– Кто облил тебя духами?
– Духами?
– От тебя разит фиалками. – Коррин твердо взглянула на него. – Так сильно, что не продохнуть.
– Странно, – заморгал Мур, – я ничего не чувствую.
– Значит, у тебя заложен нос, – решила Коррин. – Твои фиалки я еще в поезде почуяла. Берт, надо тобой заняться. Тебе не хватает материнских наставлений. Капля одеколона? Ладно, если тебе так нравится. Только не с ароматом фиалок. Мужчине он не подходит. Ты что, искупался в этих духах?
– Ну… – растерялся Мур, – рад тебя видеть. Выпить хочешь?
– Хочу, – сказала Коррин, – и очень сильно. Но не настолько, чтобы пойти с тобой в коктейль-бар. Люди подумают, что это от меня так воняет.
Раненный в самое сердце, Мур вывел сестру на улицу, после чего занялся укладкой багажа. Вскоре он уже катил в своем седане по бульвару Уилшир. Рядом сидела Коррин. Девушка высунула голову в окно, а Мур мрачно смотрел на дорогу. Он пришел к выводу, что Коррин изменилась к худшему.
Вдруг Коррин повернулась к Муру, коснулась его руки и спросила:
– Что с машиной, Берт?
– Хм? – Мур убрал ногу с педали газа. – Была в полном порядке. А что не так?
– Шумит.
Мур прислушался.
– Ну да, двигатель шумит.
– Я не про двигатель, а про этот свист…
– Погоди, погоди, – попросил Мур и добавил после паузы: – Нет, это у тебя в ушах свистит… наверное…
Коррин окинула брата внимательным взглядом и вдруг упала к нему на колени. Мур машинально ударил по тормозам, но тут же понял, что сестра всего лишь прижимает ухо к его груди. Наконец Коррин выпрямилась и с любопытством воззрилась на брата:
– Свист исходит от тебя. Это ты свистишь. Точь-в-точь как…
– Как что?
– Полицейский. Ну, полицейский свисток. Перестань, пожалуйста. Понимаю, ты хочешь меня развеселить, но это не смешно.
– Я не свищу, – отрезал Мур.
– То есть ты не контролируешь этот свист?
– То есть нет никакого свиста!
– Ты, наверное, что-то проглотил, – вздохнула Коррин и подумала, что жители Нью-Йорка ведут себя более предсказуемо. Ты хотя бы знаешь, чего от них ожидать. Девушку обдало запахом фиалок, и она закрыла глаза.
В этот момент их нагнал полицейский. Он махнул рукой, веля Бертрану прижаться к обочине, после чего слез с мотоцикла, поставил ногу на подножку седана и открыл было рот – но тут же сжал губы и сердито уставился на Мура. Его ноздри слегка подрагивали.
– В чем дело? – осведомился Мур. – Я не превышал.
Не ответив, полицейский заглянул в салон, рассмотрел Коррин, проверил заднее сиденье и наконец спросил:
– Кто свистит?
– Это мотор, сэр, – вмешалась Коррин, не дожидаясь, когда заговорит Мур. – Клапан верхнего сальника прохудился. Мы как раз едем в автосервис, чтобы починить.
– К… клапан верхнего сальника?
– Да, – с железной уверенностью кивнула Коррин. – Клапан сальника. Верхнего. Ну, вы поняли.
После недолгой паузы полицейский почесал в затылке и произнес:
– На вашем месте я устранил бы эту неисправность, и как можно быстрее. Вы нарушаете общественный порядок.
– Спасибо. – Девушка мило улыбнулась. – Мы все починим. Прямо сейчас. Сами знаете, как оно бывает с этими клапанами.
– Ну да. – Полицейский проводил взглядом отъезжающий седан, не спеша оседлал мотоцикл и задумчиво пробормотал под нос: – Проклятье, а где он вообще находится, этот клапан верхнего сальника?
В пути Коррин заметно разнервничалась.
У Мура был двухэтажный дом в пригороде, окруженный газоном с двумя-тремя деревьями, и еще у него был Банджо – здоровенный пес, не осознававший своих размеров. Однажды он увидел пекинеса и укоренился в заблуждении, что сам он тоже диванная собачка. В одном из колен его покрытой мраком родословной отметилась колли, а посему Банджо был чрезвычайно шерстист и в совершенстве владел уникальной способностью линять круглый год. Это монструозное создание галопом выбежало из-за дома, углядело седан и мгновенно просчитало все ходы наперед.
У Банджо имелись собственные представления насчет автомобилей. Они двигаются; эрго, они живые, и теперь его хозяин, очевидно, стал пленником одного из этих диковинных существ. С отвагой, достойной поистине великих целей, Банджо бросился вперед и вонзил зубы в автомобильную покрышку.
Шина отозвалась грозным шипением, и Банджо, вмиг растеряв всю храбрость, поджал хвост и ретировался под сень крыльца, где и остался лежать, свернувшись в клубок, подрагивая и поскуливая.
Негромко и монотонно ругаясь, Мур выбрался из машины, которую оставил у тротуара, после чего переместил багаж на крыльцо и препроводил Коррин к парадному входу. Дверь им открыл скелет, нашедший где-то лист пергамента и бессистемно завернувший в него свои дряхлые кости. Скелет откликался на фамилию Питерс, а его имя – если у него вообще имелось имя – затерялось во мгле десятилетий. В хозяйстве Мура Питерс исполнял функции дворецкого, слуги, разнорабочего и мастера на все руки, а последние сорок лет только и делал, что старился, причем самым неопрятным образом. По меньшей мере двадцать лет из этих сорока его с нетерпением ожидали на том свете, и Мур не без оснований подозревал, что по выходным Питерс прогуливается под окнами похоронных контор и корчит потешные рожи их владельцам.
– Ха, – сказал Питерс не без злорадства, – вижу, у вас колесо спустило.
Коррин с удивлением уставилась на него, но старик явно обращался не к ней.
– Да, – ответил Мур, – спустило. Чертов пес прогрыз.
– Я починю, – пообещал Питерс, а затем взглянул на девушку и внезапно сошел с ума: впалый беззубый рот затрясся, морщинистое лицо с негромким похрустыванием разъехалось в ужасающей ухмылке, и дворецкий звучно закудахтал по-куриному: – Ну и ну! Мисс Коррин! Глазам не верю, вот это сюрприз!
– Сюрприз? В смысле? – холодно осведомился Мур. – Вы же знали, что она приезжает в гости.
Но Питерс, чьи скелетные кости содрогались от старческого веселья, проигнорировал столь грубую попытку остудить его пыл.
– Ха! – приговаривал он. – Давненько не виделись, мисс Коррин, давненько, и вы совсем не та, что раньше!
– А вы, – ответила Коррин, – ни капли не изменились.
Сокрытый в ее реплике юмор едва не добил старика. Вконец обезумевший, он эксцентрично заплясал вокруг чемоданов, то и дело присвистывая и всплескивая руками. Оставив Питерса наедине с его восьмидесятилетними причудами, Мур проводил Коррин в комнату, прилегавшую к прихожей.
Супруга Мура – миниатюрная Сьюзан, все еще красивая, но несколько склонная к полноте и истерии, – рассеянно раскладывала пасьянс. Она утверждала, что ничего не смыслит в алгоритмах, на которых зиждится мир, хотя в совершенстве овладела алгоритмом приготовления пищи; однако по-настоящему многосложные концепции – вроде пылесоса, радиоприемника или пасьянса – никогда не укладывались у нее в голове. Но сегодня, несмотря на карточную неразбериху, Сьюзан не сплоховала и поприветствовала Коррин гостеприимной улыбкой.
Когда обмен любезностями подошел к концу, Сьюзан принюхалась и радостно воскликнула:
– Ой, фиалки! Это мне?
– Хочу тебя кое о чем спросить, Сьюзан, – сказала Коррин. – Ты слышишь что-нибудь необычное?
– Необычное? Нет, – помотала головой Сьюзан, – ничего необычного. А что?
– Даже свиста не слышишь?
– А, свист, – просияла Сьюзан. – Свист я слышу. Но что в нем необычного? Самый заурядный свист.
Коррин закрыла глаза, отдышалась и наконец сумела выговорить:
– Тебе известно, откуда он исходит?
– Нет. А тебе?
Мур, недовольный таким поворотом беседы, хотел было вмешаться, но обернулся, когда за спиной у него раздались пренеприятнейшие щелчки и похрустывания. Стоя на пороге комнаты, Питерс манил хозяина рукой.
– Вы не могли бы хрустеть потише? – раздраженно спросил Мур, приблизившись к дворецкому. – Такое впечатление, что где-то неподалеку петарды взрывают.
– Да-да, именно такое впечатление, – согласился Питерс, с довольным видом созерцая узловатые костяшки пальцев. – Я набрал для вас ванну.
На мгновение Мур озадачился: какую еще ванну? Но тут его осенило.
– Ах, ванну, – обтекаемо сказал он. – Но разве я просил набрать мне ванну?
– Еще и соли добавил, – соблазнял его Питерс. – Для ванн. Очень много соли.
– Господи боже, ну с какой стати я сейчас полезу в ванну? – спросил Мур.
– С такой, что от вас сильно пахнет, – ответил Питерс, окончательно разрешив спор.
Стараниями Сьюзан ужинали в приличном обществе: супругу Мура всегда беспокоил незамужний статус Коррин, поэтому она, пользуясь случаем, пригласила к столу молодого человека по имени Стив Уотсон, вполне подходящего на роль жениха. Этот выдающийся образчик американской молодежи с его раскатистым сердечным хохотом и слабостью к зеркалам никогда не вызывал у Мура особенно теплых чувств.
Кто-то впустил Банджо в дом. Спустившись вниз, вымытый и выбритый Мур столкнулся с мастодонтовой псиной; в припадке слепой любви Банджо набросился на ошалевшего хозяина и едва не сбил его с ног.
– Лежать, черт тебя дери, – злобно пробурчал Мур. – Взял бы уже да сдох. Брысь!
Но Банджо не понял намека. В мохнатую тварь как будто вселился демон: пес гарцевал вокруг Мура на задних лапах и принюхивался изо всех сил, пока хозяин не схватил его за ошейник и не вышвырнул в ночную тьму под громкий протестующий скулеж.
После этого Мур привел в порядок свою одежду и отправился к остальным. Коррин и Стив Уотсон вели оживленную беседу, а Сьюзан с блаженным видом сидела в углу и любовалась этим зрелищем.
– Вы только гляньте, кого ветром принесло! – вскочил Стив. – Ну, здравствуйте. Как пожи…
Вдруг он умолк, и комната погрузилась в мертвую тишину.
– Какой душок своеобразный, – заметила наконец Сьюзан. – Разве у нас на ужин рыба?
Мур принюхался, но не учуял ничего подозрительного. Коррин же рассматривала брата с крайне скептическим выражением лица.
– Рыба? – переспросила она. – На ужин? Сомневаюсь, Сьюзан. Настолько дохлую рыбу вы бы подавать не стали.
Сьюзан позвала Питерса. Через некоторое время он, шаркая ногами, явился в гостиную.
– У нас что, рыба на ужин? – спросила Сьюзан.
– Нет, – твердо ответил Питерс. – Но у кого-то рыба. Хоть и не на ужин. – Обернувшись, он уставился на Мура и с укором произнес: – Как вижу, вы не стали принимать ванну.
– Откройте окна, Питерс, – велела Сьюзан, и окна были открыты, но это не помогло.
В комнате стоял явственный запах рыбы, давным-давно умершей от старости.
– Говорю же, ветром принесло, – восстановил самообладание Стив и с улыбкой шагнул навстречу хозяину дома. – Давненько не виделись, старина!
Мур с неприязнью посмотрел на протянутую ладонь и молча пожал ее. В тот же миг Стив издал пронзительный вопль, отпрыгнул и неистово затряс рукой. В горле у него забурлили проклятия, и лишь ценой нечеловеческих усилий он не дал им выплеснуться наружу.
– Боже мой, что с вами, Стив? – спросила Сьюзан.
– Ха-ха! – Стив попробовал изобразить улыбку. – Что, Берт, ни дня без шутки? Как вы это устроили? Чуть пальцы мне не сожгли. – И он подул на пальцы.
– О чем вы? – сварливо осведомился Мур.
Ему не нравились розыгрыши, особенно бессмысленные. Но Стив, как видно, вознамерился довести шутку до победного конца. Стремительным движением он схватил Мура за руку и проинспектировал его ладонь.
– Странно, – сказал он после паузы. – У вас что, провода в рукаве?
– Зачем мне провода в рукаве? – вопросил Мур.
– Ой, да ладно. – Стив сделал обиженное лицо. – Как хотите. Но шутка была не очень смешная.
– Рад, что вы это поняли, – едко ответил Мур, поглядывая на озадаченные лица Сьюзан и Коррин.
В гостиной появилась иссохшая фигура Питерса.
– Ужин подан, – объявил дворецкий и удалился, бормоча что-то насчет соли для ванн.
Нельзя сказать, что ужин увенчался безоговорочным успехом. Возможно, чайка проглотила бы его с большим аппетитом, но не следует забывать, что чайки питают слабость к рыбе во всех ее ипостасях. Сидевшие за столом, однако, оказались разборчивее чаек: Сьюзан и Коррин крепко прижимали к дрожащим ноздрям носовые платки, а ничем не защищенный Стив ел очень мало и все сильнее бледнел.
