– Мы выглядим усталыми. Мы высыпаемся?
– Да! – Мариана недоверчиво прищурилась. Должно быть, ответ прозвучал излишне пылко.
– Мы хотим обсудить свои тревоги?
– Ерунда! Ничего такого, что не исправит занятие йогой. Пойду встречу новоприбывших, – сказала Алексис, осторожно увиливая от вопроса и от собеседницы.
Она поздоровалась с постоянными посетителями, представилась новеньким, после чего заняла место в первом ряду. Последний предназначался для тех, кто пока стеснялся. Иной раз требовалось мужество, чтобы просто прийти за помощью, и, хотя занятие было рассчитано на людей всех уровней физической подготовки, многим новичкам неловко вставать в специфические позы йоги в кругу незнакомцев.
Порой Алексис приходилось тяжело. Каждый день она чувствовала на себе повышенное внимание, вызывающее беспокойство, хоть уже и не такое сильное. На нее пялились в магазинах, при знакомстве, на улице. Ловя на себе пристальные взгляды, она инстинктивно хотела спрятаться. Не так-то просто ходить, гордо задрав голову, когда твое лицо мелькает в новостях по всей стране.
– Что ж, милые мои, мы готовы вернуть контроль над нашими силами?
Раздались вялые неслаженные «да», поэтому Мариана повторила вопрос. На этот раз женщины ответили увереннее.
– Сегодня среди нас новые лица. Добро пожаловать в наш оазис исцеления и покоя.
Прозвучали робкие приветствия.
– Давайте начнем с позы сукхасаны и сформулируем наши мантры.
Все сели, скрестив ноги и положив руки на колени.
– Я сильная, – приступила Мариана, остальные повторили. – Сегодня я верну контроль над своей силой… своим телом…
Алексис закрыла глаза и проговорила установки, в которых сейчас особенно нуждалась. Вскоре она начала расслабляться, забывая о проблемах и растворяясь в физических ощущениях, в единении сознания и духа, охваченная целебной силой натяжения связок и напряжения мышц.
Мариана размеренным голосом объясняла каждую позу, хвалила новичков и время от времени помогала. При этом она касалась кого-то, лишь получив на то разрешение, что являлось весьма существенным пунктом для тех, кто хочет вернуть контроль над своим телом – вернуть некогда украденное у них. Женщины здесь не соревновались в том, чья психологическая травма серьезнее. Нельзя сравнивать переживания – ни по восприятию, ни по масштабу ущерба. Над ними всеми надругались и отобрали их собственный голос. Теперь они приняли решение вернуть украденное.
Под конец занятия входная дверь отворилась. Стоящая на одной ноге в позе дерева Алексис оглянулась и едва не упала. На пороге, удивленно раскрыв рот и густо покраснев под прицелом двадцати пар глаз, застыла Кэнди.
– Простите… – забормотала она, прижимая к боку большую черную сумку. – Я не знала, что… Простите.
– Ничего страшного, милая, – ласково улыбнулась Мариана. – Прошу, заходи. Здесь всем рады.
– Да нет, я позже вернусь, – сказала Кэнди, отступая.
Алексис на цыпочках вышла в проход и поспешила ее остановить:
– Постой, не уходи! Мы можем побеседовать в моем кабинете, если хочешь.
– Прости, что помешала, – виновато прошептала Кэнди. – Я не знала про занятие.
– Ничего страшного. Мы почти закончили. – Алексис бросила взгляд на женщин, которые потеряли настрой. – Идем в кабинет.
Кэнди нервно пожевала нижнюю губу, раздумывая, и в конце концов кивнула, затем последовала за Алексис через зал, опустив голову, как школьница, которую ведут к директору. Дверь в кухню захлопнулась за ними с громким стуком – будто взорвавшаяся в тишине хлопушка.
Алексис провела посетительницу в свой крошечный, похожий на подсобку кабинет и указала на стул у стены.
– В тесноте да не в обиде. Присаживайся.
Кэнди некоторое время помялась на пятачке между столом и дверью, затем наконец опустилась на самый краешек стула, прикусив губу и нервно дергая ногой.
– Отлично ты придумала… Я про йогу.
Алексис кивнула, усаживаясь в офисное кресло.
– Занятия пользуются успехом.
– Э-э, а все эти женщины они… ну…
– Пережили сексуальное насилие или домогательства, да.
– Ох. Как ужасно.
Подобная реакция далеко не редкость, и у Алексис был заготовлен ответ:
– Ужасно то, как с ними обошлись, а эти занятия – прекрасный способ вернуть контроль над своей жизнью и перестать быть жертвой. – Девушка с трудом сглотнула. – Кэнди, ты не одинока.
– Я… э-э, нет, – замямлила она совершенно растерянно, затем глубоко вздохнула и твердо сказала: – Я пришла не по этому поводу. То есть я не… не…
– Не жертва домогательств?
– Да. Я не об этом хотела с тобой поговорить.
Алексис склонила голову, вновь почувствовав странное родство.
– Мы точно прежде не встречались?
– Дело в глазах… Они кажутся тебе знакомыми, верно?
Она присмотрелась – действительно, у них одинаковые янтарные радужки с зелеными крапинками и карими ободками. Внутри вспыхнули тревожные ощущения. Алексис часто говорили, что у нее необычный цвет глаз, и теперь она словно смотрела на свое отражение в зеркале. И как только раньше не обратила внимания?
– Ты ведь видишь, насколько мы похожи, да? – спросила Кэнди, тяжело дыша. – Я сразу заметила, впервые увидев тебя за прилавком. Тогда и поняла, что это правда.
Тревога все возрастала, перетекая в панику.
– Я не понимаю, о чем ты…
– Мы сестры.
Эти слова прозвучали столь нелепо, что мозг отказывался их воспринимать. Алексис напряженно, отчаянно фыркнула.
– Прости?
Лицо Кэнди приобрело то мягкое, сочувственное выражение, с которым Алексис обычно обращалась к женщинам, приходившим в кафе за поддержкой, а когда заговорила, в голосе звучала та же мягкость, с какой Алексис до этого говорила с ней.
– Ты не знаешь своего отца, верно?
Алексис вскочила так резко, что зашатался стол, карандашница упала, покатилась и шлепнулась на пол.
– Прости, но… Т-ты ошиблась. У меня нет ни братьев, ни сестер.
– Известных тебе.
– Глупости!
Впрочем, не совсем. Алексис действительно не знала отца, поэтому вполне возможно, что тот продолжил производить на свет других детей, когда бросил ее маму. Она порой думала об этом – о нем, – но ничего не предпринимала, поскольку… а какой смысл? Ну найдет она его, что потом? Он никогда не был частью ее жизни и никогда не будет. Ей вполне хватало матери.
– Моего отца зовут Эллиотт Вандерпул, – сказала Кэнди, и Алексис попятилась, пока не уперлась в стену. – Тебе знакомо это имя, верно?
– Нет, – солгала она, отступая в сторону, и, споткнувшись о развязанный шнурок, схватилась за край стола, чтобы не упасть.
– Он и твой отец тоже, – тихо сказала Кэнди.
– Нет, это… это невозможно, – отчеканила Алексис не своим голосом. – Сожалею, но ты зря приехала в такую даль. Ты ошиблась.
– Понимаю, ты удивлена.
Удивлена? Алексис рассмеялась бы над этим преуменьшением века, если бы хоть одна эмоция смогла бы пробиться сквозь охватившее ее оцепенение. Хотелось убежать – не только от Кэнди, но и накрывающей ее волны паники. Однако ноги словно вросли в пол – так же крепко, как виноградная лоза перед кафе. Вот только лоза по крайней мере могла за что-то уцепиться своими ветками.
– У меня есть доказательство, ДНК-тест, – заявила Кэнди.
Алексис вперилась в нее взглядом.
– Откуда у тебя моя ДНК?
– Пару лет назад ты проходила тест на родословную.
Боже правый! Алексис невольно вскинула руку ко рту и отвернулась. Дурацкий тест! То был импульсивный поступок в момент слабости – когда мама умирала в больнице. Мимолетное желание приблизиться к своим корням, прежде чем оторвется единственный якорь, связывающий ее с остальными людьми. Однако результаты теста не поведали ничего нового: все ее предки прибыли из Восточной Европы и ни один не обладал ни малейшей исторической значимостью. Она засунула бумажки с результатами в ящик стола и больше никогда не доставала.
– Я тоже такой сделала, – раздался голос Кэнди будто издалека. – И твое имя было в списке возможных сестер.
Алексис отчаянно пыталась подобрать слова.
– Эти тесты… они могут ошибаться.
– Алексис, у нас одинаковые глаза. – Кэнди поднялась, ее кроссовки заскрипели по линолеуму. – У тебя также есть брат. Его зовут Кейден. И две племянницы, Грейс и Ханна. И невестка по имени Дженни. И тетя с дядей…
– Хватит, – выдавила Алексис. Воздух в легких обернулся ядом. Она попыталась выдохнуть, но ничего не выходило.
– И еще кое-что, – продолжала Кэнди, тон ее голоса сменился с успокаивающего на виноватый.
Алексис заставила себя поднять на нее взгляд, на юном лице застыло прежнее выражение мучительной неловкости.
– Наш отец болен.
Начало фразы вызвало возмущение, однако его быстро заглушил конец.
– В… в каком смысле?
– У него отказывают почки.
И вновь Алексис вздрогнула, будто получив пощечину, и упала обратно в кресло.
– Несколько лет назад он попал в серьезную аварию и повредил почки, – продолжала Кэнди дрожащим голосом. – Он был на диализе, но функция почек не восстанавливается. Ему нужна пересадка.
– То есть ты меня разыскала, потому что… – Алексис не сумела закончить предложения, из груди вырвался сардонический смех.
– Ты можешь подойти, – жалко пролепетала Кэнди. Алексис крепко зажмурилась. Происходящее не реально, верно? – Если ты подойдешь, то можешь спасти ему жизнь. Он в списке на пересадку уже два года.
Ей хотелось заткнуть уши и закричать: «Ла-ла-ла-ла». Плевать! На него и на Кэнди.
– Понимаю, ты шокирована…
Алексис вновь открыла глаза.
– Когда ты обо мне узнала?
Молчание Кэнди говорило само за себя.
– Когда? – тверже повторила Алексис.
– Три года назад.
Три года! Алексис выдохнула столько вопросов, сколько хватило бы на целую жизнь, лишь затем, чтобы вдохнуть новую порцию, достаточную еще на одну. Значит, он тоже знал о ней уже три года? Или знал всегда? Во всяком случае, уж явно не горел желанием ее увидеть.
– Он запретил мне с тобой связываться, – сказала Кэнди, словно прочитав ее мысли.
Значит, он в самом деле о ней знал как минимум три года. Алексис медленно поднялась.
– Думаю, тебе следует уважать его желание.
– Не могу! У нас мало времени. Он уже в третий раз вверху списка для пересадки, но прежде все срывалось. Если он не получит почку в ближайшее время…
– Когда? – невольно спросила Алексис.
– В течение нескольких месяцев. Точно предугадать нельзя.
Внутри волна сочувствия схлестнулась с инстинктом самосохранения – далеко не новая для нее борьба. Кэнди продолжала:
– Понимаю, я прошу об огромной услуге – отдать почку совершенно незнакомому человеку.
Алексис безрадостно рассмеялась и покачала головой. Отдать почку незнакомцу было бы куда проще. Кэнди подошла ближе.
– Хочешь, чтобы я умоляла? Я могу.
Нет, этого Алексис не хотела. Никто не должен торговаться за жизнь любимого человека. Она слишком хорошо помнила это душераздирающее отчаяние, с которым умоляла врачей, ученых и Бога спасти ее маму, обещая сделать все что угодно, сказать, отдать все, что потребуется. Только без толку.
