Анастасия Флейтинг-Данн "Первая раса. Высоко над радугой"

– Ага, Ри славно постаралась, – подхватил Хитоми. – Пока его вели в медпункт, он всё вопил, что она ему печёнку отбила!

– Не знаю насчёт печёнки, но нос она ему расквасила! – радостно вторил Энди.

– Так ему и нужно! – Аби на коленках заскакала на кровати так, что та ходуном пошла. – Я бы ещё оставила фонарей под глазами!

«Храбрая какая. А лёжа на земле не больно-то храбрилась».

– Точно! – обрадовались мальчишки.

– Нас никто больше не посмеет обидеть! Верно я говорю, Ри? Мы постоим друг за друга! Ведь друзья так делают, – беспечно щебетала Аби. – Разве нет?

Риса замерла. Личико её вытянулось, и она недоверчиво спросила:

– Мы теперь друзья?

– Конечно, почему бы и нет? Разве ты против?

Риса обвела всех взглядом. Наверное, они всё-таки хорошие. Нет, точно хорошие!

– Я не против, – негромко сказала девочка, заправив прядь волос за ухо.

***

– Потрудитесь объяснить, фрау Зиско, – нарочито спокойно потребовал герр Флаушиг, директор школы-интерната, – что здесь происходит.

Массивная женщина-завуч, красная от гнева, молча смотрела на детей, сбившихся в кучу на односпальной кровати. Все четверо мирно посапывали, даже не замечая, какая гроза готова разразиться над ними.

– Хотя бы постарайтесь придумать убедительное оправдание, как дети смогли стащить ключи у вахтенного и пробраться в изолятор.

Маленькая мальтийская болонка директора Флаушига, сидевшая возле его ног, заёрзала от нетерпения. Ей хотелось играть, а не слушать проповеди хозяина. Не то чтобы те были плохи, но слушать их интересно только после завтрака и прогулки.

– Я разберусь, герр Флаушиг, – тяжело выдохнула фрау Зиско.

Директор Флаушиг вытащил из кармана пиджака собачьи сухарики и бросил парочку Татти.

– Лучше позовите сюда фрау Рюгге.

– Фрау Рюгге, кажется, в декретном отпуске.

– Вот как? – искренне удивился мужчина. – Как-то из головы вылетело. Напомните, кто у нас теперь вместо неё?

– Как, и вы забыли? – пришёл черёд фрау Зиско изумляться. – Какой-то молодой специалист, не то Райфе, не то Райер.

Спящие дети, потревоженные голосами, зашевелились.

– Ладно, – несколько равнодушно отозвался директор. – Пригласите-ка этого вашего Райера. Посмотрим, что он за специалист.

3.

– Вы хотели меня видеть? – герр Райер заглянул в приоткрытую дверь изолятора, и к нему тут же устремились взгляды всех собравшихся. – А вас тут многовато. Не тесно?

– Значит, это вы герр…?

Директор Флаушиг протянул было руку для приветственного жеста. Но, потрясённый внешним видом школьного психолога, остановился. На молодом мужчине огнём пылала красная футболка, запястье закрывал не то напульсник, не то широкий плетёный браслет-фенечка.

– Райер. Доброе утро, – мужчина словно не заметил растерянности на лице герра Флаушига и крепко пожал ладонь директора. – И вам здравствуйте, фрау Зиско.

– Видимо, вы только что с пробежки и не успели переодеться?

– Да нет, – вопрос директора явно удивил герра Райера, – я в рабочем.

Челюсть герра Флаушига отвисла в изумлении, но мужчина тут же собрался и поспешно захлопнул рот.

– Я считаю, что сотруднику нашего учреждения непозволительно являться на работу в подобном виде, – произнёс он, поправляя галстук. – Есть правила, установлен дресс-код…

– Прошу прощения, – перебил герр Райер, нагло, но мягко, – я считаю иначе. По моему скромному мнению, специалист, работающий с формирующейся детской психикой, не должен выглядеть как надсмотрщик в колонии.

– Форменная одежда установлена церковью! – вспыхнул директор Флаушиг. – Кроме того, вашей предшественнице так не казалось!

– Ну, так я и не моя предшественница, – просто, слегка наивно отозвался герр Райер. – И я работаю так, как считаю нужным. Мне кажется логичным даже внешним видом вызывать у детей доверие и расположение к себе, а не страх.

Дети на кровати переглянулись.

– Ну, знаете! – герр Флаушиг вытаращил глаза. – Это слова абсолютно некомпетентного человека без какого-либо опыта работы!

Явно намечалась ссора. Герр Райер повернулся к детям, прижавшимся друг к другу, как воробьи на проводе. Во взгляде его было что-то покровительственное, и Риса сразу успокоилась: он не даст в обиду ни себя, ни их.

– Вы пригласили меня сюда, чтобы усомниться в моей профессиональной компетенции? Ещё и перед детьми? – обратился герр Райер к директору. – Простите мою бестактность, но вам известно такое понятие, как профессиональная этика? Если нет, тогда, пожалуй, в ответ я вынужден усомниться в вашей…

– Слушайте, вы! – вклинилась в разговор завуч Зиско. – Что вы себе позволяете? Вы работаете у нас от силы… сколько? Никто – даже руководители! – вообще не в курсе, что вы часть коллектива!

– Фрау Зиско, – с нажимом произнёс герр Райер, – я попрошу вас не встревать. И, Бога ради, не кричите. Здесь не ток-шоу, а сиротский приют. Ещё и при католической церкви, помилуй Господь её душу.

Он сомкнул большой палец левой руки с остальными, и по мере их сближения, рот у завуча сам собой закрывался. Герр Райер удовлетворённо кивнул.

– Не моя вина, что вы элементарно не можете запомнить, кого принимаете на работу. Учитывая, что вы принимали мои документы, а начальство в моём присутствии подписывало приказ.

Оба – и директор, и завуч – переглянулись. Ужасно неприятное чувство – быть отчитанным каким-то юнцом! Юнец же как-то неопределённо махнул рукой и повернулся к директору.

– Им нужна любовь, – кивнул он на детей. – Не железный кулак, а тёплые объятия. Разве они этого не заслужили?

– Руководительский состав здесь не для этого, – процедил герр Флаушиг.

– Правильно. Для этого есть воспитатели, – согласился герр Райер. – И почему-то от этих самых воспитателей дети бегут, чтобы утешиться друг другом. Вы считаете это нормальным? Детям нужен психолог, это точно. Но лишь потому, что воспитатели не выполняют своих обязанностей.

Дети с восхищением наблюдали за герром Райером, который столь бесстрашно противостоял более мощной и грубой силе, нежели завучу. А директор стоял молча, лишь покрываясь испариной.

– От того, что вы орёте, наказываете их и запираете в изоляторах, они не станут вас больше уважать, – психолог вплотную подошёл к герру Флаушигу. – Лишь презирать и ненавидеть. У этих детей не самое радужное прошлое, а вы ломаете их, лишая нормального будущего.

Прошу прощения, – добавил он уже обычным приветливым тоном, – но мой рабочий день ещё не начался. У меня есть ещё десять минут на кофе. Если вам есть что ещё обсудить, прошу к себе в кабинет.

Он окинул руководительский состав мягким взглядом, поправил лямку рюкзака и, насвистывая, покинул изолятор. Стало так тихо, что было слышно, как о стекло бьётся жирная муха. Дети переглянулись, и Аби победно потрясла кулаками.

– Фрау Зиско, – голос директора заставил детей поёжиться, – проводите учеников в их комнаты. И сделайте так, чтобы в ближайшее время я не видел их вместе.

***

Риса в третий раз постучала, но никто не ответил. Тогда она попробовала повернуть дверную ручку, и на удивление та поддалась. Девочка вошла в кабинет, плотно затворяя дверь.

Внутри было тихо, лишь колокольчики тихонько позвякивали на сквозняке. Она позвала герра Райера, но психолог не отзывался. Ну что ж, пока его нет, можно хотя бы осмотреться.

Кабинет был полон каких-то интересных мелочей. Одних ловцов снов Риса насчитала минимум пять штук, а на полке книжного шкафа у входа разглядела цветочный горшок, из которого свисала по краям пушистая шапка мха. На книжных полках, как на насестах, раздувались алебастровые совы всех размеров. Возле массивных книг в кожаных переплётах медью отливал вечный календарь. На рабочем столе теперь возвышалось нечто, напоминающее кусок скалы. Внутри широкой трещины блестели фиолетовые камни. Ого, какая красотища!

Внимание девочки привлекла картина: на холсте без рамы было изображена красивая девушка со смиренным выражением лица. Шоколадного цвета волосы были собраны в тугие косы, украшенные бабочками монархами.

Тут же по соседству висело изображение беловолосого вихрастого мальчика. Под блестящими глазами залегли розовые тени. Мальчик на картине смотрел чуть обиженно, как будто его только что отчитали родители и лишили сладкого в придачу.

На третьей картине Риса рассмотрела красивый сад в сиреневых сумерках. Но вместо портрета, как на предыдущих двух, был лишь чёрный силуэт. Обитателя картины будто вырвали из привычного пейзажа за какой-то проступок, как будто он внезапно оказался недостойным нахождения в этом цветущем мире.

«Жутко», повела плечами Риса и поспешно вернулась к столу.

На кресле воцарился плюшевый орангутанг. Кто только придумал натянуть на него жёлтые штаны? Девочка покрутила обезьяну в руках, надавила на живот. Сработала пищалка, и игрушка издала протяжное «ку».

– Это Анатолик.

От неожиданности Риса выронила орангутанга.

– Милейшее существо, – продолжал голос, – но упрямое и принципиальное.

Герр Райер наблюдал за Рисой из дверей. От его кружки с кофе поднимался пар.

– Признаться, я тебя не ждал. Думал, вас сильно наказали.

– Да нет, – пожала плечами Риса, сажая игрушку на место. – Всю неделю запретили играть вместе. Не страшно, переживём.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся мужчина, пройдя к столу. Некоторое время он молча, внимательно смотрел на Рису, а затем уточнил: – Ты ведь пришла не просто так, верно? Хочешь поговорить?

Риса кивнула. Она взобралась на кресло, заёрзала, устраиваясь поудобнее. Было видно, что она тянет время, собираясь с силами. А вдруг её поймут неправильно и будут смеяться?

– Герр Райер… – нерешительно произнесла Риса. – Бог ведь есть?

– Бог? – переспросил мужчина. – Ну, смотря что ты… почему ты спрашиваешь?

Девочка на миг замялась.

– Понимаете… вчера я сказала, что чувствую себя одиноко. Что у меня никого нет. А ночью пришли они, – Риса качнула головой, словно указывая на невидимых глазу детей, – и сказали, что хотят дружить со мной.

Герр Райер внимательно слушал девочку. Та вскинула голову и тряхнула копной сиреневых волос:

– Это просто так получилось, или… Бог правда меня услышал?

Герр Райер опустился на кресло, отпил кофе. Девочка следила за каждым его движением, боялась, что он внезапно заговорит, а она что-то упустит.

– Ты знаешь, что такое Бог, Риса?

– Нет, – девочка снова заёрзала. – Но воспитатели очень часто говорят о нём.

– И ты ни у кого не просила объяснений?

«Я не подумала», хотела было сказать Риса, но непонятно откуда нахлынувшее чувство стыда заставило лишь покраснеть.

– Все люди по большей части делятся на две группы, – заговорил герр Райер, вдруг совершенно по-свойски закинув ноги на стол. – Одни верят, что весь мир создан в результате какого-то действия – взрыва, соединения, смешивания. Другие считают, что их создал Бог – слепил из глины, например. И те, и те считают, что они правы, а другие ошибаются. Но на самом деле…

Герр Райер прервался на кофе, и Риса даже приподнялась на кресле. Что, что на самом деле?

– Ошибаются и те, и другие.

Девочка разочарованно выдохнула.

– Ошибаются в том, что говорят об одной и той же вещи, но только называют её разными именами, – продолжил герр Райер. – Бог – это сила, энергия. Вселенная, если хочешь.

– Не понимаю, – искренне призналась Риса.

– Вот смотри, – тут же подхватил мужчина. – Есть ребёнок и его родитель. Родитель воспитывает ребёнка, следит за тем, чтобы он рос здоровым и развивался. Если ребёнок всё делает правильно, хорошо ведёт себя, не капризничает и не обижает других, родитель хвалит его, может быть, делает подарки. Но если ребёнок поступает плохо, не слушается, скверно влияет на других – его наказывают и лишают каких-то удовольствий. Понимаешь?

Конечно, чего же тут непонятного?

– Так вот, человек – это ребёнок, а Бог – родитель.

Нет, всё же не совсем понятно. Об этом Риса не преминула сообщить герру Райеру, и мужчина улыбнулся. Не снисходительно, как многие взрослые, а совсем по-дружески.

– Мир вокруг нас тоже живой, и его нужно воспринимать как родителя. Если мы ведём себя хорошо, то всё вокруг выстраивается, словно в сказке. А если нет – увы, нужно указать, что мы движемся не в том направлении. Вот как ты и Маркус.

– Я? – изумилась Риса.

– Конечно. Он поступал неправильно, и ему явилось наказание в твоём лице.

– Скажете тоже, – девочка нахохлилась – меня Бог послал. Так не бывает.

– Ну почему же? – рассмеялся герр Райер. – А как же твои друзья, избавившие тебя от одиночества?