? Кажется, да, потому что он вдруг сгреб ее в объятия двумя руками, охватывая ее всю, окутывая жаром полуобнаженного тела, терзая ее рот, целуя до потери пульса. Было нестерпимо душно. И правильно. Умопомрачительно, до искр в сознании правильно.
Он оторвался от нее, чтобы перевести дыхание, и она благоговейно прижалась губами к его шее, заставляя запрокинуть голову. Захотелось оставить на нем свой след, и Джун осмелела, прихватила кожу зубами и впилась, как вампирша.
Он всегда повторял, что она вампирша… Пожалуй, так и есть, потому что сейчас она сходила с ума от его вкуса.
– Прости меня за все, Джун, – с необъяснимым сожалением выдохнул Тони, легко снимая ее со стола. – Прости меня, прости…
Он ступил вместе с ней к стеллажу и вжал спиной в широкий торец. Приподнял выше, заставляя ахнуть от испуга, и забросил ее ноги себе на плечи. Нетерпеливо огладил бедра ладонями и одной рукой задрал юбку к животу, удерживая Джун на месте.
Когда до нее сквозь туман в сознании дошло, что именно происходит, она настолько растерялась, что не смогла возразить. Только ухватилась руками за деревянные грани по обе стороны от себя.
За что он извинялся таким образом? За те унизительные слова, когда предложил встать на колени и –
