– Сколько времени вы сидели в приемной до моего прихода?
– Минуту или две, – ответила она тихим, едва слышным голосом, потом резко вдохнула воздух. Она смотрела на него безумными испуганными глазами, потом как завороженная снова повернулась к письменному столу, словно ее туда тянула какая-то невидимая сила, сопротивляться которой она не могла.
– Вы можете это доказать?
– Что вы имеете в виду?
– Кто-то видел, как вы сюда заходили?
– Не знаю. Не думаю, что кто-то видел. Не могу сказать… Кто… кто вы такой? Я и раньше вас здесь видела. Вы знаете, как меня зовут.
Мейсон кивнул и представился:
– Моя фамилия Мейсон. Я адвокат. А теперь прекратите это представление. Или это сделали вы, или…
Он запнулся, когда его взгляд остановился на нескольких продолговатых листах бумаги, лежавших на ежедневнике. Он протянул руку и осторожно поднял их.
– Мои долговые расписки! – Сильвия Оксман чуть не задохнулась от волнения. – Я пришла, чтобы за них заплатить.
– Семь с половиной тысяч долларов. Правильно? – спросил Мейсон.
– Да.
– Вы хотели передать Грибу деньги за них?
– Да.
– Именно поэтому вы сюда приехали сегодня вечером?
– Да.
– Хорошо, давайте взглянем на деньги, – с мрачным видом предложил Мейсон.
– Какие деньги?
– Хватит тянуть время! На семь с половиной тысяч баксов, которые вы собирались отдать Грибу в обмен на долговые расписки.
– С какой стати мне их вам показывать?
Мейсон потянулся к ее сумочке. Сильвия отпрыгнула назад, глядя на него широко раскрытыми испуганными глазами. Он не успел схватить сумочку.
– Семи с половиной тысяч долларов у вас нет, – объявил Мейсон.
Сильвия ничего не ответила. Она дышала отрывисто и часто, ноздри раздувались.
– Это вы его убили? – спросил Мейсон.
– Нет… конечно, нет… Я вообще не знала, что он здесь.
– А вы знаете, кто его убил?
Она покачала головой.
– Послушайте меня, – заговорил Мейсон. – Я попробую вам помочь. Уходите и постарайтесь, чтобы никто вас не видел, когда будете выходить из коридора. Идите к одному из рулеточных столов и начинайте играть. Ждите меня. Я хочу с вами поговорить и услышать от вас правду. Запомните, Сильвия: никакого вранья.
Она колебалась мгновение, потом спросила:
– Почему вы это делаете для меня?
Мейсон рассмеялся с мрачным видом.
– И в самом деле, почему? Просто из-за дурацкой преданности моим клиентам. Я их защищаю, даже когда они мне врут, а врет большинство, некоторые еще пытаются обвести вокруг пальца.
Она изучающе смотрела на него темными блестящими глазами. К ней вернулась целеустремленность. Сильвия внезапно успокоилась и взяла себя в руки.
– Благодарю вас, – сказала она. – Но вообще-то я не являюсь вашей клиенткой.
– Если вы и не клиентка, то очень близки к этому. И, черт побери, я не могу поверить, что вы совершили это убийство. Но вам придется долго объясняться, прежде чем получится убедить других. А теперь уходите.
– Мои долговые расписки, – напомнила она. – Если мой муж когда-нибудь…
– Забудьте о них, – перебил Мейсон. – Для разнообразия доверьтесь мне. Я ведь вам верю.
Она мгновение задумчиво разглядывала его, потом отступила к двери, стараясь не смотреть на письменный стол.
– Эти долговые расписки… – опять открыла рот Сильвия Оксман.
– Уходите и не закрывайте дверь. Оставьте открытой, как было.
Она выскользнула за дверь, и секунду спустя в кабинете прозвенел звонок, сигнализируя, что Сильвия завернула в коридоре за угол.
Мейсон достал из кармана бумажник, отсчитал семь с половиной тысяч долларов, открыл ящик письменного стола носком ботинка и бросил в него деньги. Потом он толкнул ящик ногой, закрывая его, взял долговые расписки большим и указательным пальцами, зажег спичку и поднес ее к листам бумаги. К тому времени, как огонь добрался до его руки, расписки превратились в темные продолговатые куски, тлевшие по периметру. Огонь съедал последние части в центре.
Внезапно в тишине кабинета опять прозвенел звонок, объявляя, что кто-то приближается к нему по коридору. Через долю секунды звонок прозвучал еще раз. Значит, приближались двое.
Адвокат поспешно сжал то, что осталось от расписок, в руке, превращая эти остатки в пепел, бросил не сгоревшие уголки, за которые он их держал, в рот, быстро вышел в приемную и локтем захлопнул дверь в кабинет так, что щелкнул пружинный замок. Там он вытер почерневшие руки о брюки, опустился в кресло, открыл журнал и разворачивал жвачку, чтобы отправить пластинку в рот, когда открылась дверь в приемную. Появился Дункан в сопровождении высокого мужчины с водянистыми голубыми глазами, одетого в твидовый костюм. На плащах у обоих мужчин блестела влага.
Дункан резко остановился, уставился на Мейсона и спросил:
– Что вы здесь делаете, черт побери?
Мейсон неторопливо отправил пластинку жвачки в рот, свернул обертку в шарик, бросил его в пепельницу, сделал пару жевательных движений и только потом заговорил:
– Я жду Сэма Гриба, потому что хотел с ним поговорить. А раз уж вы здесь, я готов побеседовать с вами обоими.
– Где Сэм?
– Не знаю. Я постучал, никто не отозвался, поэтому я решил подождать. Странно, что у вас тут нет свежих журналов. Такое впечатление, что я нахожусь в приемной у стоматолога.
– Сэм у себя, – раздраженно сказал Дункан. – Должен быть у себя. Когда в зале идет игра, кто-то из нас обязательно находится в кабинете.
Мейсон пожал плечами и слегка приподнял брови, выражая легкое удивление.
– В самом деле? А из кабинета есть еще один выход?
– Нет.
– Что ж, в таком случае мы можем побеседовать с вами, пока ждем. Насколько я понимаю, вы подали иск?
– Конечно, подал, – раздраженно ответил Дункан. – Вы не единственный адвокат в стране. Если вы настолько глупы, что отказываетесь от выгодного дела, когда его вам предлагают, есть другие, не такие разборчивые.
– Не хотите ли жевательной резинки? – вежливо предложил Мейсон.
– Нет. Терпеть ее не могу.
– Ну, как хотите, – сказал Мейсон. – Теперь, когда вы обратились в суд, с вашими трудностями будет разбираться суд права справедливости, как и с вашими активами.
– И что?
– Долговые расписки являются частью ваших активов, – пояснил Мейсон. – Они были выданы в качестве погашения карточного или рулеточного долга. Ни один суд не позволит использовать себя в качестве посредника для сбора подобных долгов.
– Мы находимся в открытом море, – напомнил Дункан. – На нас не распространяется закон о запрете азартных игр.
– Может, вы и в открытом море, но ваши активы передаются на рассмотрение канцлерского суда. Суд, который при рассмотрении дел руководствуется принципами справедливости, придерживается вполне определенного правила: все договоры и контракты, связанные с азартными играми, считаются недействительными, поскольку противоречат государственной политике, независимо от того, действует закон, запрещающий азартные игры, или нет, на какой-то территории. Эти долговые расписки сейчас не стоят и бумаги, на которой написаны. Вы перемудрили, Дункан, превратив семь с половиной тысяч долларов в макулатуру.
– Сильвия никогда не поднимет этот вопрос, – заметил Дункан.
– Его подниму я, – сказал ему Мейсон.
Дункан внимательно посмотрел на него холодными голубыми глазами.
– Значит, вот почему вы отказались вести мое дело?
– Это одна из причин, – признал Мейсон.
Дункан достал из кармана кожаный футляр с ключами и уже собрался вставить ключ в замок в двери кабинета, но вдруг повернулся к мужчине в твидовом костюме.
– Если Сэм не заперся изнутри на все задвижки, я смогу открыть дверь, – сказал он ему, потом опять обернулся к адвокату. – Сколько вы готовы предложить?
– Номинальную стоимость этих долговых расписок.
– А как насчет тысячи сверху?
– Не будет ничего сверху.
– Вы вчера предлагали! – напомнил Дункан.
– То было вчера, – ответил Мейсон. – А со вчерашнего вечера много воды утекло.
Дункан вставил ключ в замок, повернул, щелкнул пружинный замок, и Дункан распахнул дверь.
– Пожалуйста, посидите в приемной несколько минут и… Боже праведный! Что это? – закричал Дункан.
Он отскочил назад, с ужасом глядя на письменный стол, затем развернулся к Мейсону и заорал:
– Что вы тут делали? И не говорите мне, что вы не знали об этом!
Мейсон вскочил с кресла и шагнул вперед.
– О чем вы говорите, черт побери? Я же сказал вам… – Он резко запнулся.
– Ни к чему не прикасайтесь, – приказал мужчина в твидовом костюме. – Надо звонить в отдел по расследованию убийств… Боже, я даже не знаю, кто всем этим будет заниматься. Может, маршал…
– Послушайте, мы с вами пришли сюда и застали этого типа в приемной. Он тут жевал жвачку и читал журнал трехмесячной давности. Мне это кажется подозрительным, – объявил Дункан, причем говорил очень быстро. – Сэма застрелили.
– Может, самоубийство? – высказал предположение Мейсон.
– Нужно все осмотреть, тогда будет понятно, самоубийство или нет, – заявил Дункан.
– Ни к чему не прикасайтесь, – повторил мужчина в твидовом костюме.
– Не будьте идиотом! – рявкнул Дункан. – Сколько времени вы здесь находились, Мейсон?
– Точно не скажу. Четыре или пять минут.
– Слышали что-нибудь подозрительное?
Мейсон покачал головой.
Мужчина в твидовом костюме склонился над письменным столом, заглянул за него и объявил:
– Оружия нигде не видно. И вообще если это самоубийство, он выбрал странное место, чтобы выпустить пулю. Сюда неудобно стрелять.
– Посмотрите под столом, – предложил Мейсон. – Пистолет мог выпасть у него из руки.
Мужчина в твидовом костюме продолжал рассматривать тело.
– Для подобного выстрела ему потребовалось бы держать оружие в левой руке, – медленно произнес он. – Он был левшой, мистер Дункан?
Дункан стоял с широко раскрытыми голубыми глазами и приоткрытым ртом, повернувшись спиной к двери сейфового помещения. На лице застыло выражение удивления.
– Это убийство! – выдохнул он. – Ради всего святого, выключите свет. Он отражается в его глазах, у меня мурашки бегут по коже. Нервная дрожь началась! Не могу в них смотреть!
– Нельзя ничего выключать! Ни к чему не прикасайтесь! – закричал мужчина в твидовом костюме.
Мейсон стоял на пороге, как раз на границе, разделявшей приемную и кабинет, специально не заходя в помещение, где находился труп.
– Давайте все-таки удостоверимся, не валяется ли оружие где-то на полу, – предложил он. – В конце концов ведь очень важно, убийство это или самоубийство. Это большая разница. Нужно знать перед тем, как звонить в полицию. Он мог уронить пистолет…
