Линда смотрит на Эдгара так, будто видит его впервые, а он идет рядом с ней совершенно спокойно. Как ни в чем не бывало. Как будто это обычный день.
Эдгар не хочет поднимать эту тему, а уж тем более извиняться. Она это понимает по тому, как он смотрит на нее: по отсутствующему взгляду в пустоту. Это предвещает типичное для него молчание.
Он должен был сказать ей об этом. Или хотя бы как-то оговориться. Но он ничего не сказал. Ни слова.
Юлия Нольде. Эта сука с милым личиком. В форме сердечка, с большими глазами, острыми скулами и высоким лбом. Она похожа на маленькую девочку. И если на нее глянуть, то она такая невинная. Чистая, как капля росы. Это лицо всегда было ее самым эффективным оружием. В этих круглых глазах не заподозришь чертей. Глубокие, честные, карие, с густыми ресницами. Но Линде виднее. Она знает ее намного лучше.
Она и Эдгар идут бок о бок. Их окружают одноклассники, море голосов и лиц, везде топот спешащих. Затем звучит звонок, и они исчезают в классах и на лестничных клетках, как будто кто-то выдернул вилку из розетки. Разговоры стихают, двери закрываются, уступая место тишине.
Шаги Эдгара эхом разносятся по коридору. Линда молча идет позади него. Он поворачивает направо в сторону химических лабораторий; коридор перед ними длинный и без окон.
Линда задается вопросом, что причиняет ей больше боли: то, что Эдгар не рассказал ей о поездках на автобусе, или что он, кажется, забыл, что Юлия сделала с ней тогда. Конечно, это была не только она, но она была там. Она всегда была рядом. Но никогда не действовала первой. А потом, когда Линда заплакала, она посмотрела на нее. С такой жалостью. Но ничего не сказала. Чертова лицемерка.
Линда догоняет, затем молча идет рядом с ним. Он не пытается что-то сказать, поэтому в какой-то момент она говорит сама:
– Итак, ты и Юлия, – и это звучит так странно, как будто кто-то другой говорит через нее.
Эдгар закатывает глаза.
– Мы просто ездим на одном автобусе, – отвечает он тоном, который звучит равнодушно и в то же время раздраженно.
– Да, – говорит она. – Уже несколько месяцев.
Эдгар останавливается и смотрит на нее.
– Что это значит? – спрашивает он.
– Я бы тоже хотела это знать, – говорит она.
Коридоры устрашающе пусты, серо-голубой линолеум и грязно-белые стены. И они между.
– Правильно ли я понимаю, – говорит в какой-то момент Эдгар, – что мне не разрешено говорить с ней только потому, что она сделала тебе гадость лет сто назад?
Они смотрят друг на друга. И стоят у пропасти, о которой знает только она.
Затем Линда говорит:
– Потому что она сделала гадость? Ты сейчас серьезно?
Эдгар вздыхает.
– Да ладно, это было давным-давно. Когда-нибудь обида должна пройти.
Проходит долгий напряженный момент, который показывает ей ту сторону Эдгара, которой она не знала раньше. И не хотела знать.
– Это не обида, – говорит Линда через некоторое время. – Это здравый смысл.
– Может быть, – отвечает Эдгар. – Но тогда это не имеет ко мне никакого отношения.
Последнее предложение медленно просачивается в ее разум, как будто он влажная земля, которая не может впитать больше воды. Это несколько лет ее жизни. Эдгар видел, как она страдала. Как она была напугана. Это совсем не он. Тогда он всегда был на ее стороне. Больше нет.
Глаза Линды горят, в горле встает ком проглоченных слов и страха. Она и не подозревала, что настолько боялась потерять Эдгара. Ей кажется, что она снова оказалась в раздевалке. Толстая и голая. Затем ее взгляд падает на небольшую тарелку с тортом в руке Эдгара. Он выглядит крошечным. Лимонный пирог. Эдгар любит лимонный пирог. Линда испекла его именно так, как ему нравится. По его рецепту. Этим утром она все еще думала, что они прогуляют первый урок вместе и он поделится кусочком. Как всегда и было в их дни рождения. Вместо этого они сейчас здесь. В длинном коридоре, ссорятся.
– Если это действительно не имеет к тебе никакого отношения, – наконец говорит Линда, – почему ты просто не рассказал мне об этих автобусных поездках?
Взгляд, которым он смотрит на нее, совершенно ледяной.
– Потому что мир не вертится вокруг тебя, Линда, – говорит он.
И он оставляет ее стоять с этой мыслью.
ПРОТОКОЛ
продолжение
Мюнхен, четверг, 21 мая, 12:20
Администрация городской гимназии
имени Кете Кольвиц
Тема: Издевательства над Юлией Нольде
...............................................................................
Комиссия:
Госпожа Ферхлендер – директор;
господин Вейганд – заместитель директора;
Эдгар Ротшильд – ученик выпускного класса;
Бенджамин Ротшильд – отец ученика, законный опекун.
................................................................................
ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:
Так у тебя не было этого ноутбука?
ЭДГАР:
Я ничего не знал об этих записях.
ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:
Вопрос не о записях, Эдгар.
ЭДГАР:
Ноутбука Юлии не было в сумке. И даже если бы все было иначе, вряд ли я бы опубликовал все эти записи о себе.
ГОСПОДИН ВЕЙГАНД:
Вам, должно быть, было трудно это читать. Я имею в виду, никому бы не понравилось читать такое о себе.
ЭДГАР:
Было неприятно.
ГОСПОДИН ВЕЙГАНД:
Тем не менее она писала не только о тебе. Так что тот факт, что тебя упомянули, не означает, что ты не причастен.
ГОСПОДИН РОТШИЛЬД:
Его упомянули? Думаю, вы просто описываете обстоятельства. Вы хоть записи сами читали?
ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:
На самом деле господин Вейганд хочет сказать, что…
ГОСПОДИН РОТШИЛЬД:
При всем уважении, думаю, я хорошо понимаю, что говорит господин Вейганд. А именно то, что мой сын мог публиковать записи о нем самом, чтобы отвлечь от себя подозрения. Как своего рода алиби. Он бросает взгляд на господина Вейганда. Вы это имели в виду, не так ли?
ГОСПОДИН ВЕЙГАНД:
Что ж, по крайней мере, это одно из предположений, которое нельзя упускать из виду.
ГОСПОДИН РОТШИЛЬД:
И каков был его мотив?
ГОСПОДИН ВЕЙГАНД:
А я знаю? Возможно, отказ. Или месть. Он пожимает плечами. Ведь девушка изрядно поиздевалась над ним в этих записях.
ГОСПОДИН РОТШИЛЬД:
Отомстил, опубликовав те самые записи с информацией про него, которую лучше никому не знать? Чтобы все могли это прочитать? Даже вы должны понимать, что это было бы довольно глупо.
ГОСПОДИН ВЕЙГАНД (раздраженно):
Что вы имеете в виду?
ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:
Господа, давайте продолжим эту тему, ладно? Эдгару: Есть ли у тебя подозрения насчет того, кто выложил записи в Интернет?
ЭДГАР:
Думаю, у любого человека в этой школе была причина это сделать.
ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:
Линду Офербек несколько раз называли как возможного подозреваемого. По словам некоторых студентов, Марлене Миллер и Юлия Нольде издевались над ней многие годы. Короткая пауза. Вы близкие друзья, верно?
ЭДГАР:
Да.
ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:
Правда ли, что над ней издевались?
ЭДГАР:
Да, это верно.
ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:
Как вы думаете, Линда могла опубликовать эти записи? Как своего рода месть за все?
ЭДГАР:
Вы хотите, чтобы я сдал свою лучшую подругу?
ГОСПОДИН ВЕЙГАНД:
Значит, вы думаете, что она могла.
ГОСПОДИН РОТШИЛЬД:
Он этого не сказал.
ГОСПОДИН ВЕЙГАНД:
И в самом деле.
ГОСПОЖА ФЕРХЛЕНДЕР:
Господин Вейганд, пожалуйста, не говорите за мальчика.
ГОСПОДИН ВЕЙГАНД:
