Василий Арсеньев "Путь к свободе"

«Я спас ей жизнь, но она даже не узнает об этом, – с досадой думал он. – Как я боюсь за неё! Столько зависти и злости в людях. Донос на доносе! Как мне защитить её, тем более, теперь во время войны? Если только… Нет, она слишком гордая! И я вёл себя прежде так недостойно». Он покраснел от стыда при воспоминании о своей прошлой жизни.

Карл Вайс узнал, где живёт Марта, и вечером поехал к ней. Охрану он оставил у подъезда, а сам поднялся на лестничную площадку. Позвонил в дверь. Прошло немного времени, и по ту сторону послышались торопливые шаги. Сердце в груди у него учащённо забилось. Дверь открылась… Марта в лёгком халатике стояла перед ним, – с удивлённым и несколько испуганным видом.

– Это… вы? – прошептала она дрогнувшим голосом.

Он молчал, тяжело дыша, и, наконец, собрался с мыслями:

– Марта, нам надо поговорить… Это очень важно!

– Проходите.

Карл Вайс вошёл в квартиру. Марта проводила его в гостиную, едва заметно прикрыв дверь в ванную.

– Я только переоденусь, – улыбнулась она, оставляя гостя одного.

Карл Вайс присел на диван; для него потянулись томительные минуты ожидания. Наконец, она вышла к нему в красивом вечернем платье. Он встал, потом снова сел.

– Итак, я вас слушаю, г-н Вайс, – сказала Марта, присаживаясь подле него. Карл Вайс устремил на неё долгий взор, едва не позабыв о цели своего визита.

– Ах, да, – вымолвил он, – Марта, вам угрожает опасность…

– Я вас не понимаю! – испуганно проговорила она.

Тогда Карл Вайс рассказал ей о доносе.

– Вы отвели от меня угрозу. Но почему? – спросила она, заглянув ему в глаза.

– Вы знаете ответ на этот вопрос, – уклончиво отвечал он.

– Я бы никак не подумала, что могут осудить за… песню, – презрительно скривила губы Марта.

– Это была песня из американского фильма, – невзначай обронил Карл Вайс.

– И что? Это значит, я изменила Родине? – повысила голос Марта, отвернувшись в сторону.

– Конечно, нет, – поспешно отвечал Карл Вайс, осознав свою ошибку. – Но…

– Что? – она исподлобья взглянула на него.

– Марта, всегда найдутся люди, готовые написать ложный донос в корыстных целях… И я бы хотел обезопасить вас.

– И каким же образом? – усмехнулась Марта.

– Я предлагаю вам переехать во дворец рейхскомиссариата Украины, – отвечал он, потупив взор и даже слегка покраснев.

– Что? – удивилась она, переспросив.

– Вы только не подумайте ничего такого, – поспешно проговорил он. – Это временно, – пока не кончится война. У вас будет своя прислуга. Во дворце много комнат! Мы будем жить отдельно…

Карл Вайс ждал, что она скажет, не смея взглянуть на неё. Марта молчала.

– Весьма неожиданное предложение! – наконец, заговорила она. – Мне надо подумать…

– Да, конечно, – согласился он, – я и не требую ответа от вас прямо сейчас. Но знайте – в моём доме вы всегда желанная гостья!

***

Когда незваный гость ушёл, Марта закрыла за ним дверь, потом она вернулась и опустилась на диван. Вскоре на пороге гостиной появился мужчина с острыми, как бритва, глазами и чёрной куцей бородкой.

– Я всё слышал, – сказал он по-немецки. – Это невероятная удача для нас! Он не только рейхскомиссар Украины, но и любимец Гиммлера, которому открыты многие тайны рейха!

– Его не завербовать, – тихо проговорила Марта по-русски.

– Да, он офицер СС, – кивнул в знак согласия мужчина. – Но мы сделаем иначе. Он будет работать на нас, даже не догадываясь об этом… И ты нам в этом поможешь!

Марта скривила губы в презрительной гримасе.

– Что? Я должна буду спать с этим мерзким палачом?

– Да. В интересах нашего дела, – спокойно отвечал мужчина. – Во имя возрождения России!

***

На другой день Марта Клаус явилась во дворец. Тем временем, в кабинете рейхскомиссара шло совещание, на котором сановники, краснея, оправдывались в срыве плана военного снабжения.

Карл Вайс впервые занял столь высокий пост и оттого с трудом вникал в суть государственных дел. До сих пор у него был только один способ решения всех проблем – наказание виновных и устрашение колеблющихся. Теперь же мало-помалу приходило понимание, что одними репрессиями ничего не достигнешь: требовалось умение проявлять при необходимости гибкость и осторожность.

Он шёл в кабинет с твёрдым намерением покарать за халатность чиновников, виновных в срыве поставок в армию продовольствия, но в ходе совещания разобрался в деталях дела и принял единственно верное решение. Сановники на первый раз отделались строгими выговорами и, повеселев, выходили из его кабинета…

Вскоре Карлу Вайсу сообщили о приходе Марты Клаус. Кровь тотчас прилила к его лицу. Почувствовав это, он покраснел ещё сильнее и подумал: «Как мальчишка!» Дверь отворилась. Тогда он поднялся навстречу желанной гостье, поцеловал ей руку и вернулся на прежнее место. Она села напротив него и с трудом выдавила из себя улыбку.

– Я пришла сказать вам о своём решении… – начала Марта и остановилась. Карл почувствовал, что сердце в груди его забилось чаще.

– Я подумала, – продолжала она. – И решила принять ваше предложение.

– Марта, вы не пожалеете! – с восторгом воскликнул Карл, но остановился и сдержанно добавил. – Клянусь всем, что мне дорого – я не стану посягать на вашу личную свободу.

Он смотрел на нее влюбленным взором.

– Я очень благодарна вам, – не сразу отозвалась она. Я всегда мечтала жить в столь прекрасном доме!

Однако ее выражение лица совсем не соответствовало этим словам.

– Быть может, вас тревожит людская молва? – спросил Карл, подумав.

Тогда она усмехнулась.

– Людям не запретишь – пусть говорят!

– В конце концов, при желании вы могли бы стать моим секретарем, – предложил он. – Мне как раз требуется еще одна машинистка…

Карл тотчас без промедления набросал от руки проект приказа о новом назначении, а потом вызвал прислугу, и вскоре Марта оказалась в просторной спальне с хрустальной люстрой и стенами, выложенными белым мрамором. «Неужели этому чудовищу можно верить?» – думала она, глядя на роскошную двуспальную кровать.

Прошла неделя. Карл держал своё слово; каждое утро служанка приносила Марте цветы от него: сам он порога её спальни не переступал. Они виделись по утрам в столовой: он приветствовал её, она улыбкой отвечала ему. За завтраком Марта рассказывала о своих ролях в театре, Карл обычно молчал, наслаждаясь звучанием её голоса. После завтрака личный шофёр рейхскомиссара отвозил Марту в её театр на репетиции, а по вечерам – на спектакли. Времени на исполнение обязанностей в качестве секретаря у нее почти не оставалось. Но Карл на это внимания не обращал, не забывая о своем слове. Так проходили дни…

Однако отсутствие сведений не устраивало Центр, – от Марты требовали активных действий. И тогда, не видя иного выхода, однажды вечером, через служанку, она сама пригласила его в свою спальню…

В ту ночь Карл Вайс был на седьмом небе от счастья.

– Милый, – тогда сказала она, прильнув к его груди, – как я хочу, чтобы эта война поскорее закончилась! Я знаю, мы победим, но чем меньше истинных арийцев погибнет, тем лучше для рейха.

– Не волнуйся, война закончится очень скоро, – не пройдёт и двух недель, – пророчески отозвался он.

– Отчего ты так уверен? – удивилась она.

– Вскоре, – отвечал Карл, – мы продемонстрируем всему миру силу нашего нового оружия, которое приведёт нас к быстрой и окончательной победе!

Марта не стала продолжать этот разговор, побоявшись, как бы у него не появились подозрения на её счёт, но передала эту информацию в Центр. Так, за неделю до взрыва в Нью-Йорке первой атомной бомбы там узнали о немецком секретном сверхоружии…

Глава шестая. Лагерь

Карл Вайс покидал концлагерь под Гитлербургом в подавленном настроении духа. Он остался недоволен собой. Мысли о бесследно исчезнувшем Гансе Хигерте и ускользнувшем главаре повстанцев не давали ему покоя. Но всё же он передал полномочия коменданта лагеря Альберту Райху, сменил серый мундир офицера СС на гражданский костюм и уехал в Гитлербург.

За недолгое время пребывания Карла Вайса в лагере численность его узников сократилась втрое. Теперь коменданту Райху предстояло решить проблему нехватки людей…

Эшелон с заключёнными прибыл поздно ночью. Солдаты СС открывали двери вагонов, вглядываясь в темноту. «Быстрее! Быстрее!» – грубо кричали эсэсовцы, потрясая автоматами. Чернокожие люди выпрыгивали из грязных провонявших вагонов. (Это были рабы из Африки, подаренные Муссолини Гиммлеру в благодарность за помощь итальянским фашистам в подавлении эфиопского мятежа.)

На платформе при свете фонарей проходила селекция. Врач-эсэсовец беглым взором оглядывал прибывших узников и взмахом своей перчатки выносил вердикт: жизнь или смерть… Все больные и немощные оставались на месте, остальные – выходили вперёд. Выстраивались две длинные шеренги.

– Вы проделали долгий путь, – кричал врач, обходя ряды. – На вас и вашей одежде скопились миллионы микробов и мелких паразитов, возбудителей опасных заболеваний. Мы заботимся о вашем здоровье, поэтому каждый новый «гость» лагеря проходит дезинфекцию. Снимайте одежду и выполняйте дальнейшие указания.

– Раздевайтесь! – прозвучал грубый приказ офицера СС. Под дулами автоматов несчастные люди обнажались, стыдливо прикрываясь руками. Непокорных расстреливали на месте…

Немецкие овчарки лаяли, нагайки свистели, узники бежали к зданию с большой трубой.

– Поторапливайтесь! – кричали солдаты СС, подгоняя измождённых людей ударами плетей.

За дверью с надписью «Дезинфекция» находилась газовая камера: крохотное помещение заполнялось до отказа. Там в чудовищной тесноте стояли обнажённые люди. А эсэсовцы, тем временем, продолжали бить и заталкивать несчастных в камеру смерти…

Дверь с тяжёлым скрипом закрывалась. Вскоре смертельный газ через систему вентиляции подавался в камеру. Люди, корчась от боли, задыхались от тесноты и нехватки кислорода…

Спустя четверть часа всё уже было кончено. Бездыханные тела перетаскивали и бросали в печи крематория. Вскоре из большой трубы повалил густой чёрный смрадный дым, гонимый ветром по округе вплоть до самого Гитлербурга.

Узники, обречённые на жизнь в лагере, после дезинфекции в душевых получали полосатую лагерную одежду с номерами, что отныне заменяли им имена. В бараках на грязных кишащих клопами нарах они находили долгожданный, но совсем не долгий отдых.

Вот, забрезжил рассвет, и сквозь сон доносился злобный насмешливый голос:

– Подъём! Выродки, поднимайте свои чёрные толстые задницы!

Теперь новоприбывшие узники выходят на аппель-плац, где собирается весь лагерь на перекличку. Не дай Бог, кто из них забудет свой номер, – тогда просвистит плеть дежурного офицера и больно полоснёт по лицу, а кровь брызнет на пыльную щебёнку лагерной площади. Ненависть блеснёт в глазах негра. «Легко отделался, – думают бывалые узники, – а могли б и в расход пустить!»

После переклички – завтрак из жидкой безвкусной баланды и куска хлеба.

– Свиней лучше кормят! – недовольно бормочет на своём языке тот же самый узник. Белый капо берет его себе на заметку…

Новичкам один путь – на каменоломни. Окружённые взводом солдат СС, – с автоматами и злобными овчарками, чей лай в ушах звенит, – узники бегут на работы. На каменоломне без передышки им предстоит махать кирками с раннего утра и до позднего вечера, получая в благодарность за свой самоотверженный труд лишь удары плетей надсмотрщиков…

Слава Богу – день закончился! Солнце скрылось за лесом. Теперь, не чуя ног под собой, уныло бредут узники по пыльной дороге в лагерь, мечтая лишь об одном – как можно скорее вскарабкаться на трёхэтажные нары и забыться сном. Но их еще собирают на плацу на вечернюю проверку.

Двадцать тысяч человек! Двадцать тысяч номеров!

Один осунувшийся юноша, на котором висит лагерная одежда, в бессилии падает наземь…

– Поднимайся, – гневно кричит на него офицер СС. Но юноша, неподвижно лежа на земле, глядит на звёздное небо. При этом блаженная улыбка озаряет лицо его.

Вскоре прогремит выстрел и оборвёт его страдание…

Упорно цеплялся за жизнь негр с отметиной на лице, но и он не выдержал каторжного труда и чудовищного голода. Злопамятный капо велел выдавать ему хлеба и баланды вдвое меньше, нежели его товарищам по несчастью. Спустя месяц от отчаяния тот негр бросился на ограду под током…

В экстремальных ситуациях людьми руководят три чувства: страх перед смертью, озлобленность и равнодушие.

Одно из них всегда сильнее других.

Страх толкает людей на предательство. Так, появились в лагере капо – заключённые, которые принимают плеть, чтобы выслужиться перед нацистами и получить для себя послабление. Страх руководит теми, кто ранее не ведал трудностей и тихо плыл по течению; кому жизнь до лагеря казалась безоблачной.

Озлобленность овладевает сердцем того, кто никогда не гнул ни перед кем спины и с высоко поднятой головой шёл по жизни. От переизбытка гордыни и затаённого страха такой человек подвержен вспышкам гнева.

Все эти люди быстро ломаются. Но бывают иные.