– Но ведь я погадала ей на картах, Джо. Я расстроила ее. Я сказала, что ей нужно исчезнуть. А потом она пропала.
– Но разве ты не гадала на картах двум десяткам других девочек? И не всегда расклады были радужными? Наверняка там тоже появлялись пугающие карты.
– Наверное, – говорю я и кладу голову ей на грудь.
– Дело в том, Мэйв, что Лили всегда поступала по-своему. Даже когда была совсем маленькой. Она всегда была из тех, кого видишь в толпе и думаешь: «Она точно поступит по-другому». И не всегда можно с уверенностью сказать, как именно – сбежит из дома или решит спасти голодающих всего мира.
Пока мы едем, я молчу, прокручивая в голове наш разговор. Джо права насчет Лили. По ее виду всегда можно было сказать, что она не похожа на других и настроена на что-то иное. Словно ходячее электромагнитное поле. А я была ее нескладной подругой, способной только на то, чтобы едва цепляться за самые нижние ступени популярности и потерять в процессе нечто по-настоящему классное. Почему я не уникальная и не особенная? Почему я не могу попытаться спасти голодающих всего мира?
Факт в том, что я бросила Лили, но она настолько хороша, что это она должна была бросить меня.
– Я пойду в школу с тобой, – заявляет Джо, когда мы подходим к воротам.
– Что?
– Хочу поговорить с мисс Харрис. Не хочу, чтобы полицейские вытаскивали тебя с занятий и пытались выудить из тебя еще какую-то информацию о Лили. Похоже, детектив Гриффин вовсе не собирается отвязаться от тебя.
Каждое утро мисс Харрис стоит у входной двери школы, пока не прозвенит звонок, но едва завидев нас, она пересекает парковку.
– Доброе утро, Мэйв. А вы, должно быть, Джоан, – говорит она оживленно, протягивая руку.
– Да, – нервно отвечает Джо, и я вспоминаю, что ей всего двадцать четыре. Это для меня она взрослая, но для кого-то вроде мисс Харрис она должна казаться почти таким же ребенком, как и я. – Родители Мэйв – э-мм, то есть наши родители – сейчас уехали в отпуск. Я хотела бы поговорить о Лили О’Каллахан и о роли Мэйв во всем этом.
Мисс Харрис кивает.
– Да, неплохая идея. Мэйв, я как раз собиралась поговорить с тобой перед занятиями. Пройдете со мной?
В кабинете мисс Харрис Джо держится великолепно. С очень строгим и уверенным видом она сообщает мисс Харрис, что я не имею ничего общего с исчезновением Лили, и что шестнадцатилетнюю девочку нельзя вовлекать ни во что серьезное. Потом она говорит всякие неловкие вещи, вроде того, что я «не такая стойкая, как кажусь» – предположение, которое расстраивает меня, потому что на него невозможно правильно отреагировать. Я же не могу сказать: «Нет, я стойкая!», потому что покажусь грубой и капризной, но и не могу сказать: «Да, ты права, я бесхребетная, продолжай…»
– Вполне согласна, – кивает мисс Харрис. – Мне кажется, что для блага Мэйв и всех девочек лучше свести к минимуму ее участие в этом. Я давно преподаю в школах для девочек и понимаю, насколько трудно будет потом отстраниться от подобной истории. Как только начинаются слухи и сплетни, они часто перерастают в манию. Проявляют все самое худшее в людях. Насколько я понимаю, ходят слухи, что Мэйв… «ведьма»?
Я покрываюсь краской.
– Да, – отвечаю я. – Ну, то есть нет, я не такая, но так они говорили вчера.
– И то, что ты гадала на картах Таро для других девочек на переменах?
– Ну… да. Но без вреда для них. Спросите любую. Это было такое развлечение.
Для них. Было развлечение для них.
– В любом случае я решила, что с этих пор объявлен официальный запрет на карты Таро, и в более широком смысле на все… «оккультное» и тому подобное. Так что никаких карт, никаких досок Уиджа, никаких благовоний. И шафрана.
С этими словами мисс Харрис достает коробку из-под обуви с разными вещами, которые я хранила в Душегубке. Все, что купила в «Прорицании», все, что тщательно расставила, чтобы превратить кладовку в свою собственную маленькую магическую лавку – все это превратилось в мусор, сваленный в коробку.
Никогда я еще не ощущала себя настолько ребенком.
– Карты у тебя с собой, Мэйв?
– Э-мм, да. В сумке.
– Можешь их вынуть?
Я расстегиваю сумку и вынимаю карты. Их холодная тяжесть до сих пор кажется успокаивающей и надежной, несмотря на все беды, которые они сотворили.
– Передай мне карты, Мэйв.
– Что? Зачем?
– Они запрещены в школе. И я беспокоюсь, что некоторые девочки будут просить тебя погадать за пределами школы.
– Нет, я не согласна, – протестую я.
– Ты не можешь отказаться, – говорит Харрис холодным тоном.
Как будто она знает, насколько легко меня уговорить на что угодно, если я решу, что в результате понравлюсь людям.
– Я не хочу оставлять тебе ни малейшей возможности.
Я вижу, что Джо готова вступиться за меня, но что мысленно она поддерживает мисс Харрис.
У меня такое чувство, будто меня предали.
– Пожалуйста, мисс, – умоляю я. – Они мои.
– Вообще-то они не твои. Ты нашла их в кладовке в подвале. Это собственность школы, и, честно говоря, Мэйв, я бы сделала тебе выговор за поведение за то, что ты воспользовалась кладовкой без разрешения. Ты специально не вернула мне ключ. Верни его, пожалуйста, сейчас.
Мы с мисс Харрис никогда не были в особенно хороших отношениях, но в глубине души я всегда думала, что нравлюсь ей. Или, по меньшей мере, она верит, что в принципе я хорошая. Но сейчас она говорит со мной не так, как если бы просто решила меня пожурить за незначительный проступок, а как если бы я была преступницей.
Я вынимаю ключ из пенала и передаю ей без слов. Мисс Харрис открывает нижний ящик своего стола, кладет карты в него и запирает ящик маленьким ключом.
– А теперь, насколько я помню, у тебя география, не так ли? Можешь идти на урок, если тебе больше нечего сказать.
Джо слегка улыбается мне, словно говоря: «Я сделала все, что могла» – и поднимается.
– Позже вернусь домой. Напиши сообщение, если тебя нужно будет забрать с автобусной остановки.
Я не хочу показывать мисс Харрис, что она победила, поэтому горделиво выхожу из кабинета, как будто мне больше нет никакого дела до нашего разговора, и перебрасываю сумку через плечо. И сразу по весу ощущаю отсутствие карт. Как будто моя связь с землей стала очень хрупкой. Как будто я могу улететь и исчезнуть подобно Лили.
Перед тем как выйти, я снова поворачиваюсь к мисс Харрис.
– Мисс, – обращаюсь я к ней, и вдруг меня охватывает робость. – А родители Лили спрашивали обо мне? Потому что, знаете, мне бы хотелось поговорить с ними, как я говорила с полицейскими.
– О да, – отвечает мисс Харрис. – Им было… что сказать. Я бы на твоем месте не беспокоилась, Мэйв. Они передали им всю необходимую информацию. Мне кажется, будет лучше, если ты пока не будешь тревожить О’Каллаханов.
Перед моим мысленным взором всплывает лицо Ро, и мой пульс учащается. Носит ли он до сих пор мой розовый кварц под своей одеждой? Я представляю, как камень соприкасается с его кожей, и чувствую, как кровь приливает к шее.
Бедный Ро. Бедные мистер и миссис О’Каллахан. Я представляю, какое было лицо у миссис О’Каллахан, когда она увидела пустую кровать Лили. Как стучит в дверь ванной, как ее замешательство перерастает в панику. В чистый животный страх, когда она понимает, что ее дочь пропала.
Уроки кажутся мне настоящим кошмаром. Я боялась, что после вчерашней «ведьмы» другие ученицы будут держаться от меня подальше, боясь, что они тоже пропадут посреди ночи. Но реальность гораздо хуже. Девочки не отступают от меня, но хотят говорить только о Лили, о колдовстве, о Таро. Передают друг другу слухи о проклятии. Слухи о том, что мисс Харрис нашла в Душегубке куклу вуду Лили О’Каллахан. И еще о том, что Лили вовсе не пропала, а умерла. Что она покончила с собой, после того как я издевалась над ней в пятницу.
Они собираются вокруг меня в обеденную перемену, пытаясь выудить из меня какие-то подробности. Как бы я ни расстраивалась, что мои карты конфисковали, мне кажется, теперь я понимаю, почему мисс Харрис так поступила.
– Мэйв, я так беспокоилась о тебе, – говорит Нив, хватая меня за потрепанный рукав школьного джемпера. – Говорят, ты издевалась над Лили, но я сказала, что все это чушь. Вы же были подругами, правда? Ну, то есть в начальной школе?
Почему Нив делает вид, что она совершенно непричастна к тому, что мы с Лили перестали дружить? Как она может так смотреть на меня, невинным взором, даже со слезами сочувствия на глазах, как будто она совсем тут ни при чем?
– Все так грустно, – продолжает она. – Я так волновалась о Лили, что даже не могла уснуть ночью.
Я вдруг не могу больше это терпеть. Не могу просто так сидеть и смотреть, как Нив притворяется, что плачет, потому что ее, видите ли, волнует судьба девочки, которую она презирала с самого первого дня.
– Нив, ты что, совсем рехнулась?
О боже, я теперь кричу. Почему я кричу?
– Тебе было совершенно наплевать на Лили. Вообще-то именно из-за тебя я делала вид, что мне тоже наплевать на нее, а ведь она была моей лучшей подругой. И теперь ты притворяешься, что ужасно беспокоишься из-за нее?
Нив моргает, глаза ее еще больше наполняются слезами, и слезы даже скатываются по ее красивому личику.
– Почему ты кричишь на меня? Я же на твоей стороне.
– Нет никаких сторон! Я ничего не делала.
Молчание. Все до одной мои одноклассницы пристально смотрят на меня.
– Верно, – произносит Нив успокаивающим тоном. – Ты ничего не делала, Мэйв.
В конце дня я замечаю, что кто-то нацарапал на моей сумке слово «ВЕДЬМА» несмываемыми чернилами. Я делаю вид, что не замечаю. Не хочу доставлять кому-то удовольствие, показывая, как мне это неприятно.
И только в автобусе по пути домой я понимаю, что если меня и хотели поначалу обозвать ведьмой, то потом передумали. Буква W в слове «WITCH» перечеркнута, и над ней уверенной рукой выведена буква «B». «BITCH» – «сука».
12
На следующее утро первый урок у меня – математика. Математика всегда была моим худшим предметом, и ситуация усугублялась тем, что это наше общее занятие с Лили.
Или было общим.
Как только я захожу в класс, воздух как бы наполняется электричеством. Все тут же замолкают. Обычно, если о ком-то говорят в его отсутствие, то, когда он входит в помещение, все быстро переключаются на другую тему и, например, начинают с фальшивой озабоченностью говорить о том, что делала их собака прошлым вечером. Но сейчас не так. Так молчат, когда хотят, чтобы это молчание заметили. Гробовая тишина, дающая понять, что о тебе говорили, и все хотят, чтобы ты знала об этом.
Я с трудом иду по классу, глядя прямо перед собой. Я не позволяю себе моргнуть из страха, что из глаз выскользнет предательская слеза и покатится по щеке. Показывая мой страх. Доказывая мою вину.
Просто сядь на свое место, Мэйв. Сядь на свое место.
Но я не могу сесть на свое место. За моей партой в заднем ряду между Мишель и Нив сидит Ифи О’Коннор. Никто из них не смотрит на меня.
Я ничего не скажу. Не буду пререкаться с ними. Не буду умолять их быть подругами.
Я осматриваюсь в поисках другого места. Ладно, сяду на старое место Ифи. Но на старом месте Ифи уже кто-то сидит. Меня охватывает ужас, и пульс колотится так, что мне кажется, что мои глаза сейчас вылезут из орбит. Я продолжаю оглядываться. Должны же быть по меньшей мере два свободных места, если Лили отсутствует, а я стою. Но осталось только одно. Наверное, они вытащили парту со стулом в коридор, чтобы настоять на своем. Такой вот сволочной поступок, который возможен только в школе для девочек подобного типа. Мне остается только сесть на единственное свободное место.
На прошлой неделе за этой партой сидела Лили О’Каллахан. Пока я медленно плетусь по классу и сажусь за старую парту Лили в переднем ряду, я чувствую, как все глаза направлены на меня. Меня заливает жаром, как будто на меня направили ослепительный прожектор.
На старой деревянной поверхности, среди выцарапанных сердечек, костей и буквы «С» как в слове «Супермен» кто-то старательно вывел новое слово:
С – ПОДРУГА.
В следующие несколько дней я узнаю, что именно во всей истории мои одноклассницы обсуждают чаще всего. Не то, что Лили пропала. Не карты Таро. А тот факт, что Лили была моей лучшей подругой, что я бросила ее и затем начала изводить, при всех пожелала ей исчезнуть, и теперь – судя по имеющимся фактам – та либо покончила с собой, либо сбежала так далеко от города, что наверняка погибла.
Понятно, что никто напрямую мне об этом не говорит. Но я ловлю обрывки разговоров, проходя мимо девочек в коридоре.
«… ее лучшая подруга!»
«… я лично никогда не видела их вместе, но Бекка ходила с ними в начальную школу и…»
«Их матери! Они до сих пор дружат!»
«Вы слышали! Что она сказала? Своей подруге? СВОЕЙ ЛУЧШЕЙ ПОДРУГЕ?»
«… она всегда была еще той сукой, но как только начала привлекать к себе внимание этой всякой колдовской ерундой, совсем испортилась…»
«Ее ЛУЧШЕЙ подруге!!!»
Однажды после обеда я вижу, как вокруг моей сумки сгрудилась стайка первогодок, и я в ярости подбежала к ним.
– Вы чего делаете? – ору я, думая, что они хотят подсунуть мне что-нибудь вонючее вроде сгнившего яблока или рыбы.
– Н-н-ничего, – отвечает одна двенадцатилетняя девочка, заикаясь. – М-мы п-просто п-поспорили.
– Поспорили? О чем?
– Ч-что… п-прикоснемся к твоей с-сумке.
Так я поняла, что стала «популярностью» не только среди своего курса. Теперь обо мне знает вся школа. Я стала легендой. Мисс Харрис попросила меня быть особенно внимательной к младшим девочкам. Кто-то из них уже боится ходить в школу.
Но с младшими девочками я справлюсь. Меня беспокоят мои сверстницы и старшие. После пропажи Лили их родители буквально с ума сошли и запрещают им посещать город после уроков. У школьных ворот вдруг вырастает целая пробка машин – никто не хочет, чтобы их дочери ездили на автобусе. Когда я иду на собрание, меня толкает плечом и прижимает к стене старшеклассница.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66112634&lfrom=174836202) на ЛитРес.
