«Я больше не хочу быть твоей женой. Разве это так трудно понять, Тео? Уходи из моего дома».
Как только я вошел в церковь, меня окружили люди, но в ушах звучал лишь издевательский голос жены. Приглашенные подходили по очереди, говорили, как они сожалеют о случившемся, но вряд ли кто-то из них сожалел больше, чем я.
Просто не верилось, что всего неделю назад я был в Бангкоке, где обсуждал с правительственными чиновниками и представителями национального музея Таиланда возможности возвращения похищенных произведений искусства. Стояла влажная жара, в разгаре дня воздух как будто плавился. Я изо всех сил старался сосредоточиться на этом воспоминании.
Но сердце упорно выбивало навязчивый ритм.
«Уходи из моего дома».
Последние слова, сказанные Кэролайн мне перед смертью.
Надо было успокоиться, иначе я не смог бы как следует произнести свою речь. В дальнем конце церкви я нашел небольшую нишу и нырнул туда, надеясь на желанное одиночество. Но там уже сидели мой отец с сестрой – и стрекотали, точно сороки.
– Но признай, что явка просто отменная, – говорил отец. – Столько людей сразу в одном пространстве я не видел с самого начала пандемии. Кэролайн обожали, ведь так?
– Люди просто соскучились по шоу, да и по бесплатным обедам тоже, – сухо ответила ему Джульетта. – Половина из них понятия не имеет, кто такая Кэролайн. А вторая половина хочет взглянуть, как она выглядит в гробу.
– Опять ты со своей ревностью, Джульетта, – заворчал отец. – Так нельзя, это же просто некрасиво.
– Прикажешь мне притвориться безутешной?
Тут они увидели меня. Отец опомнился первым.
– Тео… Как ты, сын? Выглядишь неважно. Уверен, что сможешь произнести речь? Если нет, то не надо. Я сам сочту за честь сказать пару слов над ее гробом.
– Мне не нужна твоя помощь. – Вообще-то у меня дрожали колени при одной мысли об этой речи, но я не собирался никому уступать свое право.
– Вот оно, семейное обаяние Трэкстонов, – встряла Джульетта. – Вкрадчив, как уж, смертелен, как кобра. Чистый сердцеед.
Сестра старше меня на четыре года, и мы с ней терпеть не можем друг друга. Я тут же пожалел, что сорвался на отца, – он этого не заслужил, в отличие от сестрицы.
– Как ты забавно выглядишь, – сказал я ей. – Решила внести в похороны нотку комизма?
Укол был совсем слабый, но Джульетта сдулась мгновенно: она терпеть не может замечаний о своей внешности.
– А ну-ка, перестаньте, – прошипел нам отец, как в детстве.
– Кто-то должен пойти к людям, а не отсиживаться здесь, – сказала Джульетта. – Видимо, отдуваться придется мне, как всегда. – И она вышла с таким видом, как будто вся церковь была ее собственностью.
– Я знаю, сегодня трагический день для тебя, сынок. – Отец взмахнул рукой, указывая на церковь. – Я постарался сделать все так, как понравилось бы самой Кэролайн. Цветы. Музыка. – Он смотрел перед собой, точно завороженный. – Белые розы и Моцарт. Она так любила «Реквием»… – Он усмехнулся. – Помнишь, как она уговаривала тебя выбрать его для вашей свадьбы? Это казалось ей романтичным.
Нам с Кэролайн нравилась не только сама музыка, но и связанные с ней легенды: о загадочном анониме, который заказал «Реквием», и о композиторе, который пытался присвоить шедевр Моцарта после его смерти. Едва познакомившись с Кэролайн, я понял, что за ее обманчиво-оптимистичной внешностью бьется сердце, приверженное всему мрачному и готическому. Но моему отцу было не обязательно знать об этом.
– Спасибо. Сам я не справился бы.
– Разумеется. – Улыбка отца померкла. – Это ты разрешил няне сидеть рядом с Тедди на семейной скамье?
– Да. Тедди привязан к Глории сильнее, чем к любому из нас.
– Ты не подумал о впечатлении, которое это может произвести на людей, Тео. Что, если какой-нибудь репортер снимет, как наемная помощница утешает Тедди во время мессы? Что о нас подумают люди?
– Ты даже не представляешь, как глубоко мне плевать на то, что о нас подумают.
– Зато мне не плевать. Ты мог бы доверить Тедди сестре.
– Джульетте? Да я ей и головастика не доверил бы.
– Ты несправедлив к ней. Джульетта прекрасно ладит с животными. – И он ухмыльнулся так, словно отлично пошутил.
– А где Урсула? – спросил я. Урсула – это моя мачеха и единственный член нашей семьи, чье общество доставляло мне истинное удовольствие, хотя я не питал никаких иллюзий на ее счет: она была мила со всеми, но только благодаря алкоголю.
– Сегодня утром с ней произошла маленькая неприятность, – ответил отец.
– Что такое?
– Упала и повредила запястье. Харрис повез ее на рентген – надо убедиться, что это не перелом.
Харрис – личный помощник отца и его телохранитель; так сказать, два в одном. Мрачный тип.
– Она была пьяна?
Отец нервно оглянулся – не торчат ли откуда-нибудь длинные уши любопытного репортера – и молча кивнул.
– Я не буду возражать, если ты захочешь уехать пораньше.
– И вознаградить ее за выходку моим отказом от присутствия на похоронах Кэролайн? – Отец покачал головой. – Посмотри, сколько людей пришло: на похоронах моего отца не было больше, а ведь то были самые крупные похороны в истории нашей семьи. Но и тогда среди пришедших не было всей этой великосветской публики. Конечно, отец был богат, но эти смотрели на него сверху вниз. Подумаешь, король мотелей… Таких, как он, в телешоу пачками показывают.
– Не говори о похоронах Кэролайн так, словно это какая-то вечеринка.
– Любые похороны – событие общественное. Люди любили Кэролайн. Конечно, разные подзаборные блогеры часто называли ее «карабкающейся лозой» – за происхождение, – но и оно не отменяло ее внутреннюю порядочность и доброту. Кэролайн была хорошим человеком. В сочетании с большими деньгами – гарантия успеха. И будь у ее родни проблем больше, чем багажа на борту «Боинга-777» на маршруте в «Дисней Уолрд», это все равно ничего не изменило бы. – Он состроил гримасу. – Надо было поручить Харрису купить ее отцу костюм. Видел, в чем он явился? Похоже, что одеяла для космонавтов шьют из той же ткани… Можно даже не беспокоиться насчет фото, его блеск всех ослепит. Он идет на ланч?
– Пожалуйста, прояви уважение к родственникам Кэролайн, – сказал я вслух, хотя в голове у меня засела совсем другая фраза, произнесенная отцом. «Она была хорошим человеком».
– Я никогда не проявлял к ее родственникам ничего, кроме уважения, сын. – Отец нахмурился и отошел от меня, качая головой.
«Я больше не хочу быть твоей женой. Разве это так трудно понять, Тео? Уходи из моего дома…»
Замешкавшись у выхода из алькова, я поборол попытку мозга заново преподнести мне картину того, что было потом, и чуть не задохнулся от напряжения.
– Начинать? – спросил меня священник.
– Мне нужно побыть в одиночестве, – ответил я. – Здесь есть место, где мне никто не помешает?
– Разумеется. Идемте. – Мы нырнули под какую-то низкую арку и оказались у небольшой запертой двери. Священник открыл ее, за ней оказалась часовня. Перед статуей, изображавшей прекрасную женщину с глубоко печальным лицом, горели свечи.
– Здесь вы можете пробыть столько, сколько вам потребуется, – сказал священник.
– Спасибо.
И он закрыл за мной дверь. Какое-то время я стоял неподвижно, ожидая, пока уляжется паника. Меня трясло так, словно я оказался в холодильнике. Как же мне пережить эти похороны, не говоря уже обо всем остальном? Этот день, как и день перед ним, казался мне бесконечным; такими же, наверное, будут и все последующие. А ведь надо еще как-то объяснить смерть Кэролайн нашему сыну…
«Кэролайн была хорошим человеком», – так сказал мой отец. Но он ошибся. Она выстроила впечатляющий фасад и обманула многих, скрывая за ним жесткую и порочную натуру.
Дрожь в руках отдавалась по всему моему телу. Сделав шаг к статуе, я упал перед ней на колени, словно для молитвы, хотя никаких слов, чтобы обратиться к высшим силам, у меня не было. Меня воспитывали нерелигиозные люди, так что я даже не знал, кто передо мной. Дева Мария? Или какая-нибудь местная святая, чьи глаза с надеждой устремлены к иному миру, поскольку этот мир не сулит ей ничего, кроме боли? Ну и пусть, а вот мне как раз больше нравились язычки пламени многочисленных свечей вокруг статуи, которые мигали, словно маяки в шторм.
«Я полон скрытых страхов», – прошептал голос внутри меня. Эти слова я услышал не от Кэролайн, этот голос раздавался в моем мозгу задолго до нее.
И я готов был на все, лишь бы заставить его молчать.
Вытянув левую руку, я накрыл огонек ладонью. Острый зуб пламени исчез, успев так укусить меня напоследок, что слезы навернулись на глаза. Резкая боль прошла сразу, но оставила по себе пульсирующее жжение, которое отвлекло меня от всяких мыслей. Я потянулся ко второму огоньку, потом к третьему… Я пытался заставить себя перестать, но не мог. Лишь когда все свечи погасли, а воздух в часовне заполнил синеватый дым и жирный сладковатый запах, я встал и молча кивнул мраморной женщине – спасибо. И вышел, чувствуя в себе силы произнести похвалу жене.
Глава 5
Дейрдре
Пару раз вдохнув от самой диафрагмы, я все же набрала его номер. И, как только в трубке раздался голос зятя, выпалила:
– Привет, Тео, это Дейрдре. Не заедешь за мной по дороге на кладбище? – От этих слов меня саму покоробило: я терпеть не могу просить одолжений. Любая дура может взять такси и доехать до Гринвуда, но для меня это был предлог побыть с Тео наедине. Ничего лучше я не придумала.
– Я сам только что вышел из ресторана, но где-то здесь должна быть заказанная для тебя машина, – ответил Тео. – Сейчас я узнаю, где она.
– Я не пошла на ланч. Вернулась домой. Ты не подберешь меня на Квинс-Плаза?
– А что случилось? Тебе стало плохо?
– Все в порядке, Тео. Просто я хочу, чтобы ты меня подвез. – Это же не для меня, а для Каро. – Нам надо поговорить.
– Не отключайся. – Где-то рядом с трубкой раздались голоса, но слов было не разобрать. Вернулся голос Тео: – Мы едем через Квинсборо-Бридж. Я напишу тебе, когда будем подъезжать к Квинс-Плаза.
И он сдержал слово. К тротуару подъехала черная машина, я запрыгнула внутрь и буркнула:
– Спасибо, что согласился меня подвезти.
– Ты точно в порядке? – спросил Тео, по-настоящему встревоженный. Я даже поежилась под его пристальным взглядом.
– Нет, – созналась я. – Такое чувство, точно весь мир сломался. Я все время думаю, что, может, это кошмар и я сейчас проснусь. Не верится, что ее больше нет.
– Мне тоже, – сказал Тео. – Я всю ночь не спал.
В церкви я видела зятя только издали, и он показался мне таким же, как всегда: безупречный костюм, прямая спина, лицо одновременно привлекательное и холодное, точно маска. Теперь, разглядев его вблизи, я поняла, как он измучен: под глазами залегли фиолетовые круги, лицо стало изжелта-бледным. Губы сложились в тонкую линию, а скулы напряглись так, что я прямо готова была услышать, как он скрипит зубами. Опустив глаза, я уткнулась взглядом в его руки. Одна ладонь была вся в красных волдырях.
– Что у тебя с рукой? – спросила я.
Он застыл, но тут же повернул руку ладонью внутрь.
– Ничего. Наверное, отбил об того типа, который лез к Тедди.
Я тут же поняла, что Тео врет. Да, костяшки у него слегка распухли – такое вполне может быть, когда крепко врежешь кому-то кулаком, – но при чем тут ладонь? И вообще, таких ярких алых ран от ударов не бывает. У меня пропал дар речи, и я молча глядела на его руки, на старый шрам, змеившийся из-под манжеты. Правда, я видела только его край, но и этого было достаточно, чтобы я вспомнила статью, которую написала о нем сестра. Собственно, с этой статьи у них все и началось. Помню, в ней был описан жуткий случай: в детстве Тео сунул руку в клетку какому-то крупному зверю – не то льву, не то тигру, – и тот схватил ее. Надо найти ее и перечитать, как только появится время.
А пока нужно задать ему мои вопросы. Вот только я не знала, с чего начать. Наконец решилась:
– Хорошая была служба…
– Правда? – Он нахмурился. – Тебе понравилось?
– Нет, я вообще терпеть не могу такие сборища. Но Каро оценила бы.
Тео вздохнул.
– Мой отец тоже так считает. Это он все устроил, продумал каждую мелочь.
– Как прошел ланч?
– Как в аду, только компания похуже. Отец заказал religieuses au chocolat на десерт. Это такие двухэтажные эклеры, которые, по-моему, любила только Каро. – Тут я не могла с ним не согласиться – гадость кошмарная, но сестра их обожала.
– Хорошо, что я не пошла.
– Жутко было сидеть там и видеть, как люди, которых пригласили на службу, жуют и наслаждаются жизнью. Для них это была просто еще одна вечеринка, и всё. – Он отвернулся к окну.
– Не понимаю, как Каро их всех терпела, этих типов. – Я вспомнила, чем меня всегда привлекал Тео: он тоже был мизантропом, как и я. – А мой отец тоже там был?
– Был. – Он снова повернулся ко мне: – Ты из-за него не пошла?
Я дернула плечом.
– Отчасти.
– Ты с ним так и не разговариваешь?
Я помотала головой:
– Не-а.
– Последние два года я тоже почти не разговариваю с отцом. Но с тех пор, как умерла Каро, он снова втянул меня на свою орбиту.
– А вы почему не разговаривали?
– Он не может простить мне, что я ушел из семейного бизнеса. До сих пор называет мой выбор «предательством». А вы почему?
Но мне не хотелось пускаться в объяснения, особенно в день похорон сестры.
– Мы с отцом никогда не ладили. – Вообще-то это была не совсем правда, но ничего, сойдет.
– С родителями много кто не ладит, но не все уходят из дома в пятнадцать лет, – возразил Тео. – Он пил, в этом было дело?
– Каро тебе рассказывала?
