– Можете быть свободны, – сухо бросил он доктору.
Тот вышел, а я осталась, тоже на всякий случай попятившись назад.
– Подойди, – велел Кэри, поднимаясь из-за стола.
Я приблизилась осторожно, стараясь ни о чём не задумываться. На казнь лучше идти с пустой головой. Ланкмиллер окинул меня заинтересованным взглядом. В глазах что-то горело, плескалось, выглядело совсем не так безжизненно, как в первую нашу встречу. Вот уж не радость-то.
– Я подробно посвящу тебя во все тонкости твоего теперешнего положения, но сначала предлагаю разобраться с твоей девственностью.
– Неужели она так сильно тебя напрягает? – пробормотала я, глядя куда-то сквозь. Сквозь монитор, сквозь стену, сквозь его широкую грудь.
– Не то чтобы напрягает, однако же у меня на неё большие планы, – шаг ко мне. – Так я одновременно проверю, не солгала ли ты. Обозначу тебя как свою собственность. И оставлю позади не такую уж долгую, но неприятную для тебя процедуру.
Посмотри-ка, всё продумал. Я меланхолично пожала плечами.
– Хорошо, пусть так.
– Вырываться не будешь? – он удивлённо вскинул брови. – Как от Флетчера там, в приёмной.
– Чтобы ты мне руку случайно сломал, пытаясь утихомирить? Ха-ха, нет, спасибо.
Едва я это сказала, Кэри прижал меня лицом к столу, платье задралось, и я мгновенно залилась краской, мысленно примерив на Ланкмиллера пару крепких проклятий. Знал бы он, как мне пакостно от всей этой ситуации, как я просто хочу исчезнуть отсюда, не донимал бы идиотскими вопросами.
– Слушай, – кончики пальцев легонько скользнули по внутренней стороне бедра, я напряглась ещё больше, – а ты когда-нибудь прибегала к самоудовлетворению?
– Ну… – Во мне сейчас кровь свернётся от омерзения.
– Это значит «да»? – спокойно, с нотками веселого злорадства, поинтересовался Кэри. Пальцы продолжали исследовать кожу, неотвратимо поднимаясь всё выше. Дерево стола холодило щеку. – Что, по-простому, без всяких изощрений?
Кэри неожиданно потёр клитор, и я, охнув, закусила губу. Отвращение поддело нервную систему острым ножом, спускаясь покалыванием по внешней стороне ладони. Даже такие ласки не приносят удовольствия, когда получаешь их в столь… затруднительном положении. Ланкмиллера это не слишком-то беспокоило, судя по звуку расстёгивающейся ширинки.
– Ноги пошире раздвинь, – скомандовал он весьма холодно, и я выполнила приказание, отчётливо понимая, что за этим последует. Постаралась расслабиться. Если зажиматься, будет только больнее – это первое, что учишь в борделе, даже если не являешься его частью. Я сосредоточенно наблюдала за тем, как потеет от моего дыхания гладкая поверхность стола, когда почувствовала, что его член, горячий и твердый, входит в меня сначала медленно, а потом резким рывком. Взвыла, выгнувшись и закусив губу, но Ланкмиллер поймал меня за волосы и снова прижал лицом к столу. Даже в глазах потемнело. Ну спасибо тебе, родной.
– А поосторожнее никак нельзя было? – выдавила я сквозь неожиданно выступившие слёзы, царапая деревянную поверхность. Больше всего хотелось прервать эту пытку нефритовым жезлом, но на такое развитие событий Ланкмиллер явно не был настроен.
– Ну-ну, – он отомстил за непрошенную реплику очередным резким толчком.
На этот раз я вместо обветренной губы закусила указательный палец и зажмурилась, позаботившись о том, чтобы из горла не вырвалось больше ни звука. Резкая боль постепенно сошла на нет, оставшись только отголосками, пронимавшими с каждым движением. Язык почти поворачивался назвать это терпимым, только вот один козёл обещал мне быструю процедуру, а в результате пытка казалась чуть ли не вечной.
Наконец он кончил и отстранился. Послышался звук застегивавшейся молнии, и только после этого я, болезненно морщась и придерживаясь левой рукой за поясницу, распрямилась с ощущением, что ноги как-то хреново меня держат. Вдоль позвоночника прокатывалась неприятная дрожь, перерождавшаяся в слабую тошноту. Ощущение, когда по внутренней стороне бедра стекает что-то тёплое, по праву можно списать в разряд самых отвратительных. Считай, меня только что изнасиловали.
– Хорошая девочка, – по шее вверх к подбородку скользнули пальцы, Ланкмиллер склонился к моему уху, обдавая дыханием кожу, – такая маленькая и послушная… Даю десять минут привести себя в порядок, дверь там, – внезапно будничным тоном заявил Кэри, отстраняясь.
Я обернулась в указанном направлении. Ванная? Что ж, спасибо за великодушие. Я коротко кивнула и поплелась в указанном направлении. Вслед донеслось ехидное:
– Прихрамывать необязательно!
– Да пошёл ты, – мрачно себе под нос парировала я.
Ванная оказалась огромная, светлая и чистая. Не припомню, чтобы бывала в такой хоть раз и видела что-то кроме того ржавого корыта из общаги, к которому и притрагиваться-то никто не рисковал. Десять минут? Этого хватит только на то, чтоб кровь и сперму смыть, на то, чтобы избавиться от пакости на душе, понадобится гораздо больше времени, если вообще…
– Предлагаю сесть и внимательно выслушать, – он заговорил, едва я только выглянула из ванной комнаты. Жестом указал на стул. – Не перебивая. Я терпеть не могу, когда меня перебивают.
Ценное замечание. Учту.
– Бумаги на тебя теперь лежат на моём столе. Знаешь, что это означает? – он вздёрнул брови, а я угрюмо кивнула, наградив его ненавистным взглядом. – Здесь уже не бордель-кафе, и правила совершенно другие. Рекомендую исполнять их неукоснительно, если хочешь избежать… м-м, проблем. Первое, что касается тебя лично: обращение на «ты» в мой адрес недопустимо. По имени звать тоже не принято, оно не для наложниц. Хочешь обратиться, называй «хозяин».
Я больно прикусила язык, потому что это слово даже в его исполнении больно ударило по ушам, заставив дёрнуться, словно от пощёчины.
– Второе. Как там тебя звали? А впрочем, неважно. Будешь Кику.
В тот момент, когда я подумала, что у меня уже нечего отбирать, он делает со мной это. Я задохнулась, понимая, что не выдерживаю второго удара. Обезьянье тошнотворное имя, да будь проклят этот Ланкмиллер.
– Остальное я ещё могу понять, ни для кого не секрет, что у вас принято вести себя как скоты. Но это… До такой омерзительной клички ещё додуматься надо! Ты…
Меня заткнули хлёсткой пощёчиной. А хозяин гарема не привык церемониться со своими цветочками, надо же. Не то чтобы побои были для меня чем-то новым, но щёку обожгло таким пламенем, что я какое-то время просто дышала тяжело и часто, собирая все мысли заново по уголкам сознания. Ланкмиллер тем временем позвонил в колокольчик, и в комнату вошёл мужчина в форме здешнего охранника.
– Здесь не любят новеньких, зайчик, – Кэри обратился ко мне, обдавая потоком пугающей приторности. Имел в виду он, очевидно, не только наложниц, но и вообще всех, за исключением, наверное, только его самого. И то с какой стороны взглянуть. – Так что, будь добра, не нарывайся на конфликты. И соблюдай дисциплину. Ох, ладно, – «господин» устало махнул рукой, видно, решив, что я сейчас не в состоянии впитывать его увещевания или делать вообще хоть что-нибудь, кроме как злобно дышать. – Поселите её в комнату к Николь. Увести.
О-о-о, гарем строгого режима, вот, значит, как.
Я встала и побрела к выходу вслед за охранником, не дожидаясь дополнительных пощёчин и подзатыльников. И без этих «доходчивых доводов» я не хотела находиться здесь ни секунды.
3. Сломанные игрушки
Комната Николь, теперь и моя, располагалась в самом конце коридора и была в гареме крайняя. Она оказалась небольшой, но вполне уютной, с двумя мягкими кроватями-однушками и тусклыми ночниками, кои создавали приглушённый рассеянный свет, читать при котором было невозможно. Читать, впрочем, особо и нечего. Это в моём новом обиталище расстраивало больше прочего. Странное дело, разве поддержать разговор на уровне – не долг хорошей наложницы? Хотя грех бухтеть на самом деле. Куда лучше, чем в общаге бордель-кафе.
Моя соседка по комнате была спокойная, тихая и в целом вежливая девушка, даже самую малость застенчивая. Она говорила негромко, но живо, ни разу за вечер не повысив тона.
Сразу спросила, как меня зовут, а когда выяснила детали моей непростой истории, то посоветовала представляться так, как велел Ланкмиллер. Иначе, если он прознает, заработаю неплохой шанс ознакомиться со здешней системой телесных наказаний. А они практиковались не в виде такой уж редкости и, наверное, должны были уже давно превратить наложниц в конченых психопаток с манией преследования и крайне дурным характером. Однако с Николь этого не случилось. Соседка по комнате казалась мне очень милой, даже мужественно приняла участие в мытье моей головы шампунем: он выедал глаза как ритуальный яд и вонял чесноком, так что любому понадобилась бы стойкость, чтобы мне ассистировать. И даже после этого изматывающего мероприятия она всё ещё осталась рядом и помогла мне расчесаться, когда после сушки я окончательно потеряла контроль над своими патлами.
– Слушай, – уже после того, как завершилась серия моих мучений с феном, я перебралась к Николь на кровать, заворачиваясь серым пушистым пледом, сильно походившим на шаль. – А что это случилось такое с отцом Кэри? Он разве не должен был быть мужчиной в самом рассвете сил?
– Никто точно не знает, – её волосы, густые, тёмно-каштановые, в свете ночника отливали бронзой. Я всё никак не могла заставить себя на них не пялиться. Глаза немного раскосые, а кожа светлая, без единого изъяна, что приводило меня в особый неистовый восторг. – Был слух, что хозяин скончался от какой-то болезни. Он и правда последние дни перед смертью был какой-то сам не свой, весь серый и синяки под глазами. Кто-то считает, что постарались конкуренты, но это всё лишь домыслы. Наложниц он в такое не посвящал. – Николь слабо усмехнулась. – Тем не менее юный господин усилил охрану после смерти отца, так что всякое может быть.
Я слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова. Ведь выпал неплохой шанс узнать об этом месте немного больше, чем ничего. Может, если бы уделяла хоть чуточку внимания сплетням о высшем свете в бордель-кафе, дела с моей осведомлённостью не обстояли бы так плачевно. Ну, кто же знал.
– И что, он единственный ребёнок в семье – такую империю прибрать к рукам? – поинтересовалась я как бы невзначай. Было бы странно – при таком внушительном количестве девушек и очевидном пристрастии к сексу у Ланкмиллера-старшего.
– Нет, но единственный наследник, – Николь пожала плечами. – Двое мальчиков умерли ещё во младенчестве. У юного господина есть сестра. Но она здесь не живёт, хотя иногда заглядывает. Я здесь появилась, когда Кэри было только тринадцать, мы с ним ровесники, – она пояснила, будто угадав мои мысли.
– Ого, это… Довольно рано.
– Так сложилось, – наложница пожала плечами, и мне на секунду показалось, что в красивых тёмных глазах сверкнула грусть.
– И что, здесь всем подряд раздают дурацкие клички? – тему я сменила как нельзя более резко и неестественно, ощутив, что предыдущая имеет неплохой шанс ввергнуть нас в депрессию всего за несколько минут.
– Это в основном зависит от личных предпочтений. – Мне показалось, Николь сдерживает беззлобный снисходительный смешок. – Если уж господину так угодно…
Потом нам принесли ужин. Надо ли говорить, что это стало какой-никакой причиной для радости, учитывая, что завтрак я пропустила, а обед был вообще не запланирован как таковой. Так что ложиться спать довелось в кои-то веки с тяжёлым желудком и уже привычно тяжёлым сердцем.
– Проснитесь… пожалуйста, проснитесь, – меня тихонько трясла за плечо женщина в сильно накрахмаленном переднике, видимо, здешняя горничная или вроде того.
В комнате было уже почти совсем светло, солнечные лучи из большого и единственного окна, пробираясь сквозь персиковый тюль, чертили по полу неровные продолговатые дорожки света. Николь ещё дремала, обняв подушку.
– Который час? – шёпотом поинтересовалась я, старательно протирая глаза.
– Восемь часов только. Но вы вставайте, так господин велел.
– Только?! – я едва не поперхнулась от неожиданности. Вот это да. Обычно в пять утра – самое позднее – я была уже на ногах перед кучей работы: протереть столы, пол, окна, посуду, приготовить кафе, пока посетителей ещё мало.
Однако собрать мысли в кучу вот так сразу всё равно оказалось непросто, я села в постели, протирая глаза и ощупывая себя на предмет сама не знаю чего. Освоиться с новой непривычной реальностью оказалось не так легко, но служанка продолжала упорно теребить моё плечо, приговаривая, что Ланкмиллер приказал немедленно быть у него. И что ему только понадобилось с самого утра? Впрочем, лучше бы я не спрашивала, потому что предположения рисовались не самые радужные, и я поплелась за служанкой по коридору босая, встрёпанная и в смешанных чувствах. Она даже умыться мне не позволила. То ли хозяин гарема действительно так торопил события, то ли она просто до смерти его боялась. Хотя и то, и другое сложно было назвать поводом для радости.
Сам Кэри встретил меня уже в костюме и при параде. Я хмыкнула себе под нос. Если жизнь чему меня и научила, так это тому, что ничего хорошего не стоит ожидать от жаворонков. Они весь мир подстроили под себя и, кажется, не планируют на этом останавливаться.
Ланкмиллер отослал служанку и обратился ко мне:
– Одевайся, поедем.
– Куда?
– В город.
Краткость его реплик всё больше навевала атмосферу тюрьмы, напоминавшей гарем только внешне, за счёт умело выстроенных декораций.
Я начинала скучать по цветистым ругательствам, в стенах «Шоколада» бывших обычным делом. Они неплохо развлекали даже тогда, когда прилетали в твой адрес и сопровождались не менее убедительными угрозами. Теперь от того, что с тобой разговаривают командами, как с собакой, становилось муторно и тоскливо, и я поёжилась, обнимая себя руками.
– Умыться хоть можно? – осведомилась без особого энтузиазма.
Ланкмиллер только махнул рукой в сторону ванной, и я, расценив это за разрешение, поплелась туда. Чувство фантомности происходящего настигло сразу, как только я переступила порог. И ведь была здесь буквально вчера, но при таких обстоятельствах, в которых тебе особо не до изысков интерьера и прочих радостей. Теперь же я застыла в дверях, не уверенная, что это всё не картинка из журнала, что всё не рассыпется, едва я только сделаю шаг вглубь. Чудесная аквамариновая мозаика от пола до потолка: по мелким бирюзовым квадратикам приятно было ступать ногами. Тёплые и немного шершавые, они будто вытягивали из тела всё напряжение. Правее от входа в углублении располагалось джакузи, хотя размер и глубина вполне позволяли окрестить его и бассейном. В душевую кабину, судя по количеству кнопок, был встроен как минимум суперкомпьютер, поэтому приближаться к ней я даже не рискнула. Наверное, купаться тут каждый день – одно из величайших удовольствий.
У двери я заметила вешалку с одеждой, судя по всему, предназначавшейся мне. Это было что-то на манер восточного платья, принятого в настоящих шайларрских гаремах, вот только носить на себе столько килограммов шёлка, пусть и самого дорогого, было тем ещё испытанием, поэтому я возблагодарила судьбу, что это всего лишь вариация на тему, которая вполне могла бы сойти за обычное платье с запахом, особенно если вымарать характерный орнамент из цветов и птиц. Кроме того, в эту одежду, к счастью, можно было облачиться вполне самостоятельно. Я кое-как привела себя в порядок и выскользнула обратно в кабинет, тут же наткнувшись, как на пику, на недовольный взгляд хозяина особняка.
– Расчёсываться не пробовала? – с ядовитой сладостью осведомился он. – Слышал, нормальные люди так делают.
Я бы даже мысленно обозвала его душнилой, если бы не изысканная издёвка в голосе. По моему опыту, такие тренируются годами и, как любое искусство, требуют особого склада характера.
– Меня подняли как по тревоге, – пробубнила себе под нос мрачные оправдания. – И служанка эта ваша орала как потерпевшая.
Ланкмиллер надавил на плечи, чем вызывал целую волну паники, я завертела головой, пытаясь оглянуться на него, хотя бы по выражению лица прикинуть, что меня ждёт.
– Сядь, не вертись, – тотчас приказали мне, и я опустилась на стул, потому что от звуков его голоса перестали держать колени.
Тёмный и гладкий гребень мелькнул в его руке, а потом я ощутила, как он коснулся волос. Жёсткие и посечённые, трогать их было неприятно даже мне, расчесать иной раз – и вовсе невозможно, хотя у Кэри это выходило на удивление легко, как у древнего заклинателя. Я-то уже приготовилась к боли. На каждом новом прикосновении всё равно непроизвольно задерживала дыхание и впивалась ногтями в стул. Почему-то близость Ланкмиллера очень меня нервировала, буквально до зуда в затылке, и это рождало вполне рациональный страх, что в какой-то момент я не выдержу и отскочу от его пальцев, чем навлеку на себя господский гнев. Так что, когда процедура закончилась, у меня вырвался невольный облегчённый вздох, почему-то вдруг развеселивший моего мучителя.
Спускаясь за ним по лестнице мимо охранников в форме, я уставилась невидящим взглядом в пол, отчего-то чувствуя себя неловко. Может, от внимательных, потрошащих и выворачивающих наизнанку взглядов. Они знают, что я у него была.
Какого дьявола меня вообще это беспокоит? Главное развлечение в гареме – сплетни, да и что с того?
Мы спустились на подземную парковку, и Ланкмиллер, вопреки моим ожиданиям, направился не к уже знакомому чёрному джипу, а к выпендрёжному спорткару, такого красного цвета, который стоит перед глазами, когда тебя бьют по почкам.
– Сами водить изволите? Да ну?
– И что же тебя удивляет? – домашний тиран чуть изумлённо изогнул бровь, открывая передо мной дверь. Всё в его тоне и выражении давало понять, что мой издевательский официоз не уместен, и если я надеялась, что эта попытка поддеть ланкмиллерское самолюбие невинна, то эти надежды могут дороговато мне обойтись.
Я тотчас заткнулась, подумав, что здравой идеей было бы отказаться от неумелых попыток вступить в разговор.
– Пристегнись, – небрежно бросили мне.
Но есть много вещей, которые я не в силах сделать нормально. Особенно если они со мной в первый раз. Я мгновенно по самые уши запуталась в ремне, который и так-то еле обнаружился. Ланкмиллеру пришлось меня выпутывать и пристёгивать собственноручно. Но мне показалось, что взгляд его потеплел.
Вслед за нами с парковки выехала ещё одна машина, я предположила, что это как раз та самая усиленная охрана, потому что следовала она за спорткаром неотступно. Кэри привез меня в какую-то совсем незнакомую раньше часть города. И мне пришлось признать, что Шель, который я всю жизнь считала премерзким местом, на самом деле красивый, просто… Просто я так ни разу и не поднималась в верхнюю его часть. Брусчатые мостовые и старинные дома, плотно жмущиеся друг к другу. Здесь было уютно и очень оживлённо уже с самого утра. На первых этажах располагались всевозможные лавки и магазины то одежды, то сладостей, то сувениров, то вообще чего-то непонятного, но выглядевшего до странности привлекательно. Старый продавец сидел на веранде с котом на коленях, закусив длинную тонкую трубку, от которой в воздух поднимался аромат ментола и жжёного табака. Потом эта живописная картина сменялась какой-нибудь кофейней или забегаловкой с местными пирожками.
Кэри оставил машину на парковке и объявил, что дальше мы пешком. Я была очень даже не против пройтись, только рядом с ним всё равно почему-то чувствовала себя неловко. Крамольная мысль скользнула приятным холодком по коже и тут же пробралась в сознание, не встретив даже намёка на сопротивление. Может, сбежать от него вот так? Толпа же. Затеряюсь, и не найдёшь.
– О-о, правда не стоит, Кику, милая, – ухмыльнулся Ланкмиллер, выговаривая каждое слово с такой угрожающе-сладкой интонацией, что у меня буквально останавливалось сердце. – Одна попытка, и я сам, лично выбью из тебя всю дурь и в следующий раз выведу на люди с ошейником. Это бесперспективная затея, сама подумай. Тебя найдут в любой точке земли, вытащат даже из Ада и бросят к моим ногам. И тогда ты пожалеешь… не о своём поступке, нет. О том, что ты вообще появилась на этот свет.
Доходчиво. Я тяжело сглотнула, продолжая пялиться на Ланкмиллера, хотя на самом деле мне очень хотелось закрыть глаза. Закрыть глаза и представить, что его здесь нет. Но это не сильно бы помогло, потому что пугающе глубокий голос всё равно достигал бы меня.
– Ну идём, что встала посреди дороги, – он снова внезапно переключился из леденящего душу обратно на будничный тон, и я поплелась за ним.
Этот уродский чёрт прав, как бы неприятно ни было признавать. Куда мне податься, даже если сбегу? Здесь всюду что ни полиция, то представители «Змеиного зуба». Ни один человек в здравом уме не согласиться помочь.
Меня затащили в магазин одежды, в котором мгновенно началась куролесь, даже похуже той, которую довелось пережить на медосмотре. Ланкмиллера сразу окружило дикое количество консультантов, напоминавших хищных бабочек, предложив на выбор с десяток разных вариантов. После чего меня чуть ли не затолкали в примерочную с большим зеркалом и заставили по очереди надеть всё то, что он выбирал. Такого внимания к себе я не получала никогда и была, мягко сказать, напрочь обескуражена. Чувствовала себя новенькой куклой, которой как будто стремились примерить вообще всё, что есть в наличии. В груди аж защемило от близости этой параллели к реальности. Консультанты крутились вокруг, помогая то с молнией, то с рукавами, то пуговицу застегнуть, и я меланхолично подставлялась их стараниям, как живой труп.
В итоге наряды были подобраны и унесены упаковываться на кассу. Меня наконец-то оставили одну в примерочной, позволив облачиться в свою одежду. То ли кто-то из уходящих последним не постарался прикрыть дверь как следует, то ли это с дверью было что-то не так, но она приоткрылась. Я не заметила по общей невнимательности, и очень зря.
Услышала, как Кэри по ту сторону раздевалки вздохнул и тут же, дёрнув на себя блестящую ручку, оказался по эту.
– И как это называется? – недовольный голос в очередной раз за сегодня буквально пригвоздил к месту, а пальцы скользнули по спине, указывая.
– Ай, – я поморщилась, отодвинуться здесь было особо некуда. – Это, господин Ланкмиллер, называется «синяки». Хозяин бордель-кафе недавно отлупил: угораздило разгрохать дорогущий сервиз для вип-гостей, вот и…
– «Нареканий нет…» – фыркнул Кэри, передразнивая слова врача, и вышел из примерочной.
А я осталась пялиться на лиловые разводы, которые ползли по коже, перекрывая своим насыщенным цветом тусклые нити вен.
Пока мы торчали в этом дьявольском магазине, от утренней почти романтичной дымки не осталось и следа, было невыносимо жарко и душно, спёртый горячий воздух не находил выхода и, поднимаясь потоками липкого зноя от мостовой, мариновался меж каменных стен, как в котле. Гулять по городу, несмотря на его красоту, сразу как-то расхотелось. Сказав, что у него намечена важная встреча и он вернётся позже, Ланкмиллер буквально втюхал меня одному из своих охранников вместе со списком поручений, даже заглянуть в который после пережитого было страшно.
Следующей остановкой стал салон красоты. Бедный охранник и сам не знал, как подступиться к здешним мастерам. Он неловко сунул на стойке ланкмиллерскую то ли визитку, то ли кредитку, и с этого момента всё снова завертелось, как в адской карусели. Я и опомниться не успела, как оказалась в кресле напротив зеркала.
