– Не знаю, не знаю, не знаю, – передразнивала ее миссис Тиджел. – Ты, девочка, похоже, вообще ничего не знаешь. Ты что, на уроках ворон считаешь? Неужели тебя не интересует язык и слова?
На самом деле Лору завораживали слова. Для нее слова были чем-то прекрасным, каждое слово казалось волшебным порошком или магическим зельем, которое в сочетании с другими словами могло создавать колдовские чары. Но для Флоры Тиджел слова были лишь фишками в игре, необходимыми, чтобы заполнить пустые клетки головоломки, ускользающим скоплением букв, которое ее раздражало и расстраивало.
Муж Флоры Майк, коренастый мужчина с детским лицом, работал водителем грузовика. По вечерам он обычно сидел в кресле, углубившись в «Нэшнл инквайрер» или в другой таблоид, поглощая бесполезные факты из сомнительных статеек о встречах с инопланетянами или о поклоняющихся дьяволу кинозвездах. Его страсть к так называемым экзотическим новостям была бы абсолютно безобидна, не будь она столь же всепоглощающей, как у его жены. И когда Лора работала по дому или пыталась делать уроки, воспользовавшись редкой свободной минуткой, Майк непременно старался ее отвлечь, зачитывая вслух самые бредовые статьи.
Лора находила статьи из таблоидов тупыми, нелогичными и бессмысленными, но не осмеливалась сказать это Майку в лицо. Она давно поняла, что Майк отнюдь не оскорбится, скажи она, что все его газеты – мусор. Нет, он, наоборот, отнесется к этому с сочувствием, а затем менторским тоном всезнайки, типичным для напичканных информацией, но невежественных людей, станет занудно объяснять, как устроен мир. И так до бесконечности. Снова и снова.
– Лора, тебе еще многому нужно научиться. Большие шишки, которые заправляют у себя в Вашингтоне, знают все об инопланетянах и секретах Атлантиды…
И хотя Флора с Майком были совершенно разными людьми, они оба искренне считали, что ребенок из приюта – это в первую очередь бесплатная прислуга, обязанная убирать, стирать, гладить и стряпать.
Их единственная родная дочь Хейзел была на два года старше Лоры и избалована до предела. Хейзел никогда не готовила, не мыла посуду, не стирала и не убирала дом. В свои четырнадцать лет она делала маникюр и красила ногти на руках и ногах. А если вычесть из ее четырнадцати годков число часов, которые она провела, прихорашиваясь перед зеркалом, то можно было смело считать, что ей всего пять лет.
– После стирки, – объяснила она Лоре, как только та появилась в доме Тиджелов, – ты должна в первую очередь гладить мою одежду. А в шкаф ее нужно вешать строго по цветам.
«Я ведь уже когда-то читала эту книгу и даже видела фильм, – подумала Лора. – Господи, выходит, я получила роль Золушки!»
– Я собираюсь быть кинозвездой или моделью, – заявила Хейзел. – А значит, мои лицо, руки и фигура – залог моего будущего.
Когда в субботу, 16 сентября социальный работник миссис Инс, тощая дама с лицом гончей, нанесла плановый визит Тиджелам, Лора твердо решила попроситься обратно в приют. Опасность в лице Уилли Шинера померкла на фоне перспективы повседневной жизни с Тиджелами.
Миссис Инс, прибывшая в точно назначенное время, застала Флору за мытьем посуды, что случилось впервые за две недели. Лора сидела за кухонным столом, очевидно решая кроссворд, который ей всучили, когда позвонили в дверь.
Во время беседы с Лорой с глазу на глаз в ее комнате миссис Инс отказалась верить, что девочку завалили работой по дому.
– Но, милочка, мистер и миссис Тиджел – образцовые приемные родители. Да и ты не слишком похожа на человека, изнуренного работой. Ты вроде даже набрала пару фунтов.
– Я и не говорю, что они морят меня голодом, – ответила Лора. – Но мне совсем некогда делать уроки. И каждый вечер я ложусь спать очень уставшей…
– А кроме того, – перебила Лору миссис Инс, – приемные родители должны не только предоставить ребенку кров, но и заниматься его воспитанием, то есть учить приличным манерам и хорошему поведению, прививать ему правильные жизненные ценности и рабочие навыки.
Миссис Инс была безнадежна.
Тогда Лора решила воспользоваться планом сестер Акерсон по избавлению от нежелательной приемной семьи. Лора начала убираться спустя рукава. Оставляла грязные пятна и разводы на вымытой посуде. Заглаживала заломы на платьях Хейзел.
Уничтожение ее скромного собрания книг научило Лору относиться с уважением к чужим вещам: она не могла позволить себе бить посуду и портить принадлежащие Тиджелам вещи. В связи с чем эту часть плана сестер Акерсон Лора заменила непочтительным и вызывающим поведением. Так, например, Флора, решая кроссворд, спрашивала ее, какое слово из шести букв означает вид быка, на что Лора отвечала: «Тиджел». А когда Майк пытался пересказать ей статью о летающих тарелках из «Нэшнл инквайрер», Лора перебивала его байкой о людях-мутантах, втайне от всех живущих в местном супермаркете. Что касается Хейзел, то Лора предложила ей прорваться в шоу-бизнес, став дублером Эрнеста Боргнайна:
– Хейзел, ведь ты его точная копия! Он просто обязан взять тебя на работу!
За столь наглое поведение Лору ждала немедленная расплата. Майк, с его большими, мозолистыми ладонями, не нуждался в подручных средствах. Он с размаху отшлепал Лору пониже спины, однако девочка, закусив губу, терпела порку, чтобы не доставить ему удовольствия видеть ее слезы. Флора, наблюдавшая за происходящим с порога кухни, сказала:
– Майк, довольно. Могут остаться следы.
Но Майк неохотно прекратил экзекуцию лишь тогда, когда Флора, войдя в комнату, схватила его за руку.
В ту ночь Лоре не спалось. Впервые в жизни она использовала на практике свою любовь к словам, силу языка, чтобы добиться желаемого результата, и реакция Тиджелов стала доказательством того, что слово – весьма эффективное оружие. Однако более волнующей оказалась еще не вполне сформировавшаяся мысль, несколько неожиданная, а потому не додуманная до конца, что она, Лора, может не только защищаться с помощью слов, но и проложить благодаря им свой жизненный путь, возможно став автором книг вроде тех, которые она всегда так любила. Она говорила с папой, что может стать доктором, балериной, ветеринаром, но то были просто разговоры. Ни одна из этих профессий не была пределом ее мечтаний и не возбуждала так сильно, как перспектива стать писателем.
На следующее утро, спустившись на кухню, где уже завтракало семейство Тиджел, Лора сказала:
– Привет, Майк! Я только что обнаружила, что у нас в бачке унитаза поселился разумный кальмар с Марса.
– А это еще что такое?! – возмутился Майк.
– Экзотические новости, – с улыбкой ответила Лора.
Через два дня Лору вернули в приют Макилрой.
6
Гостиная и кабинет Уилли Шинера были обставлены, как у обычных людей. Штефан и сам толком не знал, что именно рассчитывал там увидеть. Одна из спален пустовала, а вот вторая определенно выглядела странно. Единственной постелью был узкий матрас на полу. Наволочки и простыни явно предназначались для детской комнаты, поскольку были украшены принтом с комичными мультяшными кроликами. Прикроватный столик и комод были детского размера, бледно-голубые, с нарисованными на них жирафами, кроликами и белочками. У Шинера имелось целое собрание детских книг из популярной серии «Литл голден букс», а также другие детские книжки с картинками, плюшевые животные и игрушки для шестилетних или семилетних малышей.
Поначалу Штефан решил, что комната предназначена для соблазнения соседских детей и Шинер, с его психической неустойчивостью, невзирая на высокие риски, ищет жертву даже около дома, то есть на своей территории. Но в доме не было другой кровати, а шкаф и ящики комода были забиты мужской одеждой. На стенах висело с десяток фотографий в рамочках одного и того же рыжеволосого мальчика, на одних его запечатлели еще малышом, на других – ребенком лет семи-восьми. Это были, несомненно, детские фотографии Уилли Шинера. Постепенно до Штефана дошло, что спальня, оформленная столь эксцентричным образом, предназначалась исключительно для Уилли Шинера. Этот извращенец спал именно здесь. В ночное время Шинер, несомненно, возвращался в фантазии своего детства, очевидно отчаянно нуждаясь в покое, который ему давало это жуткое возвращение в далекое прошлое.
Стоя в центре этой странной комнаты, Штефан чувствовал грусть и одновременно отвращение. Похоже, Шинер растлевал детей не только ради удовлетворения похоти и получения острых ощущений, а в первую очередь ради того, чтобы впитать в себя их юность и стать, как они, снова молодым. Извращения были для него не моральным падением, а попыткой вернуть утраченную невинность. Он был одновременно и жалок, и отвратителен. Не в силах адекватно реагировать на вызовы взрослой жизни, он представлял опасность именно из-за этой своей неадекватности.
Штефана передернуло.
7
Ее койку в комнате сестер Акерсон теперь занимала другая девочка. Лору поселили в маленькую комнату с двумя кроватями, расположенную в северном крыле третьего этажа рядом с лестницей. Лориной соседкой по комнате оказалась девятилетняя Элоиза Фишер, веснушчатая девочка с двумя косичками, слишком серьезная для маленького ребенка.
– Когда я вырасту, то стану бухгалтером, – сказала Элоиза Лоре. – Обожаю цифры. Ты можешь складывать разные цифры столбиком и получать тот же самый результат.
Родители Элоизы сидели в тюрьме за наркоторговлю, и теперь суд решал, кому из родственников предоставить опеку над Элоизой, которую на это время отправили в приют.
Не успев распаковать вещи, Лора бросилась в комнату сестер Акерсон и ворвалась туда с криками:
– Я свободна! Я свободна!
Тэмми и новая девочка отреагировали на появление Лоры совершенно равнодушно, но Рут с Тельмой задушили подругу в объятиях. Все это было похоже на возвращение домой, совсем как в настоящей семье.
– Твоя приемная семья тебя невзлюбила, да? – спросила Рут.
После чего Тельма воскликнула:
– Ага, похоже, ты воспользовалась планом сестер Акерсон!
– Нет, просто убила их всех, пока они спали.
– Ну, иногда это тоже работает, – согласилась Тельма.
Новой девочке Ребекке Богнер было лет одиннадцать. И сестры Акерсон ей явно не нравились. Прислушиваясь к болтовне Лоры с близняшками, Ребекка то и дело твердила «странные какие» или «слишком странные» и «больные на всю голову!» с таким снисходительным и презрительным видом, что отравляла атмосферу в комнате не хуже радиации при ядерном взрыве.
Лора и близнецы отошли в уголок спортивной площадки, где могли поделиться новостями за прошедшие пять недель без презрительных комментариев Ребекки. Сейчас, в начале октября, на улице было довольно тепло, хотя после пяти вечера начинало потихоньку холодать. Девочки, одетые в куртки, сидели на нижних перекладинах конструкции для лазания, которую уже успели оставить дети помладше, ушедшие приводить себя в порядок перед ранним обедом. Не прошло и пяти минут, как возле них появился Уилли Шинер с электрическим триммером для кустарника. Шинер, не сводя глаз с Лоры, начал подстригать заросли мирта в тридцати футах от девочек.
За обедом Угорь стоял на раздаче в столовой, передавая картонки с молоком и куски вишневого пирога. Самый большой кусок он припас для Лоры.
В понедельник Лора пошла в новую школу, где остальные дети, проучившиеся четыре недели, уже успели подружиться. На некоторых уроках Лора встречалась с близняшками Акерсон, что как-никак помогало приспособиться, но Лоре вскоре напомнили, что сироте не приходится рассчитывать на стабильность.
Во вторник днем, когда она вернулась из школы, миссис Боумен остановила ее в холле:
– Лора, ты не могла бы зайти ко мне в кабинет?
На миссис Боумен было фиолетовое платье в цветочек, диссонировавшее с персиково-розовым цветочным орнаментом штор и обоев. Лора села на стул, обитый тканью с розочками. Миссис Боумен, собиравшаяся быстро закруглиться с Лорой и перейти к другим делам, осталась стоять у письменного стола. Миссис Боумен была суетливой и очень-очень деловой.
– Элоиза Фишер оставила сегодня наше заведение, – сообщила она.
– А кто получил опеку? – спросила Лора. – Она хотела жить с бабушкой.
– Да, опеку получила бабушка, – подтвердила миссис Боумен.
Что ж, очень хорошо для Элоизы. Лоре хотелось верить, что веснушчатая будущая бухгалтер с косичками найдет на кого опереться, кроме холодных цифр.
– Теперь у тебя нет соседки по комнате, – отрывисто произнесла миссис Боумен, – а свободных коек у нас нет. Поэтому ты можешь переехать к…
– А могу я выдвинуть свое предложение? – Миссис Боумен недовольно нахмурилась и посмотрела на часы, и Лора поспешно проговорила: – Рут и Тельма – мои лучшие подруги, и они делят комнату с Тэмми и Ребеккой Богнер. Но мне кажется, что Тэмми и Ребекка не ладят с сестрами Акерсон, поэтому…
– Мы хотим, чтобы вы, дети, научились уживаться с непохожими на вас людьми. И если мы поселим тебя с девочками, которые тебе нравятся, ты не сможешь выработать твердый характер. В любом случае дело в том, что я не смогу сделать перестановку до завтрашнего дня. Сегодня я слишком занята. Поэтому мне хотелось бы знать, можно ли на тебя положиться и оставить на ночь одну в той комнате, где ты сейчас.
– Положиться на меня? – удивленно переспросила Лора.
– Итак, скажи прямо, юная леди. Можно ли доверить тебе переночевать в одиночестве?
Лора не могла понять, каких неприятностей может ждать социальный работник от ребенка, оставленного одного на ночь. Возможно, миссис Боумен боялась, что Лора забаррикадируется в своей комнате и полиции придется взрывать дверь, нейтрализовать Лору слезоточивым газом, чтобы вывести наружу в наручниках.
Лора была не только озадачена, но и оскорблена.
– Ну конечно, со мной все будет в порядке. Я же не грудной младенец. Все будет отлично.
– Что ж… тогда хорошо. Сегодня ты переночуешь одна, а завтра мы что-нибудь придумаем.
Выйдя из цветастого кабинета миссис Боумен в тусклый коридор, Лора начала подниматься по лестнице на третий этаж, и тут она вспомнила о Белом Угре. Шинер наверняка узнает, что сегодня она ночует одна в комнате. Он знал обо всем, что происходит в приюте, у него были ключи, а значит, имелась возможность вернуться ночью. Комната Лоры находилась рядом с лестницей северного крыла здания, поэтому он мог, незаметно поднявшись на третий этаж, в считаные секунды проникнуть в комнату Лоры и накинуться на нее. Он может ударить ее или вколоть ей наркотик, засунуть в мешок, затем утащить прочь, запереть в подвале, и никто никогда не узнает, что с ней на самом деле случилось.
На площадке второго этажа Лора круто развернулась и начала спускаться, перепрыгивая сразу через две ступеньки, после чего кинулась обратно к кабинету миссис Боумен, но, завернув за угол коридора, едва не столкнулась с Угрем. Он тащил за собой швабру и ведро на колесиках, в котором была вода с моющим средством с сосновой отдушкой.
Угорь ухмыльнулся Лоре. Возможно, это была игра воображения, но Лора не сомневалась: Угорь знает, что сегодня она ночует одна.
Конечно, следовало, не обращая на него внимания, пойти прямо к миссис Боумен и умолить перевести ее, Лору, на ночь в другую комнату. Лора не могла выдвинуть обвинения против Шинера, поскольку тогда ее ждала бы судьба Денни Дженкинса – ей не поверят сотрудники приюта, и возмездие будет неотвратимо, – но она могла найти подходящее объяснение для миссис Боумен, почему испугалась ночевать одна.
Лора даже начала подумывать о том, чтобы налететь на Шинера, надеть ему на голову ведро, сбить с ног и сказать этому извращенцу, что она круче, чем он, и ему лучше с ней не связываться. Но Угорь отличался от Тиджелов. Майк, Флора и Хейзел были ограниченными, надоедливыми, невежественными, но относительно нормальными. А Угорь был настоящим психом, и Лора не могла предугадать, как он отреагирует на внезапную атаку.
И пока она колебалась, Угорь ухмыльнулся еще шире, показав все свои кривые желтые зубы.
Его бледные щеки слегка порозовели, очевидно, от прилива похоти. Лору затошнило.
Она ускорила шаг, собираясь пуститься в бегство сразу, как исчезнет из поля зрения Угря. После чего со всех ног помчалась в комнату сестер Акерсон.
– Ты будешь спать сегодня с нами, – заявила Рут.
– Правда, до вечернего обхода тебе, естественно, придется остаться в своей спальне, а после обхода потихоньку проберешься к нам.
Ребекка Богнер, сидевшая на кровати в углу с тетрадкой по математике, сказала:
– Но у нас только четыре кровати.
– Я буду спать на полу, – ответила Лора.
– Это против правил, – возразила Ребекка.
Тельма, показав Ребекке кулак, обожгла ее яростным взглядом.
– Ну ладно, хорошо, хорошо, – согласилась Ребекка. – Я ведь не говорю, что не хочу, чтобы она у нас осталась. А просто обратила ваше внимание, что это против правил.
Лора ожидала, что Тэмми станет возражать, но та, безразличная к происходящему, просто лежала поверх покрывала и, погруженная в свои мысли, тупо смотрела в потолок.
Угорь внимательно наблюдал за подругами, сидевшими в обшитой дубовыми панелями столовой за несъедобным обедом из свиных отбивных, клейкого картофельного пюре и жесткой зеленой фасоли.
– А теперь объясняю, почему Боумен интересовалась, может ли она тебе доверять спать одной в комнате, – сказала Тельма. – Она просто боится, что ты можешь совершить самоубийство.
Лора не верила своим ушам.
– Здесь такое уже бывало, – печальным тоном пояснила Рут. – Вот почему они пытаются запихнуть нас по крайней мере по двое даже в самую крошечную комнату. Ведь когда ты часто остаешься один… у тебя внезапно может возникнуть такое желание.
– Они не разрешают нам с Рут спать вдвоем в одной из маленьких комнат, так как мы однояйцевые близнецы, – добавила Тельма. – Они и впрямь считают нас почти одним человеком. Им кажется, стоит оставить нас в комнате вдвоем, как мы сразу повесимся.
– Но это же нелепо! – возмутилась Лора.
– Конечно нелепо, – согласилась Тельма. – Смерть через повешение – не самая зрелищная штука. Но несравненные сестры Акерсон – Рут и я – обожают драматические эффекты. Нет, мы совершим харакири украденными кухонными ножами, а еще можно раздобыть бензопилу…
Все разговоры в столовой велись приглушенными голосами, поскольку зал патрулировали дежурные воспитатели. Мимо стола, где сидели сестры Акерсон с Лорой, прошла мисс Кейст, которая постоянно жила в приюте и отвечала за третий этаж.
– Гестаповка, – прошептала Тельма.
Когда мисс Кейст удалилась, Рут сказала:
– Миссис Боумен желает нам добра, просто она ничего не смыслит в этом деле. Лора, если бы она взяла себе за труд разобраться, что ты за человек, ей бы и в голову не могло прийти, что ты способна покончить с собой. Ты ведь у нас боец.
Тельма, гонявшая по тарелке несъедобную еду, задумчиво кивнула:
– Тэмми Хинсен однажды застали в душевой с пачкой бритвенных лезвий. Она хотела перерезать себе вены на запястьях.
Лору внезапно потрясла адская смесь смешного и трагичного, абсурда и мрачного реализма, отличавшая их жизнь в приюте Макилрой. Они могли добродушно подтрунивать друг над другом, а уже через секунду обсуждать суицидальные наклонности соседки по комнате. Мысль достаточно глубокая для двенадцатилетней девочки. Поэтому Лора решила, вернувшись к себе в комнату, записать все в тетрадь, куда она в последнее время заносила свои наблюдения.
