Мы попрощались возле кафе. Полина поехала за Ланой, а я решила пройтись.
Эта встреча не принесла ни успокоения, ни помощи. Где-то в глубине души я надеялась, что Полина знает что-то особенное, некий прием, специальное слово, способное все отменить, как будто ничего и не было. Но она не знала, а в ее размышлениях об Артеме звучало осуждение. И если раньше я и могла додумывать об их отношениях всякое, то после этой встречи убедилась, что Артем точно не мог любить ее. Никогда. Полина принадлежала к тому типу людей, которых он на дух не переносил. Практичная, напористая, безэмоциональная. Она сказала, что расстроена, но мои переживания волновали ее не больше, чем метеоритный дождь на Марсе.
Для нее это была обычная выходка Артема, а для меня «три недели» – ледяная бесконечность.
В медицине есть такой прибор – алгезиметр. Он предназначен для того, чтобы определять уровень боли. Металлическое острие, протыкающее кожу, или сдавливающие щипцы.
Но для измерения уровня чувств никаких приборов не придумали. Какой иглой, да и куда нужно ткнуть, чтобы понять, каково на самом деле другому человеку?
Как-то моя школьная подруга Эля получила тройку за контрольную по физике и, проходив два дня в слезах, объявила, что она в депрессии. Эля была повернута на учебе, но хорошие оценки давались ей тяжело, и чем больше я уверяла ее, что это всего лишь оценка, которую можно будет исправить, тем сильнее она заводилась, отвечая, что легко рассуждать, когда это тебя не касается. Тогда на следующем же уроке физики я вызвалась к доске и наговорила такой ерунды, что физичке пришлось поставить мне двойку.
Думала, Эля оценит, но она посмотрела на меня как на идиотку и заявила, что я все равно ее не пойму.
А через год одноклассники засунули мне в волосы жвачку. То был отвратительный, неприятный случай, волосы пришлось отстричь, и я долго не могла успокоиться. Эля же отнеслась к моим переживаниям на удивление равнодушно, сказав, что глупо убиваться из-за волос. Я объяснила, что дело не в них, а в унижении. На что Эля, припомнив свою физику, ответила, что получить тройку намного унизительнее.
Возразить было нечего, потому что я – это я, а она – это она, и у каждой своя боль и свой неподдающийся измерению порог чувств.
Поэтому Полину я не осуждала и в чем-то даже была согласна с ней. Стоило просто отвлечься и перестать прокручивать в голове то, что могло бы быть сейчас, не случись вчерашнего дурацкого разговора.
Глубоко погрузившись в свои мысли, я неторопливо брела в сторону своего дома. Окружающий мир сделался размытым и глухим. Ему, как и Полине, до моих проблем не было никакого дела.
Неожиданно какой-то мужчина, пробегая мимо, задел меня плечом, я подняла голову и впереди увидела Тарасова. Одного из тех придурков-одноклассников, что засунули жвачку в волосы.
Не раздумывая ни секунды, я нырнула в дверь ближайшего магазина и, окунувшись в его спасительную прохладу, встала так, чтобы видеть через витрину дорогу.
Худенькая девчонка-продавщица с длинными светлыми волосами повернулась в мою сторону. Я схватила первую попавшуюся босоножку и принялась крутить в руках.
– Эти классные, – она уже была тут как тут. – Я бы себе такие взяла.
– Спасибо, – я не спускала глаз с проходящих мимо людей.
– Но если есть деньги, могу предложить кое-что получше. Показать?
– Нет, спасибо.
– Ты померяй, а я послежу.
– Что? – я повернула голову.
Густо накрашенные голубые глаза смотрели со всей серьезностью:
– Ты же прячешься от кого-то?
– Просто не хочу встречаться.
В этот момент за стеклом появился Тарасов. Шел он медленно, что-то набирая в телефоне. Я резко отвернулась. Девушка была примерно одного со мной роста, и мы оказались лицом к лицу.
«Семина Анастасия», – прочла я на бейдже.
– Бывший парень? – спросила она с беспечной непосредственностью.
– Нет. Просто одноклассник. Неприятный человек.
– По нему заметно.
– Этот не самый ужасный.
Она понимающе закивала:
– Нет ничего хуже, чем встретить одноклассников летом.
– Лучше уж летом, чем каждый день во время учебного года.
– Ты в каком?
– В одиннадцатый перешла.
– И я, – обрадовалась она. – Хотела еще после девятого свалить и сразу работать пойти, но из-за мамы пришлось остаться.
– Я тоже из-за родителей.
– Но, знаешь, я здесь всего второй месяц, и уже думаю, что лучше учиться. Все мои друзья отдыхают, а у меня сил даже на дорамы не остается. И ведь если бы пахала как лошадь. За целый день может ни одного человека не зайти. Сидишь как дура… Скучно и спать постоянно хочется.
Я вернула босоножку на полку.
– Спасибо. Я пойду.
– Значит, не померяешь? – разочарованно протянула она.
– У меня все равно с собой денег нет.
– А у меня их вообще нет. Но если бы были, я бы себе «Миуччи» взяла. Хочешь взглянуть? Они прекрасные. Сейчас, погоди. – Не дожидаясь моего ответа, девушка побежала в другой конец полки. – У тебя какой размер?
– Тридцать восьмой.
Она вытащила из стопки черную с серебристыми буквами коробку. Торопливо раскрыла и положила ее на банкетку.
– Иди сюда.
Туфли и в самом деле оказались красивые: черные, будто усыпанные серебристыми блестками, круглоносые, на высоком толстом каблуке. Пришлось померить.
Я надела их и встала перед зеркалом.
– У тебя есть парень?
Я кивнула.
– А у меня нет, – с печальным вздохом пожаловалась Настя. – Здорово, наверное, когда есть парень.
– Здорово.
– И ты его сильно любишь?
– Сильно.
– А он тебя?
– Хотелось бы.
– Эх, а я Чонгука люблю, но он обо мне даже не знает. Ну и пусть. В моей голове он меня тоже любит. Так даже лучше, потому что в реальной жизни очень мало любви. Иногда мне кажется, что ее совсем нет. Что это просто выдумка такая, рекламный ход. Вроде как: британские ученые доказали, что любовь существует.
Я присела на банкетку, и она опустилась на корточки, чтобы помочь мне разуться.
– Тебя как зовут?
– Вита.
– О, здорово, как в «Лиричной волшебнице Нанохе»?
– Просто Вита.
– А я Настя.
– Я уже поняла.
– Откуда? – Голубые глаза удивленно распахнулись.
Я кивнула на бейдж, и она рассмеялась.
– Ты не очень спешишь? Можешь побыть со мной полчасика? Просто так. Поболтаем, а то мне даже в телефоне сидеть нельзя. Напарница в комнате прячется, там камер нет, – Настя кивнула под потолок. – Но она уже третий год здесь, так что у нее привилегии.
Я замялась. Просьба прозвучала странно. Я никуда не торопилась и не знала, что придумать, чтобы отказаться.
Однако Настя восприняла мое молчание как согласие.
– Ты рассказывай что-нибудь, а я буду делать вид, будто помогаю тебе с примеркой. – Она сняла с полки несколько коробок. – Наш начальник за нами через камеры наблюдает. Чтобы мы работали, на банкетках не сидели и в телефонах не лазили.
– Я не знаю, что рассказывать.
– Что угодно. В какой школе учишься? Что любишь? Какую музыку слушаешь? Какие фильмы смотришь? Про одноклассника этого своего или про парня. Как вы с ним познакомились?
– Это долгая история.
– Вот и хорошо.
– Я не хочу про это.
– Ты думаешь, что я странная?
Вопрос застал врасплох. Обычно все так думали про меня.
– Нет, конечно. Ты совсем не странная, а вот день сегодня очень странный. Все как с ног на голову перевернулось. Ни с того ни с сего.
– А ты веришь в чудесные стечения обстоятельств? – Настя загадочно округлила глаза.
– Не особо. Мой папа говорит, что мы живем в век пропаганды мистицизма и засилья антинауки.
– Но раньше люди тоже считали, что мир держится на трех слонах, просто потому, что не могли увидеть его целиком и осознать, как он устроен на самом деле. Ты когда-нибудь видела бозон Хиггса? Я тоже. А вот чудесное встречается на каждом шагу. Случайные встречи, исполняющиеся сны, интуитивные предчувствия… Неужели у тебя никогда такого не было?
Я задумалась.
– Однажды, когда мне было шесть, у меня на глазу вскочил большущий ячмень и никак не хотел проходить. Мы мазали, капали, но меньше он не становился и все равно болел. Тогда маме порекомендовали какого-то очень хорошего доктора, но работал он в Подмосковье, так что нам пришлось ехать к нему на электричке.
Была суббота и в вагоне почти никого. Я привалилась к маме и задремала, а проснулась от ее громкого встревоженного голоса: «Что вам нужно?»
Открываю глаза, напротив сидит странный взъерошенный дед. Сидит, наклонившись вперед, смотрит на меня очень пристально и улыбается. Мама говорит ему: «Уходите», а он вообще не реагирует. Смотрит, смотрит, а потом как подует на меня. Будто на одуванчик. Я испугалась, что от него вонять будет, и отпрянула. Мама вскочила. Но от него не воняло. Мы перешли на другое место, и мама стала спрашивать, все ли со мной в порядке. Ерунда, конечно, что может быть от того, что человек на тебя просто подул?
А когда доехали до доктора, оказалось, что ячмень прошел и на его месте осталась только маленькая белая точка.
Доктор удивился, в то, что ячмень с утра был огромный, не поверил и смотрел на маму, как если бы она очень-очень сильно преувеличивала.
Папе мама потом сказала, что ячмень сам «лопнул», а я до сих пор думаю, что это тот дед меня вылечил.
– Вот видишь, – Настя еще больше оживилась. – А у нас в доме два года назад одну женщину кипятком обварило. Трубу в подвале прорвало – и прямо на нее все хлынуло.
Ее быстро оттуда вытащили, но врачи сказали, что больше двух дней не протянет. Говорят, даже с лица вся кожа сошла, череп было видно. Но через два дня она не умерла и через три тоже. А вскоре полностью пришла в себя, стала есть и разговаривать. В общем, спустя месяц ее выписали. И сейчас у нее не только никаких следов от ожогов не осталось, она стала даже лучше выглядеть. И на здоровье не жалуется. Я ее лично спрашивала. Врачи говорят, что в медицине и не такие чудеса случаются.
Она осторожно присела рядом со мной.
– Я думаю, знаешь что? Что ты сама себя вылечила, и эта женщина тоже. Все волшебство в наших головах и мыслях, только мы не очень умеем этим пользоваться. Просто представь, что люди не умели бы читать и не знали, что буквы можно складывать в слова. И тогда тот, кто умеет читать, тоже казался бы всем волшебником. Мне это один мой друг объяснил. Он, правда, назвал это самовнушением, но я думаю, что, когда ты вдруг от чего-то вылечиваешься, – это волшебство. Можешь не верить, но такое правда существует. У меня раньше была одна дурная привычка, – она понизила голос. – Я ногти грызла все время. А потом бабушка научила, как от этого избавиться. И сработало. Прям в один день, как отрезало.
Настя умиляла своей простотой.
– Ты извини, я пойду. Хочешь, как-нибудь погуляем? – сказала я.
– Я бы с радостью, но в ближайшие две недели буду работать без выходных. А потом поеду к другу в прекрасный белый дом. Но ты заходи, если захочешь.
– Обязательно, – я встала.
– А еще я, знаешь, что думаю? Что ты не просто так ко мне пришла, потому что ничего на свете не бывает случайно. Я как увидела тебя, сразу поняла, что мы подружимся. Бывает, видишь человека, и кажется, что ты его знаешь. Я поэтому так много разговариваю. С чужими не умею, а с тобой очень легко.
По правде говоря, от ее сумбурной болтовни мне тоже стало заметно легче.
– Ой, подожди! – Настя вскочила и убежала к кассе, а вернулась с маленькой синей подушечкой в руках. – Держи, это подарок. Мы их раздаем при покупке больше пяти тысяч, но ты просто так бери. На память.
