Тварь больше не улыбается. Страдание, которое я почувствовала, теперь написано на ее лице.
Я не могу скрыть, что эти слова меня потрясли. Что чувствует Королева… Откуда мне знать? Я ведь сбежала. И чувствовала себя тогда испуганной, сомневающейся, загнанной в угол. Не рассказывать же твари об этом. Чем же мне заплатить?
– Не знаю, – тихо отвечаю я. Шанс обмануть тварь упущен. – Я чувствую лишь страх и горе. Моя сестра, она была Королевой до меня…
– Твоя сестра была Королевой, – задумчиво повторяет тварь. – Хорошей Королевой?
– Очень хорошей. Народ Лиаскай ее любил.
Я поспешно загоняю все сомнения глубоко на задворки сознания, не позволяя им вырваться наружу. Меня мучают вопросы: как Вики допустила, чтобы людей пытали и казнили? Мыслями обращаюсь к Лиаму – ведь по вине Вики он лишился магии. А Натаниеля она заковала в колдовские цепи…
– Лиаскай скорбит о ней до сих пор, – говорю я вслух.
– Ты хорошо ее помнишь? Как она сидела на троне, как правила народом?
Киваю, отмахнувшись от мучительных воспоминаний. Вики на лошади, Вики с птицами в огромной клетке. Вики в синем платье посреди бального зала, сияющая, будто темное солнце, вокруг которого вращается все остальное. Сердце щемит. Смогу ли я когда-нибудь думать о Вики без этой глухой холодной тоски?..
– Отдай мне ее! – требует тварь.
– Хватит! – не выдерживает Натаниель. Теперь его присутствие заметно, будто он вышел из тени на свет, и тварь больше не сможет его игнорировать. – Предложение нас не интересует…
– Чего именно ты хочешь? – перебиваю я Натаниеля.
Жаль, мне не хотелось обходиться с ним грубо. Но я чувствую его силу. Тварь его боится, хоть и старается это скрыть. Натаниель против сделки, а вот я… я не уверена.
Тварь скребет когтистой ногой по половицам, словно ей стыдно говорить о том, чего она так жаждет.
– Лишь воспоминания. Отдай мне воспоминания о мертвой Королеве и получишь кусочек ночного неба Лиаскай. Крошечный кусок королевства. Ты так далеко от дома…
Я дрожу. Бессмысленно отрицать, Церцерис значит для меня очень много. Это не просто дорога домой и связь с отцом.
– Майлин, – Натаниель очень серьезен. – Это воспоминания о твоей сестре.
– От них одни муки, – бездумно срывается с моих губ.
– Но они бесценны!
Я качаю головой, рассматривая коллекцию твари:
– Это барахло. Дешевые безделушки, за которые отчаянно цепляешься. Нельзя стоять на месте, надо идти вперед. Я должна отпустить эти воспоминания.
– Майлин, прошу, не делай этого. Это безумие, это…
– Как ты говоришь со своей Королевой? – издевается тварь.
Затем она снова переводит взгляд на меня:
– Я хочу только воспоминания. Чувства оставь себе, мне они без надобности. Хочу представить, будто знаю ее. Знаю Королеву.
– Забирай их, – соглашаюсь я, игнорируя возмущенный вскрик Натаниеля. – Забирай воспоминания о Виктории, Королеве Лиаскай. Другие воспоминания о ней и о тех временах, когда она не была Королевой, я оставляю себе.
– А зачем они мне? – просто интересуется тварь.
И быстрее, чем мы с Натаниелем успели бы сжать руку в кулак, тварь проскакивает между нами. Мы оглядываемся, и на мгновение кажется, будто тварь исчезла. Ее невероятная скорость ошеломляет. Все это время она могла сбежать. Кажется, это ловушка…
Что-то летит прямо мне в лицо! Натаниель дергает меня за руку, и рану на плече обжигает такой болью, что я вскрикиваю. На секунду темнеет в глазах. Тяжело рухнув на колени, я роняю телефон. Он падает дисплеем вниз. В свете фонарика сверкают перламутровые осколки. Тварь запустила в меня то ли вазой, то ли кувшином. Но среди осколков лежит он… Церцерис. Слезы застилают взгляд, и стоит мне схватить матово поблескивающий амулет, они неудержимым потоком текут по лицу. Я рыдаю. Не сопротивляюсь, когда Натаниель осторожно меня обнимает.
– Тварь ушла, – шепчет он. – Все в порядке. Ее нет.
Я быстро киваю, стискивая зубы. Все тело напряжено, меня колотит дрожь.
– У нас есть Церцерис.
Догадывается ли Натаниель, что значит для меня этот Церцерис? Наконец, спустя столько месяцев я получила маленький кусочек лиаскайской ночи, без которой, возможно, не смогу больше жить… Но я не чувствую радости. Мне вдруг становится холодно. Стуча зубами, я пытаюсь подняться, но чуть не падаю. Натаниель успевает меня подхватить. Вдруг он замирает. Осторожно ощупав мой бок, он поправляет куртку и смотрит на свои пальцы.
Кровь. Я почти забыла…
– Майлин. – Кажется, будто тварь забрала голос Натаниеля с собой, оставив только шепот.
Бережно развернув меня к себе лицом, Натаниель расстегивает мою куртку, отворачивает воротник и вскрикивает:
– Майлин! Ты спятила?
– Это не я! – выпаливаю я первое, что приходит в голову.
Натаниель держит руку на моем пульсе, ругаясь сквозь зубы. Кого же он костерит – меня или ту тварь? Кажется, он что-то говорит про больницу…
– Больница? – слабо переспрашиваю я. – И как мы объясним это врачам?
Натаниель бормочет что-то подозрительно напоминающее: «да плевать». Осторожно подведя меня к люку, он спрыгивает туда и машет рукой, призывая следовать за ним. Я не хочу показаться слабой – Натаниель слишком часто видел меня такой. Но голова у меня будто ватой набита, в глазах пляшут черные точки… Я неуклюже прыгаю, Натаниель ловит меня на руки, и в этот миг мне не до гордости. Боль пронзает с ног до головы, словно в раны тыкают световыми мечами…
– Проклятье! – сквозь зубы шиплю я. – Отпусти меня.
– Что, прости?
– Отпусти меня, живо, пока я не вырубилась.
Натаниель и не думает меня отпускать, но я дергаюсь так сильно, что у него не остается выбора.
– Отпусти! – упорствую я. – Вот помру, тогда таскай меня сколько душе угодно!
– А до этого недалеко, – хрипит Натаниель. Он все-таки меня опускает, но поддерживает, когда мы спускаемся с лестницы. Без Натаниеля я покатилась бы кубарем вниз и так осталась бы лежать…
Выругавшись, Натаниель наклоняется, и только тогда я замечаю, что снова выронила телефон. Но сейчас мне все равно. Важна лишь круглая плоская реликвия, которую я сжимаю так крепко, будто в ней заключена вся моя жизнь. После падения фонарик в телефоне сломался, и мы покидаем дом через черный вход в полной темноте.
На улице немного светлее, луна просвечивает сквозь пелену свинцовых туч. Мне вдруг кажется, будто кто-то прячется в саду за деревьями. Тварь? Или старуха? Нет, тень больше, шире. Я приподнимаю голову, чтобы рассмотреть ее получше, однако она почему-то поспешно пятится. Моргаю – и тени как не бывало…
Я крепко сжимаю Церцерис. И нет ничего важнее этого кусочка небес.
Глава 7
– Ненавижу больницы! – заявляю я Натаниелю, едва тот переступает порог палаты. – Незачем было тащить меня сюда. И прощать я тебя не собираюсь, даже не проси.
– А знаешь, что я ненавижу?
Пододвинув стул к койке, Натаниель критически разглядывает толстенную повязку у меня на шее. Кажется, будто мне снова восемь лет и я болею свинкой.
– Ненавижу вид крови, – говорит Натаниель.
– Ой! Как назло! – с лающим смешком отвечаю я.
– Да, особенно вид твоей крови. Ты в порядке?
Я киваю. Не считая жуткой усталости, чувствую себя неплохо. Всю ночь не могла заснуть. Сначала болела рана. Потом я задумалась и забыла про боль. Натаниель привез меня в отделение неотложной медицинской помощи. Судя по лицам медсестер, они не купились на нашу историю про то, как я провалилась в люк старого дома под снос и поранилась об острые края сломанных досок. Я уже решила, что Натаниеля упекут за решетку.
– Они не потащили тебя сразу в суд, – устало шучу я.
– Залог прислали из казны королевского двора, – отвечает он.
Я долго и серьезно смотрю на Натаниеля.
– Да перестань, – усмехается он. – По мне же видно, что я и мухи не обижу.
По нему видно, что ночь прошла для него бесследно. Натаниель явно выспался, отдохнул. В своей клетчатой рубашке он похож на простого студента ирландского университета, чья подружка попала в больницу из-за несчастного случая.
– Мать знает, что ты здесь? – спрашивает Натаниель.
Я горько улыбаюсь:
– Нет, мой дорогой голос разума, я ей не сказала. Не хочу, чтобы она переживала.
– Она снова меня возненавидит.
– Да, в яблочко. Она уверена, что на выходные я уехала к тебе. И считает это ужасной затеей.
Тут мы умолкаем. Обсуждать это нам обоим нелегко. Однако нельзя откладывать разговор в долгий ящик: скоро вернутся мои соседки. Между часами посещений и обедом времени мало.
Натаниель нарушает молчание:
– Что будешь делать, Майлин?
Я приподнимаюсь и, не обращая внимания на тянущую боль в ране, засовываю руку под подушку. Тяжесть Церцериса в руке заставляет меня дышать глубже, а прикосновение к гладкому золоту придает смелости. Медленно разжимаю пальцы, позволяя Натаниелю увидеть медальон, один взгляд на который заставляет мое сердце биться подобно триумфальному барабану.
– Руну узнаешь? – шепотом интересуюсь я.
Похоже на Н, только с двумя перекладинами вместо одной. Знак клана. Старый, почти стертый, различить его можно только по грязи, забившейся в гравированные линии. Тот самый знак, который я рисовала в детстве.
– Вот доказательство, которое нам нужно!
– Да, тут выгравирован знак, – серьезно соглашается Натаниель. – Но я не знаю, какому клану он принадлежит. Я не смогу воспользоваться этим Церцерисом.
– Знак этого клана я видела в детстве. Церцерисом владел папа. Медальон отмечен руной моей семьи. Церцерисом воспользуюсь я!
Сначала Натаниель медленно кивает, затем качает головой. Его разрывают сомнения, мне не по себе видеть его таким. Все ведь очевидно!
– Я же переносилась с твоим Церцерисом, – упорствую я.
Мой голос звучит так настойчиво, будто мне очень нужно уговорить Натаниеля. Однако я могу использовать Церцерис без его согласия и вернуться в Лиаскай совсем одна. Но мне хочется, чтобы рядом кто-то был, хоть одна человеческая душа. В очередной раз я причиню боль тем, кого люблю – тем, кто любит меня. Одна я этого не вынесу.
– Судя по всему, я наследница клана междумирцев. И так было всегда! Я помню Церцерис папы с самого детства. Папа показывал мне медальон.
– Он не подозревал, чем это обернется.
– Уверена, папа знал, что я давно не принадлежу этому миру.
Вдруг Вики тоже видела папин Церцерис? Как хотелось бы обсудить это с ней…
– Надеюсь, оно того стоило, – будто прочитав мои мысли, говорит Натаниель.
– Стоило.
Понятия не имею, как себя вести. И совсем не знаю, чем на самом деле заплатила за Церцерис той твари из Лиаскай.
– Вечером меня выпишут, – бодро сообщаю я. – По словам доктора, который меня зашил, даже шрама не останется.
Вздох Натаниеля больше напоминает всхлип:
– Ты ведь понимаешь, что я имел в виду другое.
– Все… странно, – отвечаю я. – Знаю, в Лиаскай мы с Вики много времени проводили вместе. Но воспоминания об этом исчезли. Похоже на сон, который в миг пробуждения ускользает в небытие. Тебе знакомо это чувство? Вот только сон был. Такой отчетливый, словно это не видение, а реальность. Такой яркий, что кажется, словно ты никогда его не забудешь. Но стоит моргнуть или пальцем пошевелить, как все исчезает без следа. Остается лишь смутное ощущение: было что-то особенное.
Поджав губы, Натаниель размышляет над моими словами.
– Ты помнишь дворец? Трон, корону и…
– Я все помню! – перебиваю я. – Только Вики как в тумане.
Натаниель берет меня за руку, точно пытаясь утешить. Но утешение мне не нужно.
– Натаниель, я не верю, что заплатила большую цену. Я отдала то, что делало меня слабой.
– Майлин, – сипит Натаниель.
Он не доверяет твари и к моему плану относится со скепсисом.
