Вот и все. Никаких других объяснений и любезностей, никаких условий и оговорок.
Похоже, Ля-Вуазен наконец дала нам ответ.
Я смяла последнее письмо в кулаке прежде, чем Рид успел его прочесть. В ушах у меня шумела кровь.
– Что ж, теперь все согласны, что пришла пора взглянуть в глаза чудовищам? – спросила мадам Лабелль. – Или мы будем и дальше жмуриться и надеяться на лучшее?
Мое раздражение из-за мадам Лабелль уже грозило перерасти в отвращение. И мне было совершенно неважно, что она – мать Рида. Я, конечно, не желала ей смерти как таковой, скорее… зуда. Да, точно. Вечного зуда где-нибудь пониже пояса, да такого, что никак не почесать. Достойное наказание для человека, который постоянно всем портит жизнь.
И тем не менее, несмотря на всю ее жестокость и бесчувственность, в глубине души я понимала: она права. Похищенные мгновения миновали.
Настало время двигаться дальше.
– Вчера вы говорили, нам нужны союзники.
Я крепко сжала пальцы Рида. Только так я могла утешить его сейчас. Когда Рид не стиснул мою руку в ответ, старая рана на сердце вскрылась снова. Горькие слова вырвались прежде, чем я смогла сдержать их:
– Кого мы вообще можем просить о помощи? Кровавые ведьмы определенно не за нас. Народ Бельтерры – тоже. Мы – ведьмы. Мы зло. Мы вешали их сестер, братьев и матерей на улице средь бела дня.
– Так поступала Моргана, – возразила Коко. – Мы ничего не делали.
– Но в том-то и суть, разве нет? Мы это допустили. – Я примолкла и тяжело вздохнула. – Я это допустила.
– Прекрати, – резко сказала Коко, качая головой. – Единственное твое преступление – всего лишь желание жить.
– Это неважно. – Мадам Лабелль снова задумчиво уселась на свой пень. Щеки ее до сих пор розовели, но тон она милосердно понизила. Мои уши возрадовались этому. – Народ последует за своим королем.
– Вы совсем обезумели, если решили, что мой отец согласится вам помочь, – заявил Бо. – Он уже назначил награду за голову Лу.
Мадам Лабелль фыркнула.
– У нас с ним есть общий враг в лице Морганы. Возможно, он проявит сговорчивость бо?льшую, чем ты полагаешь.
Бо закатил глаза.
– Слушайте, я, конечно, понимаю, вы думаете, он до сих пор вас любит, но он…
– Не единственный наш потенциальный союзник, – перебила его мадам Лабелль. – Разумеется, наши шансы на успех будут заметно выше, если мы убедим короля Огюста примкнуть к нам – ведь командование над шассерами до назначения нового главы Церкви несомненно взял на себя именно он. Однако в мире есть и другие не менее могущественные фигуры. Лу-гару, к примеру, а также мелузины. Возможно, при благоприятных обстоятельствах даже Жозефина согласится нам помочь.
Коко расхохоталась.
– Если моя тетка отказалась даже просто приютить нас, поскольку с нами бывший шассер, с чего ты взяла, что она пожелает заключить союз с шассерами более чем настоящими? Оборотней и русалок, кстати, она тоже не слишком жалует.
Рид моргнул – и только этим дал понять, что догадался о содержании письма Ля-Вуазен.
– Ерунда. – Мадам Лабелль покачала головой. – Нужно всего лишь доказать Жозефине, что союз с нами для нее будет выгоднее мелочной политики.
– «Мелочной политики»? – скривилась Коко. – От политики моей тетки зависит жизнь моего народа. Когда Белые дамы изгнали моих предков из Шато, и лу-гару, и мелузины не захотели им помочь. Но вы ведь и сами это знаете, правда? Белые дамы только о себе и думают. Кроме тебя, Лу, – добавила она.
– Я не обижаюсь.
Я подошла к ближайшему корню, взобралась на него, уселась и посмотрела на мадам Лабелль сверху вниз. Ноги у меня, правда, не доставали до земли, поэтому вид получился чуть менее грозный, чем хотелось бы.
– Раз уж мы решили помечтать, может, и Водвоса с Тараском в список союзников запишем? Уверена, мифический человек-козел и дракон смогут разбавить живописным разнообразием грядущую великую битву, которую вы тут уже сочинили.
– Я ничего не сочиняю, Луиза. Ты не хуже меня знаешь, что твоя мать, пусть и не дает о себе знать, определенно не теряет времени даром. Она замышляет недоброе, и мы должны быть к этому готовы.
– Никакой битвы не будет. – Я делано беззаботно поболтала ногами, хотя по коже у меня бежали мурашки. – Уж точно не в привычном нам смысле этого слова. Это просто не в духе моей матери. Она анархистка, а не солдат. Она нападает из тени, прячется в толпе. Так она и рождает страх – в хаосе. Она не станет атаковать в открытую, тем самым давая своим врагам повод объединиться.
– И тем не менее, – холодно сказала мадам Лабелль. – Нас лишь шестеро, а Белых дам – множество. Без союзников нам никак не обойтись.
– Хорошо, давайте допустим, что все причастные волшебным образом сомкнут ряды. – Я болтала ногами все быстрее. – Король, шассеры, Алые дамы, лу-гару и мелузины – все действуют заодно как большая дружная семья. Что будет потом, когда мы победим Моргану? Прямо над ее трупом продолжим убивать друг друга? Мы ведь враги, Элен. Оборотни с русалками не станут закадычными приятелями на поле боя. Охотники не забудут все, чему их учили веками, и не подружатся с ведьмами. Обида слишком стара и слишком велика для каждого. Пластырем не исцелить ни одну болезнь.
– Так дайте им лекарство, – сказал Ансель тихо и посмотрел мне в глаза. Его взгляд был не по годам тверд. – Ты же ведьма. А Рид – охотник.
– Больше нет, – ответил Рид. Тихо и ровно.
– Но раньше был, – настаивал Ансель. – Когда ты полюбил Лу, вы еще были врагами.
– Он ведь не знал, что я его враг… – начала я.
– Но ты знала, что он – твой. – Карие, как ви?ски, глаза Анселя смотрели то на Рида, то на меня. – Что бы это изменило?
«Неважно, что ты ведьма», – сказал мне Рид после Модранита. Он взял меня за руки, а в глазах его блестели слезы. Сколько же чувств тогда было в них. Сколько любви. «Ты так по-особенному видишь мир… Я тоже хочу так его видеть».
Затаив дыхание, я ждала, что Рид согласится с Анселем, но он молчал. Вместо него заговорила мадам Лабелль:
– Полагаю, тот же подход поможет и с остальными. Если объединить их против общего врага, заставить действовать сообща, возможно, удастся помочь им иначе взглянуть друг на друга. Быть может, именно этот шаг нам и нужен.
– Ну вот, а вы еще меня бестолочью называли.
Я насмешливо махнула ногой, и с нее слетел сапог, так и не зашнурованный после ручья. Из него выпал клочок бумаги. Нахмурившись, я соскочила на землю и подняла его. В отличие от дешевого перепачканного кровью пергамента, который Коко стащила в деревне, это письмо было написано на чистой свежей бумаге, и пахло оно… эвкалиптом. Кровь застыла у меня в жилах.
Прелестная куколка, хрупкий фарфор
И локоны ночи черней,
Слезами зелеными плачет одна
В гробу взаперти много дней
Коко подошла ко мне и наклонилась ближе, чтобы прочесть послание.
– Это не от моей тетки.
Листок выскользнул из моих онемевших пальцев.
Ансель поднял его и тоже прочитал содержимое.
– Не знал, что ты любишь поэзию. – Когда он увидел мой взгляд, его улыбка померкла. – Красиво. Хоть и печально.
Ансель хотел отдать записку мне, но пальцы мне все еще не повиновались. Рид взял ее сам.
– Ты ведь этого не писала, да? – спросил он, но это был не вопрос.
Я все равно молча покачала головой.
Секунду Рид смотрел на меня, а затем снова перевел взгляд на записку.
– Она была в твоем сапоге. Кто бы ни написал это, подложил он ее явно там, у ручья. – Он нахмурился еще больше и отдал записку мадам Лабелль, которая уже нетерпеливо потянулась взять ее. – Думаешь, шассер мог…
– Нет. – Неверие, парализовавшее меня, наконец вырвалось на волю жаркой волной страха. Не слушая возражений мадам Лабелль, я выхватила у нее листок и сунула обратно в сапог. – Это была Моргана.
Самый разумный план действий
Рид
В лагере воцарилось зловещее молчание. Все смотрели на Лу. Она сделала глубокий вдох, чтобы собраться с духом, и наконец заговорила, озвучив наши мысли:
– Как она нас нашла?
Вопрос был хороший. Но неверный.
Я смотрел на костер и представлял, как бледная рука Морганы витиеватым элегантным почерком пишет эту записку, а вместе с ней – и наш смертный приговор.
Я должен был принять решение.
– Вы же сами ушли из лагеря! – рявкнула мадам Лабелль. – Чтобы искупаться, подумать только.
– Отсюда много миль до Шато ле Блан, – возразила Лу, и я почувствовал, что ей с трудом удается говорить ровно и спокойно. – Даже если вода смыла защиту Коко, даже если деревья нашептали Моргане, где мы, так быстро сюда добраться она бы не успела. Она ведь не может летать.
– Разумеется, успела бы. И ты бы успела, будь на то веская причина. Вопрос лишь в нужном узоре, который следует найти.
– А может быть, она уже была здесь и наблюдала за нами. Может, она все это время за нами следила.
– Это невозможно.
Я поднял взгляд и увидел, как потемнели глаза мадам Лабелль.
– Я сама заколдовала эту яму.
– Так или иначе, – сказала Коко, подбоченившись, – почему она просто не похитила Лу из ручья?
Я снова обратил взгляд к огню. Тоже хороший вопрос, даже лучше. Но все еще неверный.
Мне снова вспомнились слова Морганы. «Слезами зелеными плачет одна в гробу взаперти много дней». Ответ был прямо у нас под носом. Я тяжело сглотнул, размышляя о главном слове. «Гроб». Конечно же, в этом и был замысел Морганы. Скорбь обрушилась на ворота моей крепости, но я сдержал ее натиск, отмахнулся от осколка тоски, который грозил вот-вот пронзить мне сердце.
Медленно, размеренно я разложил все свои мысли и чувства по местам.
– Не знаю, – ответила Лу с досадой и стала расхаживать туда-сюда. – Это так… так на нее похоже. И пока мы не узнаем, как Моргана меня нашла – и чего она хочет, – здесь оставаться опасно. – Она резко обернулась к мадам Лабелль. – Вы правы. Нам нужно немедленно уходить. Сегодня же.
Она не ошибалась.
– Но Моргана уже знает, что мы здесь, – сказала Коко. – Что помешает ей просто последовать за нами?
Лу двинулась дальше, не сводя взгляд с тропы, которую протоптала в земле.
– Она попытается. Конечно же, попытается. Но к игре, которую она затеяла, еще не все готово – иначе она бы уже меня забрала. И до тех пор у нас есть время, чтобы сбить ее со следа.
– Восхитительно. – Бо закатил глаза и плюхнулся на свой спальник. – Над нашими головами висит невидимый топор.
Я глубоко вздохнул.
– Не такой уж невидимый.
Все глаза на поляне обратились ко мне. Я заколебался. Я еще не решил, что делать. Если я прав – а я был в этом уверен, – многие погибнут, если мы останемся в стороне. А если не останемся… то направимся прямиком в ловушку. И тогда Лу…
Я посмотрел на нее, и сердце у меня сжалось.
Лу окажется под угрозой.
– Господи боже, – воскликнул Бо. – Сейчас не время играть в мрачного героя. Выкладывай живей!
– В записке все сказано. – Указав на угли костра, я пожал плечами. Получилось скорее нервно, чем хладнокровно. – Плач, слезы, гроб. Речь о похоронах. – Я многозначительно посмотрел на Лу, и она ахнула.
– Похороны Архиепископа!
Я кивнул.
– Она заманивает нас туда.
Лу нахмурилась и качнула головой.
– Но…
– Это лишь часть послания, – договорил за нее Ансель. – Что значит остальное?
Я усилием воли заставил себя сохранять спокойствие. Собранность. Пустоту, защищенную стенами моей крепости от бури чувств, бушующей снаружи.
– Не знаю. Но что бы она ни задумала, это связано с его погребением, я в этом уверен.
Если все верно, готов ли я рискнуть жизнью Лу ради спасения сотен, быть может, тысяч невинных людей? И если я поступлю так, то буду ли хоть чем-нибудь лучше Морганы? Пожертвовать одним человеком, чтобы спасти многих, – это звучало разумно, но все равно по некой причине неправильно. Даже если бы речь шла не о Лу. Цель не оправдывала средств.
