– И я обещаю, – шепнула она на ухо Симузу и высвободилась из объятий.
– И я.
Эмиссар встал, улыбнулся дочери на прощание и, поклонившись Магистру, заторопился к выходу. Эфа с тревогой взглянула на него, но он жестом показал, что все в порядке.
Ни хрена оно на самом деле не было в порядке. Если Десари в действительности видела такие сны, это многое объясняло и означало лишь одно. Каким-то чудом в роду Флавиес, где уже шесть поколений не рождались магусы, растет маленькая провидица. Демос не в счет – он не может считаться наследником Магистра. А никаких потомков, кроме незаконнорожденной Десари, у Эсмия нет.
Если предположение о ее даре подтвердится, и старый интриган узнает об этом, Симуз потеряет дочь навсегда.
Глава 2
2.1 Турфало
Стены храма содрогались от грохота музыки и шума толпы.
Альдор почувствовал приближение Рейнхильды задолго до того, как в залитом солнцем проеме показалась свадебная процессия. Исполинские двери Святилища распахнули настежь. Зароптали почетные гости, заохали дамы. Где-то под высокими сводами жалобно скулил ветер, а тяжелый дым благовоний клубился меж скамьями и создавал ощущение нереальности происходящего. Альдор и в действительности не верил, что вся эта церемония – дело его рук. Не верил до последнего, до того момента, пока окончательно не осознал, что пути назад уже нет.
Правители Гацоны ждали у алтаря. Увидев невесту, кронпринц встрепенулся, откашлялся, рассеянно пригладил волосы и зачем-то поправил на плечах тяжелую золотую цепь с огромным рубином – настолько большим, что им можно было убить. Певчие подобрались и набрали в легкие побольше воздуха, готовые затянуть торжественный гимн.
Эрцканцлер не шелохнулся.
– Рейнхильда Хайлигландская! – прогремел герольд.
Там, за стенами храма, толпа неистово ревела, но в Святилище воцарилась благоговейная тишина. Вечно невозмутимые братья-протекторы с почтением склоняли головы и прикасались к церемониальному оружию, когда высокородная хайлигландка проходила мимо них. На несколько долгих мгновений всеобщее внимание было приковано к Рейнхильде, и Умбердо, словно из ревности, нарочито медленно выступил ей навстречу. Его величество Энриге резко развернулся, едва не проткнув глаз замешкавшегося сына зубцом короны. Альдор пожалел, что этого не случилось – вот была бы умора. Интересно, осознавал ли король, с каким нетерпением наследник ждал его смерти?
Невесту – высокую и статную – вел к алтарю сам Грегор Волдхард. Рейнхильду не считали красавицей и вечно находили в ее внешности недостатки: то плечи слишком широки, то лицо простовато, а уж характер и вовсе называли твердым, как стены ее родного Эллисдора. Но стоило лишь единожды заглянуть в ее пронзительные голубые глаза – и тот, кому это было суждено, терялся в них навеки. Альдор ден Граувер пропал уже много лет назад. Для него леди Рейни, как ее ласково величали при эллисдорском дворе, навсегда осталась прекраснейшей женщиной на свете с хрустальным смехом и душой чище, чем благодать небесная. Он много лет любил Рейнхильду, но ни разу с ней не объяснился. Возможно, и к лучшему. Даже став эрцканцлером и получив титул барона, Альдор ее не заслуживал. Особенно после всего, что сделал по воле ее брата.
Супруга Альдора, навязанная королем леди Батильда, присутствовала здесь же. Баронесса Ульцфельдская то и дело прикладывала пухлую ручку к заметно округлившемуся животу и глуповато улыбалась. Хвала богам, ее не волновало ничего, кроме рождения будущего наследника да вышивки гобеленов в стенах родного замка. С тех пор, как Батильда понесла, значимость Альдора – человека, который браком спас ее от неласковой участи дочери изменника – заметно снизилась в ее глазах. Риск кары миновал, через несколько месяцев Ульцфельд должен был праздновать появление на свет будущего барона, и сам Альдор вызывал у молодой жены интереса не больше, чем псовая охота. Батильда, к слову, ненавидела запах псины.
Альдор никогда не позволял себе грубости в адрес супруги, но, черт возьми, как же его порой бесила ее тупая улыбочка – одинаково неуместная в любых обстоятельствах. Ее писклявый голосок и заискивающий взгляд, которым она неизменно смотрела на него, если замечала, что он за ней наблюдает. Ее девичьи округлости, с течением времени превратившиеся из очаровательной пухлости в дородные формы чревоугодницы. Все в Батильде, что по первости Альдор находил если не прекрасным, то милым – все это за какие-то пару лет опостылело ему настолько, что хотелось выть.
Рядом с этой женщиной Альдора держали лишь долг да осознание, что она носит под сердцем его дитя. Наверное, его. Он редко навещал супругу в Ульцфельде.
Батильда поймала взгляд супруга, с деланной радостью помахала ему рукой, и Альдор, вымученно улыбнувшись, уставился на Рейнхильду. Каждое мгновение, когда он смотрел на нее, вызывало у него муку. И все же он заставлял себя продолжать. И лишь позже осознал, что таким образом прощался с мечтой.
Гацонские аристократки исподтишка обменивались неодобрительными взглядами: простой наряд невесты казался им недостойным облачения кронпринца. Светло-голубое платье без единой оборки смотрелось на фоне этого праздника так же уместно, как булыжник в сокровищнице. Из всех украшений Рейнхильда надела лишь гладкий серебряный диск на тонкой цепочке – символ веры. Такой аскезой невеста была обязана новым порядкам, которые установил на родине ее брат-еретик, и порядки эти порицали роскошь в любом проявлении. Впрочем, всеобщий отказ хайлигландцев от излишеств был продиктован не только религиозными нововведениями, но и опирался на банальную нужду: почти все драгоценности Волдхарды обменяли на хлеб. Грегор продал бы гацонцам и собственную корону, будь она золотой. Но королевский венец, выкованный из меча поверженного врага, гацонцев не интересовал.
Хайлигландцы приблизились к алтарю. Зазвучали церковные гимны – стройный хор воспевал Хранителя, и эти звуки возносились вверх, к узким витражным окнам Святилища. Когда священник принялся читать молитву, будущие супруги опустились на колени, и на их головы упало белое покрывало, Альдор не выдержал и отвернулся. Так и не смог заставить себя смотреть на церемонию. Слабак. Чертов слабак!
– Как же хорош король! – перешептывались благородные дамы подле Альдора. Правитель Хайлигланда, будь он трижды еретиком, все равно произвел на них впечатление. Высокий и крепкий, точно дуб, Грегор двигался с грацией, свойственной умелым воинам. На выделявшемся суровой красотой лице играла легкая улыбка, яркие синие глаза лучились счастьем. Не знай Альдор Грегора с юности, с легкостью мог бы поверить, что молодой король радовался церемонии, как дитя. – И как у одних родителей могли получиться такие разные дети?
– Ах, а ведь он все еще холост…
Альдор тяжело вздохнул, устав от квохтанья разряженных куриц, которые уже шепотом планировали отправить дочерей к хайлигландскому двору – теперь-то в холодном Эллисдоре гацонцев прибавится. Благородные дамы не знали, что сердце Грегора давно было занято. Грегор Волдхард жил войной. Лишь ее он любил и желал, о ней грезил и, к счастью для материка, все никак не мог развязать.
У южных красавиц не было шансов. Зато у Альдора оставались все шансы отправиться на плаху за все, что он задумал, если Грегор узнает об этом раньше времени.
Волдхард проявил истинные чувства лишь единожды – когда встретился глазами с самым нежеланным гостем церемонии. Канцлер империи Демос из Дома Деватон с достоинством поклонился королю Хайлигланда. Оба не проронили ни слова, и лишь эрцканцлер заметил, как всего на миг глаза Грегора превратились в лед. Альдор хорошо знал этот взгляд. Так смотрел Грегор, приказывая колесовать изменников. Так он глядел на всех, кого считал помехой. Этот ледяной взгляд означал лишь одно: что бы себе ни думали имперцы да Эклузум, Грегор все еще считал их врагами.
А он, Альдор ден Граувер, заключил с этими врагами сделку.
* * *
Свадебный пир грозил затянуться до конца месяца – меньшего от короля Энриге Альдор и не ожидал. Неуемная страсть гацонцев к роскоши на этот раз приняла поистине немыслимые масштабы. Армия поваров и слуг потчевала гостей сотнями изысканных блюд, тончайшие вина буквально лились рекой: в одном из многочисленных залов дворца установили фонтан со знаменитым тируджийским розовым – то был подарок от знаменитой гацонской семьи виноделов. Праздничные столы ломились от яств, сверкала начищенная посуда, полыхали печи и камины, а съехавшиеся со всех концов материка музыканты и актеры не давали гостям скучать. Аристократы и вельможи танцевали, поэты декламировали стихи, менестрели слагали песни – веселье длилось днями и ночами. Даже суровые церковники, которых на празднество пригласил сам Энриге, нет-нет да и притрагивались к окороку, жареным каплунам и коварным напиткам. Иные чревоугодники засыпали прямо возле столов: за постоянными сменами блюд было легко потерять счет времени. А вскоре гостей ожидало другое грандиозное развлечение – королевская охота.
– Ты совсем не ешь! – крепкий удар по плечу, что Грегор с его комплекцией считал дружеским хлопком, едва не снес эрцканцлера со скамьи. – Пост окончен. Неужели тебе не по вкусу гацонская стряпня? Погляди на него. Да одним этим поросенком можно три дня кормить целую семью!
Альдор взглянул на огромную тушу, источавшую дивный аромат пряностей, и потянулся за кубком.
– С меня, пожалуй, хватит на сегодня, – безмятежно улыбнувшись, ответил он. – Еще немного, и я лопну. С вином, впрочем, тоже пора заканчивать: опьяняет, как страсть.
Грегор понимающе кивнул.
– Это все старые монастырские привычки. Ты всегда мало ел, – он опустился на скамью рядом с Альдором, отчего та закачалась, и уставился на барона немигающим взглядом. – Скажи мне, дорогой друг, неужели ты, и правда, думал, что я не узнаю?
Альдор похолодел и застыл с поднесенной ко рту чашей.
– О чем? – силясь не выдать напряжения, спросил он.
– За последние годы ты здорово поднаторел в интригах и тайнах, барон Ульцфельд. Все, что ты делал, было ради блага страны. Похвальная верность. И все же я не ожидал, что у тебя появятся от меня тайны. Даже не знаю, что теперь и думать.
Альдор взглянул на короля. Лицо Грегора оставалось непроницаемым. По спине эрцканцлера пробежал липкий холодок.
– Ради всего святого, Грегор, что ты имеешь в виду?
– Рейнхильда. Ты всерьез думал, что я не узнаю?
Что-то в груди Альдора лопнуло, и он обмяк. Слава богу, Грегор говорил не о Демосе. Но как король, черт его дери, узнал о его чувствах к леди Рейни? Ведь он никогда и никому не говорил об этом. Даже на исповеди.
– Какого ответа ты от меня ждешь? – сейчас каждое слово следовало выбирать с осторожностью.
– Никакого, – ответил Грегор. – Брак Рейнхильды – наша общая затея. Она была обещана Умбердо много лет назад. И все же ты превысил полномочия, Альдор ден Граувер.
– Я не…
Взглядом король заставил Альдора замолчать.
– Тебе не следовало отдавать ей в приданое деньги из Ульцфельдской казны. Ты хотя бы мог предупредить меня заранее, чтобы я не чувствовал себя идиотом! Каково мне, по-твоему, было сначала узнать, во сколько обошлась вся эта церемония, – он обвел рукой богато украшенный зал, – а затем увидеть на бумагах, что я, оказывается, ничего не должен Гацоне?
Альдор едва не сполз на пол от облегчения. Мертвые боги, как же он испугался! Чего ему стоило сохранять спокойствие, он и сам не представлял. До сих пор не понимал, откуда в нем взялись силы сохранять внешнее спокойствие. Неужели зачерствел и привык?
– Свадьбе следовало состояться. Любой ценой, – только и ответил барон. – Я просто сделал все, что было в моих силах.
– Я благодарен тебе, друг, – Грегор тронул Альдора за больное плечо. – Ты сделал для меня столько, что никаких титулов и земель не хватит, дабы отблагодарить тебя. И все же впредь посвящай меня в свои планы. Я не болванчик на троне Хайлигланда. Я – истинный правитель и защитник этой страны. И я должен знать обо всем.
Альдор подавил невеселый смешок. Когда-то у них уже был подобный разговор, да только тогда темнил не Альдор, а сам Грегор, и его эрцканцлер обращался к нему с такой же просьбой. Тогда правитель тоже принял решение единолично, не посоветовавшись ни с кем из помощников. Последствия этого решения весь Хайлигланд ощущал на себе и по сей день. Но что позволено владыке, не дозволяется его слугам. Альдор помнил о своем месте.
– Прости, мой король, – склонил голову барон. – Я виноват перед тобой и понесу наказание, если пожелаешь меня покарать.
– Прощаю, – внезапно Грегор улыбнулся совершенно искренне, почти по-мальчишески. Альдор уже и забыл, как резко король менял настроение. – Прощаю и благодарю тебя – как моего друга и верного слугу государства. Ты многому научился за эти годы, многого достиг. Но самое главное – ты перестал бояться принимать важные решения и нести за них ответственность. Что бы ни думали о тебе наши вельможи, как бы ни сплетничали за спиной… Однажды они поймут, почему я тебя возвысил. И, полагаю, поймут очень скоро. Те, кто пытались тебя убить, осознали это раньше.
Альдор, прогнав остатки тревоги, уставился на друга:
– Мне стоит усилить охрану?
– Лишним не будет, – пожал плечами Грегор. – Но сейчас нам ничто не угрожает: враги не станут марать руки на священном празднестве. И все же я советую держать при себе хотя бы кинжал. Мало ли что?
Альдор печально усмехнулся. Зачем ему оружие, если он все равно не умеет с ним обращаться? Всего дважды, когда он убивал, ему удалось сделать это голыми руками. И оба раза ему помог случай.
Грегору с его великаньей силой оружие было не нужно, Альдору – бесполезно.
– Я приму меры, спасибо.
Король Энриге снова объявил танцы, громыхнула музыка, и гости принялись строиться в пары. Благородные дамы охотно пользовались возможностью продемонстрировать богатые наряды, а мужи – повнимательнее рассмотреть девиц на выданье.
– Пойдешь плясать? – спросил Грегор. – Твоя жена наверняка ждет приглашения.
Эрцканцлер покачал головой.
– Увы. Она очень печется о здоровье ребенка и боится танцевать, – проговорил он, глядя на Батильду, страстно поглощавшую мясной пирог. – Я тоже не буду. Устал.
– А я, пожалуй, все же приглашу сестрицу.
Грегор направился к новобрачным. Рейнхильда и Умбердо восседали за усыпанным цветами столом на возвышении. Слева от молодой жены расселись знатные хайлигландские родственники, справа от Умбердо – гацонские. На гацонской половине расположились и гости из империи. Контраст уродливой внешности канцлера Демоса и жгучей красоты его супруги Виттории притягивал взгляды и слуг, и аристократов. Прочих гостей рассадили за двумя рядами длинных столов у самых стен огромного зала. Пространство в центре предназначалось для представлений и танцев.
Альдор молча наблюдал, как Грегор поднялся к столу новобрачных, церемонно поклонился и протянул сестре руку, приглашая танцевать. Рейнхильда вопросительно взглянула на Умбердо, тот кивнул, и она, приняв приглашение, изящно спустилась к гостям. Увидев пару хайлигландцев, танцующие расступились, а музыканты заиграли другую мелодию.
Пришло время действовать. Танец должен был продлиться недолго, и у Альдора оставалось мало времени.
Барон встретился взглядом с правителем Гацоны. Энриге, извинившись перед гостями, покинул зал. Леди Виттория на миг отвлеклась от беседы с одной из дам и едва заметно кивнула Альдору. Он не ожидал, что Деватон посвятит в свои планы супругу. Впрочем, наверняка он сделал это неспроста – о Виттории говаривали всякое, но никто не ставил под сомнение ее незабываемую красоту и острый ум. Ее супругу, должно быть, очень повезло. Барон заметил, что место самого канцлера империи пустовало.
Итак, все было готово. Оставался черед Альдора. Если все сорвется, ему не жить.
Он перехватил Грегора, когда тот, вернув сестру новоиспеченному мужу, спускался, чтобы выйти на воздух. Жестом Альдор приказал охране оставить их.
– Нужно поговорить наедине.
– Едва ли сейчас это получится, – рассмеялся король. – Всюду люди. Боже, до этого я видел столько знати лишь единожды, на похоронах императора Маргия! Но сейчас все они хотя бы веселятся, а не кривят лица в напускной скорби.
– Поверь, радость многих здесь фальшива, – ответил эрцканцлер. – Этим браком довольны не все. Я знаю место, где можно спокойно побеседовать. Пойдем.
– Опять темнишь, Альдор. О чем ты хочешь говорить?
– О будущем.
Он повел Волдхарда по длинному коридору, соединявшему публичную часть дворца и закрытую, королевскую.
– Уверен, что нам позволят войти сюда без сопровождения? – весело спросил Грегор. Альдор отметил, что он явно переусердствовал с тируджийским вином. Восхитительный напиток, как оказалось, смог победить даже стойкого и всегда знавшего меру исполина. Барон давно не видел друга таким открытым. И тем больнее он переживал необходимость напрочь испортить ему вечер.
– Ты король Хайлигланда, а я – твой эрцканцлер. Думаю, гацонцы как-нибудь переживут.
– Помнишь, как мы воровали яйца из курятника во время поста? – спросил Грегор, пока они петляли по коридору. Редкие слуги, которые попадались им на пути, тут же сгибались в поклоне до земли и не смели задавать вопросов.
– Помню, как мне прилетело от наставника Уллия, – проворчал Альдор. – Вы-то с Лензом и Хенриком тогда смылись, а я не смог перелезть через забор, за что и получил. За всех четверых. Так отходили палкой, что спина и зад потом дюжину дней болели. Даже молиться приходилось стоя.
– Но мы же тогда отомстили за тебя! Смазали медом страницы его самого унылого манускрипта!
Грегор раскатисто захохотал, и Альдор сам не заметил, как улыбка поползла к ушам. Под ложечкой засосало, а в груди заныла щемящая тоска. Милостивый боже, Грегор Волдхард – тогда еще брат Грегор – был его единственным другом. Благородным, наивным, стойким – самым достойным слугой Хранителя из всех учеников Ордена. Во что же его превратила власть? В кого они оба превратились после того, как их перемололи жернова войны? И смогут ли они когда-нибудь вернуться к прежней жизни? Спокойной и понятной, где не будет места кровопролитию, интригам и обману.
Альдор знал, что этому не бывать. Не теперь, не после всего, что сделано и что предстоит совершить. Но отчего-то продолжал надеяться, что однажды шанс еще представится. Глупо. Следовало положить надежду в тот же ларец, куда он отправил мечту о Рейнхильде.
– Пришли, – тихо сказал он, остановившись возле инкрустированной ценным деревом двери. Замка не было.
– Что это за место?
– Малая библиотека его величества.
– О, ну в это время здесь точно никого не встретишь, – усмехнулся Грегор. – Жаль, я не прихватил с собой кувшин того прекрасного вина.
Альдор потянул позолоченное кольцо двери на себя и пропустил короля вперед.
– Вижу, на свечах здесь экономят, – задумчиво протянул Волдхард, едва не врезавшись в выступ. Было темно, и лишь пара свечей в настенном канделябре освещала кусок стены. – Видать, весь воск утащили в Большую залу, но как по мне…
Альдор запер дверь на засов. Тени в углу зашевелились, по полу потянуло сквозняком. Грегор замолчал и резко остановился. Он напряженно озирался по сторонам, превратившись в сгусток напряжения. Но ничего не мог увидеть.
– Итак, вы пожаловали, – из темного угла донесся мелодичный, но усталый голос короля Энриге. – Это очень хорошо. Думаю, можно начинать.
– Альдор, что все это значит? – в голосе Грегора сквозил металл. – Объясни немедленно.
Еще одна тень шевельнулась и подошла ближе. Альдор узнал обожженное лицо канцлера Демоса и отступил на несколько шагов, уперевшись спиной в дверь. Грегор сделал шаг навстречу врагу – бесстрашно, как всегда. Словно испуг и вовсе был ему неведом.
– Позвольте мне ответить за вашего приближенного, – вкрадчиво произнес урод.
– Заткнись! – Волдхард двинулся на Демоса, но тот, улыбнувшись, покачал головой. Альдор не понял, как это произошло, но от стены отделилась тень, и всего через долю мгновения между Грегором и Демосом блеснула сталь.
– Прошу, ваше величество, не подходите ближе, – произнес эннийский телохранитель Демоса на безупречном имперском. Он держал обнаженную саблю на уровне глаз короля. – Не стоит делать глупостей.
Грегор обернулся к Альдору:
– Что ты наделал? Что ты, черт возьми, задумал? Неужели…
