– Не говори непристойностей. – Мать с жестом отвращения поставила свою чашку.
– Сначала грубости, затем непристойности, – заметил он. Его терпение иссякало. – В самом деле, мадам, удивительно, что вы вообще терпите мое общество.
Она нахмурилась.
– Я…
– Вам нужны деньги?
– Нет, я…
– Тогда у вас есть какое-нибудь срочное дело, которое вам требуется обсудить со мной?
– Лазарус…
– Ничего не случилось? – перебил он. – С вашими землями или слугами?
Она молча смотрела на него.
– В таком случае, боюсь, я должен уйти, леди Кэр. – Он встал и, не глядя ей в глаза, поклонился. – Желаю вам доброго утра.
Он был уже у двери, когда она сказала:
– Ты не знаешь. Ты не знаешь, каково это было.
Он стоял спиной к ней и не повернулся, чтобы ответить.
Мэри Хоуп не становилось лучше.
Темперанс с беспокойством смотрела на кормилицу, Полли снова и снова пыталась заставить младенца взять сосок. Крохотные вялые губы младенца были раскрыты, но ребенок лежал неподвижно, его глаза не открывались.
Полли подняла глаза и печально взглянула на Темперанс.
– Она не сосет, мэм. Я почти не чувствую ее.
Темперанс выпрямилась, поморщившись от боли в спине. Сейчас казалось, что она хлопотала над Полли и ребенком уже целые часы. Полли сидела в старом кресле с ребенком на руках. Это кресло было самым удобным предметом обстановки в ее маленькой комнате – Темперанс отдала его Полли, когда наняла ее как одну из кормилиц приюта. Кормилицы не жили в приюте. Они только брали подопечных к себе домой.
Поскольку Темперанс не могла следить за кормилицами, было очень важно найти женщин, которым она могла бы доверять, и Полли была лучшей из них. Немного старше двадцати, темноглазая и темноволосая кормилица была довольно хорошенькой. Она была замужем за моряком, который приезжал домой не слишком часто, однако успевал при этом завести со своей женой пару младенцев. Между его не слишком частыми посещениями Полли сама содержала и себя, и свое маленькое семейство.
Кроме кресла, в комнате Полли стояли стол и кровать с пологом, на стене висели дешевые картинки, изображавшие нарядно одетых леди. Над камином Полли повесила круглое зеркало, отражавшее тот слабый свет, который освещал комнату. На каминной полке расставила немногие принадлежавшие ей вещи: подсвечник, баночки для соли и для уксуса, чайник и оловянную чашку. В углу этой жалкой комнаты играли дети Полли – уже ходивший малыш и ребенок, только что научившийся ползать.
Темперанс снова взглянула на Мэри Хоуп. Комната Полли, хотя и бедная, была безукоризненно чистой, а сама Полли – чистоплотной и серьезной. В отличие от многих других женщин, которые зарабатывали на жизнь, она не пила и, казалось, по-настоящему заботилась о младенцах, которых ей поручали.
– Можешь попробовать еще раз? – с тревогой спросила Темперанс.
– Да, я приложу ее к соску, но не больна ли она?.. – заметила Полли, перекладывая ребенка. Она немного расшнуровала кожаный корсет и, оттянув шерстяную сорочку, оголила грудь.
– А что, если мы капнем ей в рот молока?
Полли вздохнула.
– Я вливала, но она проглотила только одну или две капли.
Самый маленький ребенок Полли, девочка, подползла и, прислонившись к креслу, заплакала.
– Можете подержать ее минутку, пока я займусь своей?
Темперанс почему-то не хотелось брать в руки это хрупкое дитя, но Полли уже вкладывала Мэри Хоуп ей в руки. Темперанс напряженно держала ребенка, девочка была легче перышка. Полли положила на колени своего ребенка. Ее дитя мгновенно ухватилось за сосок и сосало, удовлетворенно захлебываясь, пухлыми пальчиками держась за большой палец своей ножки. Темперанс перевела взгляд с явно упитанного ребенка на впалые щечки Мэри Хоуп. Девочка уже открывала глаза, но они смотрели куда-то поверх плеча Темперанс, и вокруг них собирались морщинки, которых не было у толстенького здорового ребенка.
Темперанс поспешила отвести взгляд, ее грудь сжималась от чувства, которое она не хотела называть. Она не будет испытывать какие-то чувства к этому умирающему ребенку, не будет. В прошлом она уже обожглась, щедро раздавая свою любовь, и теперь держала ее в своей груди под замком.
– Ну, голубка, ты довольна? – ласково спросила Полли девочку, которую держала на руках. Потом взглянула на Темперанс. – Дайте мне попытаться еще раз.
– Хорошо, только не забывай о своих, – сказала Темперанс, с облегчением передавая ей Мэри Хоуп. Она слышала о кормилицах, которые морили голодом собственных детей, чтобы накормить ребенка, за которого платили.
– Не беспокойтесь, – заверила Полли. – У меня молока всем хватит.
Она подтвердила свои слова, обнажив вторую грудь, и приложила к ней Мэри Хоуп, в то время как ее собственный ребенок продолжал сосать первую грудь.
Темперанс кивнула.
– Спасибо. На этой неделе я оставлю тебе побольше денег. Обязательно потрать их на еду для себя, пожалуйста.
– Так и сделаю, – ответила Полли, уже наклонившись к больному ребенку.
Темперанс, немного поколебавшись, в конце концов просто пожелала Полли доброй ночи и ушла. Что еще она могла сделать? Она прошла через многолюдные комнаты дома, в котором Полли снимала комнату.
Темперанс наняла самую лучшую кормилицу и даже платила ей дополнительные деньги из скудных фондов приюта.
Остальное было в руках Божьих.
Уже начинало темнеть, в Сент-Джайлсе кончался день. Темперанс охватила дрожь. Мимо нее прошла женщина, несущая на голове плоскую широкую корзину с остатками устриц. Уинтер передал, что сегодня допоздна останется работать в школе, но все равно нужно приготовить ужин и уложить детей перед встречей с лордом Кэром.
В дверной нише, мимо которой она проходила, шевельнулась огромная тень, и у Темперанс замерло сердце.
Она услышала звучный голос лорда Кэра.
– Добрый вечер, миссис Дьюз.
Она остановилась, с возмущением подбоченясь.
– Что это вы здесь делаете?
Она увидела, как под треуголкой удивленно поднялись его брови.
– Жду вас.
– Вы следите за мной!
Он, нисколько не смущенный ее обвинением, кивнул:
– Так и есть, миссис Дьюз.
Она раздраженно вздохнула и пошла дальше.
– Вам, должно быть, страшно надоело играть в такую детскую игру.
Он усмехнулся, и ей показалось, будто его плащ прикоснулся к ее юбкам.
– Вы и понятия не имеете.
Неожиданно она вспомнила его поцелуй, уверенный, горячий и совсем не нежный. Вспомнила, как забилось сердце, как кожа стала влажной от пота. Он представлял собой угрозу, угрозу всем ее эмоциям, которые она так напряженно сдерживала. Она резко ответила:
– Я не развлечение для скучающего аристократа.
– А разве я это говорил? – спокойно спросил он. – К кому вы приходили в этот дом?
– К Полли.
Он стоял позади нее так тихо, что можно было подумать, что он превратился в призрак.
Темперанс вздохнула. Любой другой джентльмен – особенно аристократ – отвернулся бы от нее при таких язвительных словах и в праведном мужском гневе оставил бы ее. Какую бы игру ни вел лорд Кэр, он был терпелив.
И кроме всего прочего, приют нуждался в попечителе.
– Полли – это наша кормилица, – уже спокойнее объяснила Темперанс. – Вы помните, той ночью, когда мы встретились, я принесла в приют еще одного ребенка. Я поместила младенца, очень слабую девочку, у Полли, чтобы она выкормила ее. Малышку зовут Мэри Хоуп.
– Кажется, вы… – Он умолк, словно раздумывая над тоном ее голоса. – Огорчены.
– Мэри Хоуп не сосет, – сказала Темперанс.
– Значит, этот ребенок умрет, – отчужденно сказал Кэр.
Она остановилась и резко повернулась к нему.
– Да! Да, Мэри Хоуп умрет. Почему вы так равнодушны?
– А почему вы так неравнодушны? – Он остановился, как обычно слишком близко от нее, и ветер развевал его плащ, который, как живой, обхватывал ее юбки. – Почему вы так переживаете из-за ребенка, которого едва знаете? Вы ведь знали, что ребенок болен, возможно, уже умирает, когда несли его в приют?
– Потому что это моя работа, – яростно заявила она. – Это причина, по которой я просыпаюсь, причина, по которой я ем и сплю, эта причина – забота о детях. И содержание приюта.
– И это все? Вы не любите самого ребенка?
– Нет, конечно, нет. – Она повернулась и пошла дальше. – Я… я, конечно, беспокоюсь о каждом ребенке, но позволить себе любить умирающего ребенка было бы верхом глупости. Не думайте, что я этого не понимаю, милорд.
– Какая самоотверженность, – с легкой насмешкой сказал он. – Настоящая мученица. Да вы, миссис Дьюз, просто святая. Вам не хватает только нимба и окровавленных ладоней.
Резкий ответ уже был готов сорваться с ее языка, но Темперанс сжала губы и проглотила слова.
– И все же, – где-то позади, близко от нее, заговорил лорд Кэр. – Интересно, можно ли запретить себе полюбить ребенка? Некоторым это, наверное, легко, но в вас, миссис Дьюз, я очень сомневаюсь.
Он раздражал ее, и она ускорила шаги.
– Вы считаете себя знатоком эмоций, милорд?
– Вовсе нет, – тихо ответил он. – Я редко что-то чувствую. Но, как безногий человек, я необъяснимо восхищаюсь теми, кто умеет танцевать.
Они завернули за угол, и она, задумавшись, не заметила, что они удалились от приюта.
– Вы ничего не чувствуете?
– Ничего.
Она остановилась и с любопытством посмотрела на него.
– Тогда зачем тратить столько времени на поиски убийцы вашей любовницы?
Он не без цинизма скривил губы.
– Я бы не придавал этому слишком большого значения. Всего лишь каприз.
– А теперь кто лжет? – прошептала она.
Он раздраженно посмотрел в сторону.
– Я заметил, что мы идем не к вашему дому.
Странно, но ее разочаровала смена темы. Если он на самом деле не испытывал никаких чувств, то зачем проводить месяцы в поисках убийцы? Не чувствует ли лорд Кэр большее, чем признает? Или он действительно тот холодный, бесчувственный аристократ, каким изображает себя?
Но он молчал, явно ожидая ее ответа. Темперанс вздохнула.
– Я веду вас на Хэнгманс-элли, где обитает Марта Суон.
– А ваш брат не будет беспокоиться, если вы не вернетесь домой?
– Если мы сумеем и вернемся через час, я скажу, что навещала других кормилиц, – проворчала Темперанс, шагая дальше.
– Вот как, миссис Дьюз? Вы лжете своему родному брату?
На этот раз она просто пропустила его замечание мимо ушей. Наступила глубокая ночь, улицы опустели, грабители вышли на охоту, и Темперанс радовалась, что взяла с собой пистолет. Прошло полчаса, когда они свернули на Хэнгманс-элли, туда, где собирались грабители, воры и карманники. Интересно, сознает ли лорд Кэр всю опасность пребывания в этом месте? Она искоса взглянула на него и заметила, как он движется с грацией хищника, зажав в кулаке свою трость черного дерева, как будто это была дубинка.
Он перехватил ее взгляд.
– Какое приятное соседство.
– Хм. – Но несмотря на небрежный тон, Темперанс радовало, что у него был такой грозный вид. – Вот именно.
Она показала на ободранную вывеску, на которой был нарисован башмак.
