Дэвид Селлу "Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор"
Дэвид Селлу прошел невероятно долгий путь от полуголодной жизни в сельской Африке до работы врачом в Великобритании. Но в мире немного профессий, предполагающих настолько высокую социальную ответственность, как врач. Сколько бы медик ни трудился, сохраняя здоровье пациентов, одна ошибка может перечеркнуть все. Или даже не ошибка, а банальная несправедливость.
Предвзятость судьи, некомпетентность адвокатов в медицинских вопросах, несовершенство судебной системы и трагическое стечение обстоятельств привели к тому, что мистер Селлу, проработав в больнице более сорока лет, оказался за решеткой, совершенно не готовый к такой жизни. Благодаря этой книге вы сможете глазами интеллигентного доктора увидеть реалии тюремной жизни, а также его нелегкий путь к оправданию.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор Дэвид Селлу
Медицина изнутри. Книги о тех, кому доверяют свое здоровье Дэвид Селлу прошел невероятно долгий путь от полуголодной жизни в сельской Африке до работы врачом в Великобритании. Но в мире немного профессий, предполагающих настолько высокую социальную ответственность, как врач. Сколько бы медик ни трудился, сохраняя здоровье пациентов, одна ошибка может перечеркнуть все. Или даже не ошибка, а банальная несправедливость.
Предвзятость судьи, некомпетентность адвокатов в медицинских вопросах, несовершенство судебной системы и трагическое стечение обстоятельств привели к тому, что мистер Селлу, проработав в больнице более сорока лет, оказался за решеткой, совершенно не готовый к такой жизни. Благодаря этой книге вы сможете глазами интеллигентного доктора увидеть реалии тюремной жизни, а также его нелегкий путь к оправданию.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Дэвид Селлу
Спасал ли он жизни?: откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор
В коллаже на обложке использованы фотографии: Kenishirotie, Flipser, J. Helgason, Fahroni, Kamenetskiy Konstantin, Andrey_Popov, Vadi Fuoco / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com
В авиации каждое правило из руководства и каждая процедура известны нам потому, что кто-то где-то умер…
Капитан Чесли Салленбергер[1 - Пилот, который избежал авиакатастрофы, совершив вынужденную посадку самолета на реку Гудзон в Нью-Йорке в 2009 году.]
Громкие дела последнего времени поставили в центр внимания отношения между медициной и законом. Прекрасно помню момент, когда в ноябре 2013 года я услышал, что колоректального хирурга[2 - Колоректальная хирургия – раздел хирургии, связанный с нарушениями прямой кишки, ануса и ободочной кишки. Другое название – «проктология» – в настоящее время применяется редко, чаще всего служит для обозначения терапевтических вмешательств в зону ануса и прямой кишки. – Прим. ред.] посадили в тюрьму за непреднамеренное убийство в результате грубой небрежности. Я был на ежегодной встрече Общества сосудистых хирургов, когда один из коллег сообщил эту новость. Тогда я еще не был знаком с этим хирургом, Дэвидом Селлу, и ничего не знал о событиях, приведших к такому вердикту. Друг заверил меня, что осужденный был уважаемым и компетентным врачом. В медицинском сообществе сложилось впечатление, что в ходе судебного процесса была допущена грубая ошибка.
Я больше не думал об этом до тех пор, пока на отдыхе в Италии летом 2014 года не познакомился с юристом. Мы обсуждали разницу между медицинской практикой в Великобритании и США.
Американские хирурги склонны переобследовать и перелечивать: любящих судиться пациентов воодушевляет реклама адвокатских услуг со слоганом «Нет выигрыша – нет платы».
Ознакомившись позже с материалами судебного разбирательства, я был шокирован: Дэвида Селлу, помимо прочего, обвиняли в связанных с операцией задержках, которые от него не зависели. Стало ясно, что любому хирургу, в том числе и мне, может быть выдвинуто подобное обвинение. Я решил помочь Дэвиду вернуть доброе имя. Коллега свел меня с группой поддержки под названием «Друзья Дэвида Селлу», где я познакомился с выдающейся женщиной Дженни Вон, неврологом-консультантом. Дженни изучила причины лишения свободы Селлу, и мы оба пришли к выводу, что произошла серьезная судебная ошибка. Если бы приговор остался в силе, это изменило бы поведение врачей в Великобритании. Они начали бы перестраховываться, что повлекло бы значительное повышение стоимости медицинских услуг. Кроме того, это имело бы серьезные последствия для специальностей, связанных с высоким риском: набрать хирургов и удержать их на рабочем месте могло стать затруднительным.
Хирурги и страна в целом не могли позволить себе проиграть дело Дэвида Селлу.
Я проникся восхищением и уважением к Дэвиду Селлу, который при поддержке жены Кэтрин, семьи и друзей проявил поразительную силу характера в обстоятельствах, способных уничтожить менее сильного человека.
Профессор Питер Тейлор
(магистр искусств, бакалавр медицины, магистр хирургии, член Королевской коллегии хирургов Англии), вышедший на пенсию сосудистый хирург-консультант больницы Гая, больницы Сент-Томас и Королевского колледжа Лондона
Глава 1
Олд-Бейли[3 - Олд-Бейли (Old Bailey) – традиционное название центрального уголовного суда, расположенного в величественном здании в стиле неоампир (1902–1907) в Лондонском Сити. Не входит в систему британских королевских судебных инстанций и не подчиняется королевским властям. – Прим. ред.], ноябрь 2013 года
– Подсудимый, встать!
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, кто здесь подсудимый. Я медленно поднялся.
Судебный процесс длился уже почти шесть недель. Каждое утро, когда мы с семьей выходили из метро и шли к зданию суда, нас атаковали фотографы, которые шли перед нами спиной вперед и направляли на нас объективы. У входа в суд поджидала еще большая толпа папарацци – щелкающий звук их камер ни с чем не спутать. Нам советовали вести себя нормально, не терять достоинства и не прятать лицо.
– Они сделают фотографии в любом случае: если не у здания суда, то на пороге вашего дома, – сказал мой юрист.
Если все происходящее снаружи казалось пугающим, то интерьер Олд-Бейли вселял настоящий ужас: стены, обшитые деревянными панелями, высокие лепные потолки, длиннющие коридоры и похожий на пещеру зал суда. Несмотря на бета-блокаторы, которые должны были держать давление под контролем, каждый удар сердца отдавался в моей груди, как гонг.
Сидя сбоку от судьи, я был вынужден смотреть на него снизу вверх, поскольку он находился на высокой платформе.
Из статьи «Википедии» я узнал, что моему судье немного за 60, но в парике и очках он выглядел старше. В начале допроса каждый свидетель должен был говорить очень медленно – судья вел записи в своем ноутбуке. Присяжные сидели слева от меня, а между ними и судьей находилось место для дачи свидетельских показаний, где меня допрашивали почти три дня. Между нами сидели барристеры[4 - Барристер (англ. barrister, от bar – барьер в зале суда, за которым находятся судьи) – адвокат в Великобритании. Имеет право выступать во всех судебных процессах, дает заключения по наиболее сложным юридическим вопросам. – Прим. ред.] со стороны защиты и обвинения, а справа от меня были места для публики на двух уровнях. Сам я находился за решеткой, по бокам от меня стояли два надзирателя, у одного из которых были наготове наручники.
За кафедрой стояла медсестра.
Старые судебные ритуалы были хорошо отрепетированы. Два громких удара возвестили о появлении судьи – он вошел в зал через огромную дверь. Его одеяние 200 лет назад никому не показалось бы странным. Все встали и смотрели, как он кланяется барристерам, а те ему в ответ. Подождав, пока он сядет, мы сели тоже.
Прежде чем посмотреть на судью, я бросил быстрый взгляд на жену и детей. Испытывая страх и унижение в равной мере, старался не показывать этого. В тот день в зале суда людей было больше, чем в любой другой день на протяжении шести недель судебного процесса. Я знал, что моим делом интересуются медики, юристы, пресса и широкая публика – оно получило беспрецедентную огласку в СМИ.
Хирург, осужденный за убийство.
– Дэвид Селлу, за противозаконное убийство мистера Джеймса Хьюза я приговариваю вас к двум с половиной годам лишения свободы…
Со всех сторон слышится приглушенный гул, с мест для публики раздаются громкие голоса. Надзиратель, стоявший рядом, надел на меня наручники. Когда меня выводили из зала, я посмотрел на близких: они плакали. Я вспомнил, как мой барристер допрашивал женщину-анестезиолога; мы проработали бок о бок почти 20 лет.
Барристер: Вы говорите, что знакомы с мистером Селлу с 1994 года и часто работали с ним как в государственных, так и в частных больницах. Вы работали в операционной, так ведь?
Свидетель: Да, все верно.
Барристер: И многие из этих операций были сложными и рискованными?
Свидетель: Да, многие.
Барристер: Что касается работы в операционной, доводилось ли мистеру Селлу оперировать коллег, которые обращались к нему?
Свидетель: Да.
Барристер: Часто ли мистера Селлу приглашали в отделение реанимации, чтобы получить консультацию?
Свидетель: Да. Мистер Селлу – первый человек, которого приглашали к пациентам с абдоминальной болью: настолько высок уровень доверия к нему коллег из отделения реанимации.
Барристер: Как вы можете описать его в профессиональном плане?
Свидетель: Мистер Селлу – прекрасный хирург. Он всегда скрупулезен в планировании и диагностике, очень заботится о пациентах. Я много раз видела, с каким пониманием он относится к онкобольным.
Барристер: Спасал ли он жизни?
Ответ был безоговорочным:
– Да!
* * *
Я не знаю дату своего рождения. Я родился в Сьерра-Леоне во времена, когда в нашей деревне еще не записывали дату появления детей на свет. Моя жизнь началась в сельской Африке, где мне было уготовано выращивать рис и пасти маленькое стадо овец и коз. Я был старшим ребенком из десяти. Родители никогда не учились в школе и не могли ни читать, ни писать по-английски. Они были бедными фермерами, и даже по африканским стандартам это было неуважаемое занятие. От предыдущих поколений они усвоили, что после вспашки участок земли должен постоять пять-десять лет, чтобы ту же самую культуру, чаще всего рис, можно было успешно вырастить повторно. Родители вспомнили название фермы, где работали, когда я родился, и сказали, что это случилось в начале сбора урожая – вероятно, в ноябре. Скорее всего, я появился на свет между 1948 и 1950 годами.
После многих лет безуспешных попыток забеременеть моя тетя, которой было слегка за 40, решила, что пора взять на воспитание кого-то из детей своих сестер. Ей достался я. Тетя, тоже неграмотная, жила во втором по величине городе Сьерра-Леоне под названием Бо, куда и увезла меня. Это была пышная женщина, полная энергии. Выучившись на швею, она зарабатывала на жизнь тем, что покупала ткани у ливанских торговцев, шила платья и продавала их. Мы вместе ходили по соседям, относили платья и брали плату. Ее муж ушел в армию во время Второй мировой войны и сражался c японцами в Бирме на стороне Антигитлеровской коалиции.
– Японцы никогда не брали в плен черных солдат, – рассказывал дядя. – Все черные служили у них мишенями для тренировочной стрельбы. Белые солдаты попадали в тюремные лагеря, хоть с ними и обращались плохо.
Дядя отважно сражался и выжил. Вернувшись домой в конце войны, устроился на работу сборщиком налогов. Я подозревал, что деньги, которые он приносил домой, были не просто его скудной зарплатой. Мы жили в хорошем районе, пользовались электричеством и ели вдоволь.
Моя тетя и опекун никогда не говорила о том, чтобы отправить меня в школу.
Со временем я подружился со старшими детьми из нашего района. Я ждал, когда они вернутся из школы, и шел к ним играть. Их родители были учителями в начальной школе, и ребята всегда хвастались, что они лучшие в своих классах. Я мечтал научиться читать и писать и тоже стать учителем. Я не говорил по-английски, но упросил друзей научить меня читать и писать, согласившись взамен стирать их школьную форму и стоять на воротах во время дворовых футбольных матчей. Я хорошо ловил мячи, но на поле от меня было мало толку.
С тех пор я пытался читать все, что попадалось на глаза, включая газеты и журналы. Сначала узнавал простые слова, которые мне показывали. Я старался говорить незнакомые слова, но друзья предупредили, что многие английские слова произносятся не так, как пишутся.
– В слове cow звук «ау», как в cacao, – сказали они.
Позже я узнал, что какао называлось растение, семена которого экспортировали для производства шоколада.
Ребята научили меня писать, но формы букв и их написание отличались от того, как они выглядели в книгах и газетах. Было нелегко, но я настолько увлекся, что не хотел сдаваться.
Муж тети, Соломон, высокий крепкий мужчина, заменял мне отца, поэтому я называл его папой. Друзья звали его Соло. Ему нравилась дисциплина, и он настаивал, чтобы я каждый день просыпался в шесть утра, делал уборку в доме, приносил несколько ведер воды из колодца и начищал его ботинки до тех пор, пока не увижу в них свое отражение.
У нас было электричество, но отсутствовал водопровод. Каждые выходные меня вместе с другими детьми посылали в лес за дровами – они были нужны для приготовления пищи и кипячения воды для мытья. В благодарность папа брал меня с собой на рыбалку и разрешал ездить за его спиной на мотоцикле, на котором всегда разгонялся. Он покупал мне новую одежду, но не обувь.
До подросткового возраста я всегда ходил босым. Ботинки носили только дети из богатых семей.
Друзья говорили, что я добился больших успехов в чтении и письме. Однажды один из друзей папы, полицейский, пришел к нам домой и положил на стол газету, которую принес с собой. К тому моменту я уже мог читать целые предложения, хоть и не понимал, что они значили. В газетных статьях я узнал многие слова и прочел их вслух.
– Соло, – сказал полицейский, – ты должен убедить жену отдать мальчика в школу. Слышишь, как хорошо он читает? Лучше моего сына, который гораздо старше и проучился в школе почти два года.
– Я и писать могу, – добавил я.
* * *
Много лет спустя я узнал, что, когда директор школы в первый день учебы встретился с тетей, они договорились, что датой моего рождения будет считаться 22 ноября 1946 года. Точнее, директор назначил этот день датой моего появления на свет, а тетя согласилась. Поскольку мы не праздновали дни рождения, прошло несколько лет, прежде чем я узнал о значении этой даты, позднее вписанной в мой паспорт.
По вечерам мы со школьными друзьями садились под уличными фонарями и делали домашнее задание, пока усталость и москиты не вынуждали идти спать. Электричество в доме нужно было экономить: оно было очень дорогим.
