– Хороша была в передаче про роды, – сказал он. – Горбушкина кассету прислала.
– Я ей обещала вчетвером поужинать, – вспомнила Валя. – Ну, то есть обещала, что тебе скажу…
– Запомни, для всей планеты ты меня два раза в жизни видела. Горбушкина живёт с бандитом, двигает его делишки. Дай ей палец, откусит руку по локоть!
– Так и скажи «нет».
– Никто, ласточка моя, не должен знать, насколько ты мне дорога. Не хочу, чтоб завтра, выбивая из меня что-нибудь, тебя взяли в заложницы. Моя внучка с охранником в зоопарк ходит!
– А ты? – заволновалась Валя.
– И я с охраной.
– Слава с пистолетом?
– В том числе Слава. Хорошую охрану, ласточка моя, глазами не видно, – и поменял тему. – Как твой швед?
– Сказал, что телезвезда – это женщина с пустой головой.
– Моя собака одну кость грызёт, другую лапой прижимает, чтоб не забрали. Так и ты шведа при себе держишь.
– Не держу, сам держится, – начала было Валя. – Тяжело вырываться по твоему свистку. Хочу с тобой, как говорила бабушка, и в пир, и в мир, и в добрые люди.
– Вариант А: ухожу из политики, сажусь на даче выращивать розы и учить с внучкой уроки. Превращаюсь в придурка-пенсионера, вижусь с тобой три раза в неделю и глубоко ненавижу тебя за погубленную жизнь, – улыбнулся он.
– Зачем уж так? – фальшиво запротестовала Валя, хотя предложенный вариант казался ей идеальным.
– Вариант Б: идёшь ко мне секретаршей. Вижу тебя каждый день. Ты непрофессиональна, я ору и злоблюсь. Все понимают, что ты моя женщина. Тебя либо мочат, либо подкупают. Моя благоверная делает нашу жизнь адом, – ещё веселее предложил он.
От обиды у Вали запылали щёки:
– Швед тоже звал в секретарши. За тысячу долларов и с замужеством. А может, я как профессионал больше каждого из вас умею? Посиди у меня на приёме, посмотри, что я делаю! Но я ж тебя не зову в секретари!
– Пойми, у меня окончательное окостенение режима и статуса, – он положил ладонь на Валину руку, – меня уже нельзя гнуть, я не гнусь, а сразу сломаюсь.
– А меня гнуть можно? – Валя выдернула руку из-под его ладони.
– Ты – молодая берёзка, растёшь и тянешься к солнышку. У тебя ещё много сил и направлений. А я уже старый пень, – в глазах у него загорелись искорки. – Ясно, что замуж хочешь, чтоб с утра и до вечера твой. Я не против, только не за шведа!
– За убогого, чтоб ночами о тебе вздыхать? – в тон ему продолжила Валя.
– Чтоб глупый, бедный, нудный и по возможности импотент, – рассмеялся Горяев.
И снова после встречи отросли крылья. И снова подумала, ничего не надо менять, пусть так длится и тянется, начну двигать счастье – упадёт, разобьётся в кусочки. Бабушка говорила – подальше положишь, поближе возьмёшь.
И когда приторная Горбушкина позвонила с вопросом: «Ну, красавица, говорила со своим?», Валя ответила: «Звонила, но секретарша не соединяет».
– А говорили, ты с ним плооооотненько, – разочарованно протянула Горбушкина. – Отполз уже? Ну и не жалей. Он только с виду солидный, а по делу тот ещё упырь. Да и староват для тебя!
Протежирование Вале было в диковинку, и она чувствовала себя виноватой.
Потом снова позвонил Горяев:
– Поедешь со мной на три дня в захолустье?
– Как это?
– Положишь в сумку вечернее платье, зубную щётку, и Слава тебя заберёт.
– Как куклу на ниточке дёргаешь… Мне это тяжело.
– Думаешь, мне легко? Не поедешь, будет совсем худо. Слава заезжает?
Мать на эту новость презрительно объявила:
– Баба без характера, что хлеб без соли…
А Вика подмигнула:
– Поурагань там в пампасах на всю катушку!
И стала укладывать в чемодан самые модные Валины летние вещи.
Заехавший Слава всю дорогу молчал, подвёл к поезду, усадил в дорогое купе на двоих. Не хуже, чем в финском поезде «Лев Толстой».
– А где Виктор Миронович? – напряглась Валя.
– В соседнем.
– А с кем я буду ехать?
И представила в соседях бритого русского бандюгана или кавказского мафиози с золотыми зубами. Кто ещё мог бы позволить себе такие дорогие билеты?
– Поезд поедет, он позвонит на сотовый, к нему перейдёте.
– А сюда кто придёт?
– Никого. Утром сюда вернётесь.
– Два ж лишних места пустыми поедут! Деньги-то какие! – охнула Валя в материной манере.
– Про деньги не в курсе. – Слава уже привык к Вале, но обсуждать шефа себе не позволял. – Моя работа охранять и педалить.
– Педалить? – не поняла Валя.
– Тормоз и газ. У Виктора Мироныча педалей побольше.
На столике стояла вазочка с трогательным букетиком живых цветов, на окнах хрустели накрахмаленные занавески, в туалете была идеальная чистота, жидкое мыло и бумажные полотенца, а на лице проводницы неугасающая улыбка. Валя не видела такого даже по дороге в Хельсинки.
Прежде считала, что российский поезд принципиально унизительное место, а проводницам выдают специальное выражение лица, словно ты глупостью отрываешь их от серьёзных дел.
– Скажите, пожалуйста, – спросила проводница, – ваш начальник пьёт на ночь чай или кофе?
– Какой ещё начальник?
– Вы разве не помощница депутата Горяева?
– Помощница, а не домработница. У него и спросите, что он пьёт, – не стала церемониться Валя.
Представила, как эта же проводница в обычном вагоне орёт:
– Куда прёте, женщина, со своими чемоданами? Второй туалет не открою – он сломан. Постельное бельё за собой собирайте, я вам не прислуга. С собакой не пущу, плевала я на все ваши справки.
Зазвонил сотовый, Виктор предложил:
– Заходи, помощница.
– Кто оплатил эти два СВ? – возмущенно начала она с порога, как в политическом ток-шоу.
– Я.
– Откуда у тебя столько денег? Хочу знать, на какие деньги меня возят поразвлечься! – потребовала Валя.
– Раз хочешь знать, садись и слушай. Когда началась приватизация, мы с другом акционировали убитое предприятие. Отремонтировали, закупили новые технологии, теперь стрижём деньги с акций. Акции принадлежат жене, так что всё по закону.
– Прихватизировал часть народного добра! – перевела Валя на родной язык.
– Есть целая серия книжек для детского сада, объясняющая суть приватизации. К сожалению, взрослые эту серию не читают. Смотри, есть комбинат, производящий убыточную продукцию. Продать её нельзя, затраты на производство выше, чем её цена. Понятно?
– Ну…
– Откуда получают деньги рабочие? Из госбюджета, в который, кстати, ты не платишь налоги со своей целительской деятельности.
– У меня мать и Вика!
– В законе не написано про мать и Вику, и закон ты нарушаешь. Так вот, этот убыточный комбинат выставляют на торги. У тебя и у меня равные возможности купить его, но ты его не купишь, даже если есть деньги.
– Бандиты не дадут?
– Дадут. Но что ты будешь с ним делать? Всё изнутри надо вычистить, выбросить, закупить новое оборудование. Это дороже, чем за само здание. А сделать комбинат эффективным могут только те, у которых большие деньги, большие связи и большие навыки организации именно этого производства. Ты можешь организовать целительскую клинику, я – никогда. Я – могу организовать комбинат, ты – никогда. Понятно? И рабочим, которые будут у меня работать, я заплачу свои деньги, а не государственные. И в госбюджет заплачу налоги с производства, чтоб у твоей матери была выше пенсия. Поняла, что такое приватизация?
– Откуда у тебя деньги, чтобы вложить в производство? – не унималась Валя.
– Сейчас, ласточка моя, середина 1995 года. Если б ты имела кабинет, когда мы познакомились, то за десять лет работы сделала бы деньги. 10 долларов за больного. 50 долларов в день. 300 долларов в неделю. 1200 в месяц. 14 400 в год. 144 000 за десять лет. Могли у тебя к сегодняшнему дню быть в руках деньги?
– За десять долларов цыганка по руке гадает, – обиделась Валя. – А я стою дороже!
– Тем более. Но ты поздно начала, а я рано. И за это держу отчёт перед тобой и избирателями.
– Но пресса пишет… – не сдавалась Валя.
– Хочешь, пресса завтра напишет, что ты дочь африканского короля? Заплачу?, и напишут. Надо меньше читать прессу, больше помогать стране выздоравливать и быть счастливыми хотя бы урывками.
– Пусть пресса напишет, что я твоя помощница, – скривила губы Валя.
– У нас молодой депутат взял помощником бандита, чтоб разруливал проблемы. Уезжает депутат в командировку, а помощник вешает на кабинет табличку со своей фамилией и братву принимает, – вспомнил он со смехом. – Идёт другой депутат, видит табличку с незнакомой фамилией. Думает, кто же это? Заходит, а там бритое чмо в кожаной куртке, ноги положил на стол, пальцы веером, а перед ним четыре таких же. И этот «помощник», изображая депутата, рычит на них: «Ты чё, в натуре, бабки не принёс? Ща позвоню, и тебя по-любому в асфальт закатают!» Скандал был до небес!
– А как фамилия депутата? – засмеялась вместе с ним Валя.
– Я забыл, – хитро прищурился он. – Можно, я тебя поцелую?
Она видела в кино, как люди занимаются любовью в поезде, но не представляла, что это возможно с ней. Колёса гремели, болты скрипели, в лицо летели фонари из окна.
Казалось, сейчас поезд налетит на непреодолимую преграду, рассыплется в куски, и они, обнявшись, голыми вылетят на откос возле железной дороги. Но было всё равно, потому что Валя никогда и нигде не ощущала такой плотности счастья.
– А твоя жена? – зачем-то спросила она.
– Жена – это родной чужой человек. Её надо раз в день выслушивать, думая о своём, и кивать: «Да, в этом есть рациональное зерно».
– Так женись на мне, – осмелела Валя.
– Протокол не позволит. Назвался груздем – полезай в кузов.
Утром приехали в маленький городок, утопающий в сирени, поселились во вполне пристойной гостинице в соседние номера. Валя долго обживалась, развешивала одежду, приняла душ, подкрасилась. Ведь это была первая в её жизни гостиница. Виктор не звонил, и было непонятно, чем заняться.
Спустилась в нижнее фойе, где стоял киоск с прессой и ухоженный старомодный фикус. Стойка администратора пустовала, и некому было задать вопросы о городе. А за барными столиками, несмотря на утро, распивали и ссорились хамоватые братки в футболках с английскими надписями, только один был в светлом шёлковом летнем костюме турецкого разлива. При появлении Вали братки окаменели, как по команде «смирно».
– Девушка, не подскажете, сколько времени? – спросил один, встав из-за столика и подойдя вплотную, а остальные загоготали.
Валя отвернулась к газетному киоску, купила газету, стараясь не замечать братка, но он не отставал. Одной рукой потянул её за сумку, другую положил на талию. Врезать ему Валя побоялась – чужой город, большая кампания.
– Где у вас администратор? – сурово спросила она у газетчицы.
– Да вот он, – кивнула девица на парня в турецком костюме.
– Типа проблемы? – мерзко осклабился парень в турецком костюме под ржанье компании.
– Проблемы у вас! – сказала Валя, чувствуя, что браток всё настойчивей тянет её за сумку и всё жарче сжимает пальцы на её талии. – Если не можете обеспечить порядок в гостинице, поищите другую работу.
– В каком месте я тебя, кисуля, не обеспечил? – продолжал хамить администратор.
– Я – помощница депутата Горяева, а ты с завтрашнего дня безработный! – отчеканила Валя неожиданно для самой себя и отпустила сумку.
Сумка осталась у братка, а его рука, лежащая на талии, автоматически разжалась.
– Извините! Вовчик, ушёл! Быстро ушёл из видимости! – подскочил администратор, как ужаленный. – Извините, сидим, шутим. На красивую девушку слюни потекли!
