– Он просил у нас приказ не освобождать наших военнопленных из немецких лагерей, – мрачно заметил Млечик.
– На его месте я тоже бы попросил такой приказ. Проверить такую массу людей он не в состоянии. Среди освобожденных свободно могут оказаться трусы и предатели. Не все, но и один предатель для партизанского отряда – много. Мы в свои бригады Осназ людей отбираем, они проходят у нас психологический отбор, тщательную подготовку в тыловых лагерях, и только после этого мы отправляем их за линию фронта. И бригады у нас батальонного состава, чтобы каждый боец был на виду. У него таких «стерильных» условий не было и нет. Бригада формируется на основе добровольности. А добровольческое соединение может и должно нести на себе печать довоенных отношений. Считаю верным свое решение, хотя я и подстраховался, на всякий случай оставив там полковника Медведева и группу бойцов Осназ, которые могут помочь ему либо отойти в относительно безопасные районы, если выяснится, что эта бригада – постановка Абвера, либо забрать власть в бригаде в свои руки, так как среди партизан не только местные, но и бойцы Красной армии. Даже потеряв бойцов из местных, у полковника останется часть людей для формирования нового соединения. Но, судя по утреннему его докладу, вести бой с немцами Старшина не стесняется, а боеготовность его бойцов и командиров достаточна высока, чтобы громить карателей днем и ночью. Нам, товарищ нарком, Соколов передал своих инструкторов, подготовленных им для обучения личного состава по его методикам. Именно поэтому я и принял решение провести дополнительную проверку, и пока ничего не менять в первой бригаде ОСБОН, которую, я настаиваю, необходимо включить в состав войск Особой группы. Плюс к этому нам переданы лекала и выкройки для специального снаряжения разведывательных и диверсионных групп, разработанных в бригаде. Очень удобного и рационального снаряжения. Думаю, что наши инструкторы могут это подтвердить, все они его попробовали. – Присутствующие закивали головами, все, кроме комиссара. – Новые минно-взрывные устройства прицельного действия для управляемых минных засад.
– Это ценно! – заметил генеральный комиссар. – Продолжайте, Павел Анатольевич.
– Новые схемы и тактические приемы для засад и нападения на охраняемые объекты в тылу противника. Разработана тактика действий диверсионно-разведывательных подразделений от отделения до бригады. И штаты для подобных соединений и подразделений. А это залог успеха развертывания в тылу противника реальных разведдиверсионных сил, а не отрядов, которые будут заботиться только о собственном желудке да о девках.
– Кстати! – тут же вставил Млечик. – По словам партизан, старшина Соколов женщинами не интересуется, и этот вопрос в бригаде стоит очень напряженно. Девиц, которые есть в отряде, он предупредил, что не допустит в отряде «блядства». Так и сказал!
Берия посмотрел на главного диверсанта.
– Да, я интересовался, за обедом, этим вопросом у Старшины, на что он, смеясь, ответил, что интересуется только мальчиками: как они несут дозорно-постовую службу, как замаскированы и тому подобное. Что мы все отдыхали, а он, после операции, ходил проверять посты на южном и юго-восточном направлении. Что хотел поспать перед обедом, в компании радиста, начштаба и начальника разведки, в штабе, да тут меня черт принес, так что час отдыха у него вылетел. Серьезных отношений у него завести пока не получается, а легковесные женщины его не интересуют. Для этого нет ни времени, ни желания. Практически не пьет, ста граммов не выпил, несмотря на мои предложения. Так что соответствует тем характеристикам на него, которые у нас имеются. Там в докладной есть подчеркнутый вопрос и мои предположения по данному вопросу. Обсуждать открыто я его не хочу. Требуется проверка по этой линии.
Берия полистал докладную, нашел подчеркнутое место и согласно кивнул головой.
– Я себе пометил. Согласен с вашими выводами, товарищ Судоплатов, что для отказа от эвакуации у «объекта» имелись веские основания. Операция проводилась нашими силами, так что проверить это не представляет сложности. Окончательное решение примем по итогам проверки. Благодарю всех за предоставленные сведения, жду развернутых и обоснованных докладов от всех участников операции «Капкан». Павел Анатольевич, проследите за этим. Достаточно интересно разворачиваются события, надеюсь, что уже сегодня окончательная проверка «Старшины» будет закончена. До свидания, товарищи.
Через час на столе у майора зазвонил телефон, адъютант наркома передал, что Лаврентий Павлович просит его зайти.
– Я еще не закончил работу с документами.
– Сказано: «Зайти срочно», – ответил дежурный капитан и повесил трубку.
Не слишком довольный майор сложил писанину в стол, повернул ключ в ящике и сунул его в карман, погасил свет и вышел из кабинета, направившись вниз по лестнице. Сбили с мысли, он не успел записать ценное соображение, для которого никак не мог подобрать подходящие слова. На ходу черкнул в блокноте несколько слов, не останавливая движения, и через пару минут вошел в кабинет наркома.
– Проходите! Ваши предположения оказались верными, товарищ майор. Он? – нарком передал ему в руки кожаный с тиснением коричневый чехол, на котором была надпись: «Партбилет ВКП(б)». Майор раскрыл документ, всмотрелся в черно-белую фотографию.
– Он! Откуда?
– Доставлен 28 июня из секретного отдела пограничных и внутренних войск Белорусского пограничного округа. Сдан на хранение в октябре 1940 года в связи с выполнением оперативного задания 3-го отдела округа. Так что не врет капитан госбезопасности Соколов. Приказы я подписал, считайте его бригаду в своем подчинении, товарищ майор. Сегодня о ее действиях будет знать вся страна. Я доложу об этом в Ставку.
– А как же мнение Млечика?
– Само мнение оставить в отчете, а с ним нам придется расстаться. Тем более что он не упомянул в своем рапорте наличие в отряде еще одного священника, раввина. Вы же в своей докладной это отметили и выяснили, что все три священника – жители Узбярэжей. Здесь у нас формируется бригада НКВД на Ленинградский фронт, направим его туда, с повышением. Нам не нужны твердолобые исполнители на этой должности. Я внимательно ознакомился с вашей докладной, майор. Считаю, что именно неучет фактора польского влияния привел к неудачам на территории Западной Украины, где нам нанесли солидные потери по IV Управлению. Гибче надо работать, Павел Анатольевич, гибче. Старшина этот фактор учел, а вот остальные наши группы несут потери от действий ZWZ, особенно во Львове и в районе Белостока. На этом фоне появление у нас мощного соединения под Гродно крайне нам выгодно. Ставка Верховного Главнокомандования требует усилить диверсионную деятельность на всех направлениях. Выполняйте заявки вашего Соколова. Обеспечьте его всем необходимым для завершения формирования бригады и требуйте активных действий на линиях коммуникаций.
– Тут они интересную мысль подбросили со своей «тележкой». Воентехник Дедович, который ее сделал, прибыл с теми бортами, что нас доставили туда. Соколов передал схему радиовзрывателя для этого устройства. Тележка – разборная, достаточно легко переносится двумя отделениями по семь человек. В качестве взрывного устройства 25- и 50-килограммовые бомбы. Непосредственно к объекту выдвигается только радист и его охранение. Дистанция подрыва – 1,5 километра. Это ж такого шороха в тылу противника можно навести! И это не рельс подорвать, а мост вывести из строя!
– Снаряды от БМ-13 не передавать, только авиационные.
– Есть, товарищ нарком.
– Подготовьте бумаги и найдите, кто будет выпускать эти самобеглые коляски. От моего имени поздравьте капитана Соколова и пожелайте успехов его бригаде. Свободны, товарищ майор.
Довольно потирая руки на ходу, майор направился в свой кабинет: составлять радиограмму для Соколова. Он хорошо понимал, что наркому нечем было порадовать Ставку, поэтому он ухватился за это дело. В других условиях проверка заняла бы кучу времени. А так, раз-два и в дамках!
Наша активность на аэродроме в Голейцах не осталась незамеченной, но кроме полуроты войск охраны тыла немцы быстро направить в этот район не могли. Не имея артиллерийской поддержки, немцы смогли продвинуться на 100–150 метров, после этого по ним и их автотранспорту был нанесен удар минометами и гаубицами, и семью пулеметами в отряде стало больше. Но встал вопрос о создании аэродрома в более глухом и спокойном месте. Его перенесли в район деревни Замостяны, на место старых торфяных разработок, поросших густым кустарником. Широкие канавы по краям и наличие тракторов позволили быстро привести полосу в нормальное состояние и прикатать ее. Воду из этого болота отвели много лет назад, а слой торфа сняли. Сверху на полосу набросали скошенные прутья, для маскировки. Перед приемом самолета их приходилось растаскивать за проволоку, которыми эти «веники» связали. Затем летчики опробовали взлет и посадку прямо на них, с закрепленной проволокой, попросили чуть забросать это дело землей, и сочли, что все это вполне годится для взлета и посадки. Я же сгородил для радиостанции «Пионэр Гродна» узконаправленную антенну, с экраном на обратном лепестке. Тот самый передатчик, который мы прихватили в пионерском лагере, после некоторых улучшений, превратился в дальний привод, с заходом с одного направления. Если Центр сообщал о полете к нам, то мы, строго по расписанию, включали его, облегчая штурманам ориентирование. А перед посадкой антенну разворачивали вдоль полосы, в направлении на Вильно, часть экипажей пользовалась приводом для того, чтобы сесть. Не все, некоторые не умели им пользоваться нормально и садились по визуальным ориентирам.
Понятно, что городить все это я начал после того, как неожиданно быстро получил радиограмму, в которой меня поздравляли с новым званием, причем очень высоким. Капитан госбезопасности носит петлицы подполковника, три шпалы. Перевод бригады в прямое подчинение Особой группе при НКВД – это постановка на регулярное снабжение по этой линии, в первую очередь боеприпасами. Дело было в том, что мы вооружались с двух баз-закладок, трофейного оружия у нас было не так много, и его использовали очень ограниченно во вспомогательных подразделениях. А патронного заводика, как в Луганске, у нас не было. Так что каждый бой наносил непоправимый ущерб нашим складам. В первой же радиограмме Судоплатов передал месторасположение еще шести закладок в ближайшей округе и обещал наладить снабжение боеприпасами и толом по воздуху. А так как дело катилось к осени и погода уже стала мокрой и облачной, то первое, что пришло в голову, стала именно узконаправленная антенна. Передатчик был довольно слабенький, его сигнал затухал уже 20–25 километрах. Направленная антенна даст гораздо большую дальность. А чтобы ей не воспользовались гитлеровцы, позади нее я расположил заземленный экран. Антенна получилась «капитальных размеров» – 26 метров, передатчик-то средневолновый, но с неплохим усилением и направленностью. Первоначальная задумка: совместить саму антенну и экран в «одном флаконе», благополучно провалилась, поэтому экран сделали отдельно и стационарно, а антенну отдельно, поднимаемую на телескопической мачте немецкого производства. Ради этой мачты пришлось целую операцию проворачивать в Щучине. Там был немецкий транспортный аэродром, в трех километрах от него немцы установили антенны какого-то передатчика, скорее всего, FuG-6 или FuG-10, приводные глиссадные радиостанции. Ночью ребята Мешки ликвидировали и радиостанцию, и обслугу, и утащили мачту и лебедку, вместе с автомашиной, на которой она была установлена. Но это было уже в конце сентября, когда у немцев в Белоруссии практически войск не осталось. Все было брошено вперед, до последнего солдата, чтобы, как обещал фюрер, до наступления зимы закончить русскую кампанию.
С конца сентября до середины декабря всю постовую службу на дорогах в Гродненской области несла только местная полиция. Немецкие посты существовали только в городах и в местах квартирования немецких гарнизонов тыловых служб и складов. До этого антенна поднималась вручную, с помощью ворота и нескольких блок-шкивов. Тем не менее работу нового аэродрома мы обеспечили. Поступили минометы, мы укомплектовали полностью минометный полк, в конце сентября нам перебросили РОФС-132. Бригада, точнее, боевые части бригады совершили 56-километровый марш к слободке Остров-ля под Лидой, вкруговую, по лесам. И 3 октября 1941 года, предварительно взорвав мост на реке Лидейке, создали затор и скопление воинских эшелонов на станции Лида. Пока немцы его ремонтировали и прочесывали лес между Кривцами и Обманичами, мы дождались вечера и накрыли станцию и казармы бывшего лидского пехотного полка, где располагался гарнизон Лиды, жандармерия и охранные части, из самопальных РСЗО и минометов. Сам город сильно бомбили немцы, он практически весь выгорел, жители жили в землянках, поэтому пострадать не должны были. Но это был приказ Ставки: парализовать перевозки на этом участке, поэтому на станцию мы вкатили с четырех сторон шесть наших ракетных дрезин, нагруженных почти тонной бомб каждая. Плюс у немцев на путях были эшелоны с боеприпасами, которые начали подрываться практически сразу. Ну и разлет РОФС достаточно велик.
На отходе было несколько мелких боестолкновений, но больших потерь у нас не было, чего не скажешь о немцах. Но взять Лиду мы не могли: на восточной окраине города у немцев был аэродром с большим количеством зенитных средств, а в рейд мы артиллерию не брали. Тем не менее за удар по Лиде бригаде было присвоено гвардейское звание, а Судоплатов и я были повышены в званиях и награждены. Но на следующий день немцы расстреляли лидское гетто. Его, правда, и в той истории постигла та же участь, но произошло это на полгода позже. Вернувшись из рейда, совершили налет на Езеры. Но там из гетто ушло только 17 человек, остальные остались в городе, их вновь согнали туда, а потом – ликвидировали. Люди еще продолжали верить в человечность противника.
В целом осень 1941-го прошла при полном нашем доминировании на северо-западе республики, в связи резкой нехваткой у противника сил и средств, но с середины декабря за нас взялись эсэсовцы из кавалерийской бригады СС, переброшенные из Баварии. Все правильно! Мы в основном были кавалерийской частью, хотя лихих атак и виртуозного владения шашкой у нас практически не наблюдалось. Кони у нас были спокойные, крестьянские, а не казачьи. Выполняли они самую простую работу: переносили в поводу тяжелое оружие и боеприпасы, придавая бригаде дополнительную маневренность. Еще кавалерийский взвод существовал у разведчиков, хотя сама разведка была пешей.
У немцев, после наших успехов, появился новый начальник: генерал полиции и обергруппенфюрер СС фон дем Бах. Если что, то он кашуб, славянин, а не немец. Чуть позднее этот гад был одним из главных «свидетелей обвинения» в Нюрнберге. Он дал показания на многих из СС и на высшее руководство рейха. Именно он напрямую обвинил вермахт в совершении массовых убийств на территории СССР: «Утверждаю, что антипартизанские операции на оккупированной территории СССР проводились в основном войсками вермахта, поскольку подразделения СД и полиции были малочисленны». Но и этими «малочисленными» подразделениями этот «славянин» отправил на тот свет несколько миллионов наших соотечественников. Проживал он в Минске, дотянуться до него у нас возможности не было.
И вот в середине декабря, уже после начала наступления под Москвой, нам стало известно, что в Гродно выгружается крупное соединение кавалеристов из СС. К тому времени у нас наладилась связь с подпольем на станции Гродно, так как мы планировали там провести такую же операцию, как в Лиде, но без тех косяков, которые пришлось допустить там. То есть требовалось вывести из-под удара железнодорожников и мирных жителей. По Лиде нам такие сведения тоже предоставляли, но наша встреча с представителями подполья не состоялась. Что произошло – я не в курсе, но их представитель на место встречи так и не прибыл. Так как бригада уже находилась на подходах к основной позиции, то отменять налет на станцию Москва не стала. С ребятами из Гродно мы уже провели одну совместную операцию. Это было еще в сентябре. На улице Саперной, сейчас улице Дзержинского, существовал довольно большой кирпичный завод, который производил знаменитый желтый гродненский кирпич. К нему вела железная дорога. Неподалеку от него, ближе к городу, располагался хлебозавод, а между ними находился лагерь для военнопленных и казармы бывшего саперного полка. Сейчас, в наше время, это практически центр города, а тогда, в сорок первом, это были его окраины. Завод вообще располагался за городом. Железную дорогу пересекала проселочная, которая, другим своим концом, начиналась на «нашей» стороне от железки на Вильно. Там, куда немцы и сунуться не могли. Так как войска они отсюда выгребли, то переезд у Богушовки начали охранять «наши полицаи», а вот этот переезд еще охраняли немцы из гарнизона Гродно. «Тележку» и боеприпасы для нее погрузили на немецкую автомашину, и бойцы разведроты, в немецком и литовском обмундировании, заняли в ней место. Давмонт, как я уже писал, свободно говорил по-немецки. Да, акцент у него был, но прибалтийский, не русский. В соседней Литве многие говорили именно так на этом языке. Номера на машине были «литовские». Они отличались от тех, которые немцы использовали здесь. Захват поста проведен ими быстро и бесшумно. После это сгрузили дрезину, погрузили 250 килограммов бомб и в установленное время запустили тележку в сторону моста через Неман. А железнодорожник-подпольщик в это время перевел ручную стрелку, давая возможность дрезине выскочить на главный путь. Она пронеслась через станцию, и разведчики подорвали ее на мосту, выведя его из строя на полмесяца. Так что контакт с подпольем был достаточно крепким и надежным.
Крайний случай нашей активности под Гродно был в Езерах, куда в течение двух суток переместилась кавбригада, тем более что у немцев там имелась возможность ее снабжать по железной дороге. В Езери шла еще и узкоколейка из села Дубинка. По ней поставлялись торф и лес. Но междуречье, между озером и рекой Белой и второй рекой Груд, было неотъемлемой частью нашей территории! То есть баварцы покусились на святое, да еще и дебоширить начали! В частности, они расстреляли гетто в Езерах. Два кавалерийских и один гаубичный полк – вполне серьезная сила! Каждый полк имел: 39 офицеров, 2 администратора, 204 унтер-офицера, 1195 рядовых, на вооружении которых стояло: 42 легких пулемета MG34, 16 тяжелых пулеметов MG34, шесть 81-мм минометов, четыре 75-мм пушки, три 37-мм противотанковых пушки. Если считать только боевые подразделения, то мы уступали немцам по численности вдвое, но превосходили их в тяжелом вооружении многократно. Беда была лишь в том, что ракет к РСЗО у нас было только 40 штук. С началом наступления на Москву наш канал снабжения зачах, самолеты больше не прилетали. Крайний борт прилетал в начале октября. Плюс немецкая бригада не разгружалась в Езерах, а прибыла походным порядком. И так же быстро, используя узкоколейку, один из полков выдвинулся к Дубинкам. В опасной близости от противника оказалось сразу шесть деревень, находившихся под нашим контролем и защитой. Бросить их население на произвол судьбы мы не могли. Зима внесла свои коррективы: в системе обороны появились довольно большие бреши. В это время года болота становятся проходимыми. Но не для лошадей. Что мы и решили использовать! Было совершенно очевидно, что немцы начнут нас атаковать вдоль двух имеющихся дорог. И основные силы своих саперов мы бросили туда, особо не маскируя их перемещение. Лишь бы успеть!
Я подтянул две артиллерийско-пулеметные роты, с тремя минометными батареями, к деревне Новая Руда, так как немцы могли попытаться оттуда нанести фланговый удар. За это время немцы успели сжечь, без жителей, польское селение Паршукевичи, с жителями которой у нас дружественных отношений не было, но приказ на эвакуацию села отдал я, а не ZWZ. Первые потери немцы понесли в 600 метрах севернее от этого наспункта, в том месте, где дорогу с обеих сторон поджимало два болота, и там практически не было леса. Им было невдомек, что за ними наблюдают из-за болота, и это не простое минное поле, а управляемое. Они отошли назад, их командование остановилось точно у ориентира и начало что-то обсуждать, тогда как кавалеристы в пешем строю залегли и готовились к бою. МОН-50 вынесла кучу офицеров, человек двадцать, считай половину офицерского состава полка. Они отошли сначала к деревне, которую сожгли, а вечереть начало, и Дедушка Мороз нагрянул, а на них чахлые шинелишки на рыбьем меху. Повернули назад к Дубинкам, а дорога здесь идет по абсолютно прямой просеке. Идут без опаски, ведь только что здесь прошли, и вдруг грохнули «большие» МОНки, да с двух сторон. «Старого» еще образца, с керамическим корпусом. Они у нас самыми мощными были. И четыре «50» подчистили работу «сестричек». Как минимум три из четырех эскадронов остались в этом лесу, если не сами немцы, то их лошади понесли невосполнимые потери. Полк рассыпался, и поодиночке добирался до железной дороги.
Наука пошла немцам впрок, второй полк в наши леса не сунулся, остатки первого полка эвакуировали в ту же ночь, немцы оставили Дубинки. Они перешли на ту сторону Белого озера по существовавшему тогда мосту и двинулись на север по шоссе, идущему через Стриевку. Но и там шоссе прямое, идущее вдоль двух широких канав, которые воду с болот отводят, и тот же лес. И тоже наш! Мы им дали туда втянуться, а затем начали вести подрывы. Залегших в канаву кавалеристов поджидали обыкновенные мины, и те, которые летят с небес. Две просеки, которых не было на карте, дали возможность сосредоточить там 12 батарей минометов. А вот тут мы немцам отойти и не дали. У них сзади-слева наша первая база была, где к тому времени находился целый стрелковый лыжный батальон. Наши трофеи были не столь велики, не считая большого количества пулеметов, но мы разжились таким количеством мяса, что нам, наверное, завидовала большая часть Белоруссии, тем более что конину здесь поляки очень даже уважают, особенно как добавку к своим колбасам. В общем, первая крупная карательная экспедиция против нашей бригады выявила слабую подготовку к подобным операциям у немецких войсковых соединений. Они пренебрегли разведкой, не обеспечили себе поддержку авиацией, повели себя так, как будто приехали здесь вооруженных крестьян усмирять, а не гвардейскую отдельную стрелковую бригаду особого назначения. Наши главные силы: артиллерия, не сделали ни одного выстрела. До наших баз они так и не дошли. Плохо другое, этот самый фон дем Бах на этом не успокоится, и в следующий раз исправит свои ошибки. Тем более что сразу после разгрома немцев на юге нашего района, мы заблокировали вновь работу гродненского железнодорожного узла и двух веток, по которым немцы могли перебросить подкрепления эсэсовцам.
Первое время все в бригаде только и говорили о том, «как мы немцев отделали». Сравнивали это даже с победой под Москвой. На самом деле в тот день, когда разведка донесла, что против нас СС, и они заняли Езери и Дубинку, среди вспомогательных частей и у части бывших военнослужащих РККА, побывавших в плену, чуть ли не паника возникла, которая не замедлила отразиться на совещании в штабе. Предлагались самые фантастические планы: как нам немцев сдержать, основной мыслью которых было: все бросить и уходить. Отвыкли люди от серьезных боестолкновений, да и сидела в подкорке мысль о том, что в этих лесах удастся безопасно отсидеться, после тех ужасов, которые удалось пережить. Да и Юрий Иванович полагался только на свою артиллерию, армейский опыт его превалировал над партизанским. А мы большую часть 150-мм в доты засунули на двух танкоопасных направлениях. Вытащить их можно было, но времени на это ушло бы много, а противник действовал быстро и напористо. Не обратил внимания Юрий Иванович на то обстоятельство, что немцы разведку не ведут, а действуют по предварительно составленному, скорее всего, не ими, плану. А планы хороши только тогда, когда подтверждены соответствующими разведданными. К тому же бригада к тому времени находилась сразу в четырех лагерях, и собрать ее в кулак возможности не было.
Когда возбужденные командиры собрались в штабной землянке и немного выговорились, я заменил карту, созданную в штабе без меня, я выходил на разведку и выводил людей из Паршукевичей. Плюс лично осмотрел дорогу, на которой бывал только летом, и наметил план действий, к исполнению которого саперный батальон приступил еще до совещания. Командовал саперами майор Сабуров, один из осназовцев. Опытный подрывник, хорошо проявивший себя при проведении диверсий на железной дороге и шоссе.
– К плану, подготовленному штабом бригады, мы вернемся тогда, когда немцы подойдут на расстояние семь-восемь километров от основного рубежа обороны. Пока противника там нет, и говорить об этом не приходится. С вашего позволения, Юрий Иванович, мы эту карту отложим. Не возражаете?
– Да что вы, Сергей Петрович! Я просто опасаюсь…
– Опасаются девицы, решившие попробовать запретный плод до алтаря или загса, а у начальника штаба должен быть расчет и нормативы. Насколько я помню, мы такой расчет делали. По нормативам успеваем снять орудия?
– Уж больно быстро они выдвинулись!
– Так ведь сами говорили, что Езери с колес снабжаются из Ду?бинки. Туда лес и торф, оттуда – кавалерию. Все верно. Вот только дальнобойной артиллерии в Дубинке нет, лично убедился. И не будет, так как на проселке уже выставлена мной засада. Если утром противник выступит в направлении Новой Руды, то мы приведем в действие план активной обороны базы. Смотрите сюда, товарищи.
И я показал на плане от руки начерченный план блокирования дорог в междуречье.
– Основная идея такова: минные постановки производятся по всей длине дороги, но! Мы не будем препятствовать проходу по ней, пока весь полк не втянется на нее. Атакуем их здесь. Причина выбора места: резко изменившийся ландшафт. Необходимо вбить противнику мысль о том, что в лесу – безопаснее, чем на открытой местности. Но удар произведем одиночный, самой мощной у нас миной МОН-200К. Противник попробует рассыпаться, а кони в болото не пойдут. Человек пройти по снегу может, а конь проваливается под тонкий ледок и ранит ноги. «Двухсотка» мина мощная, а впереди у них будет только дорога. Ни вправо, ни влево не свернуть. Любой командир тут же соберет совет: что делать? Прорываться с большими потерями или возвращаться в безопасный лес, тем более что противник в соприкосновение не вступил.
– А верно! И тут мы их из снайперок!
– Никаких снайперок! Ни одного выстрела. Нас нет! А вот эти мины предназначены для комсостава. Бить только по нему, соберутся они, скорее всего, вот в этом месте: и болота видны, и мы там площадочку соорудили, чтобы сани могли разъехаться, а в составе полка есть несколько вездеходов, на которых начальство и ездит. Ну, а при возвращении, вот на этом 600-метровом участке будет нанесен основной удар. Так как противника они не обнаружат, то второй раз соваться в эти места они не станут, а перенесут свои действия либо восточнее, что дает нам возможность накрыть их РСЗО на открытой местности, либо попытаются пройти к Новой Руде кратчайшим путем по широкому шоссе. Для которого у меня готов примерно такой же план активной обороны. Действовать предстоит быстро, задача командиров полков и батальонов обеспечить работу саперного батальона в полном объеме, как транспортом, так и людьми на вспомогательных работах. Остальному личному составу находиться на основных позициях, соблюдать радиомолчание, исключить использование печей в дневное время, обеспечить жесточайший контроль на всех дорогах и тропах. Без письменного приказа начальника штаба передвижение по ним запрещено для всех. Ну, и не паниковать, а готовиться собирать трофеи. Считайте так: в Езери и Дубинку поступило 4300 голов скота, большая часть которого должна перепасть нам в виде свежезамороженного мяса. А это – 2150 тонн мяса, товарищи. Взять их в свои руки – наша задача, – закончил я это выступление совсем по-советски.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67139757&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
А как же, товарищ старшина! Кусается, маленький засранец!
2
Тимоха может дознаться. Язык у мальчишек длинный.
