– Путь всегда один, – не согласился Ал.
– Настоящий путь один, – качнул головой сержант, – других много.
– А как не ошибиться?
Сержант долго молчал, а потом кивнул на катану, лежащую перед Алом.
– Те, кто придумал этот меч, говорили: из двух путей выбирай тот, что ведет к смерти.
– Любой путь ведет к смерти.
– Да, но я бы, – сержант усмехнулся, – выбрал тот, что подлиннее. У тебя еще есть время, ты найдешь свой путь, не переживай. И какой бы ты ни выбрал, он и будет твоим.
Ал молча погладил пальцами висящую на шее фигурку. Он старался молиться каждый вечер и утро, но это не помогало найти ответ. Что-то он делает не так. Может, уже стоит перестать звать Великих и ждать подсказки, принять, что никто не сможет помочь с выбором. Даже дикие оставляют все двери открытыми, а в какую шагнуть, зависит, похоже, только от него. Аррох!
– Я не знаю, что ты выберешь, но одно я знаю точно… – сержант замолчал, хитро прищурившись, его и так неширокие глаза стали совсем узкими.
– Что?
– …что на твоем пути обязательно будет бой, а ты еще не готов. Вставай и бери второй меч.
Ал непонимающе нахмурился и посмотрел на открытый шкаф. Там, на подставке лежал вакидзаси, младший брат катаны. Сержант рассказывал историю этих мечей и то, что древние воины могли сражаться обоими одновременно. Кшари никогда не бились двумя мечами, невозможно управлять крыльями, когда обе руки заняты. Такое под силу только Великому Ашеру. Но на то он и Великий, куда до него обычному кшари…
А что, собственно говоря, мешает попробовать? Крыльев у него сейчас нет, Великие далеко и вряд ли его видят, а Великому Ашеру и подавно нет дела до своего потерянного стража.
Ал едва заметно улыбнулся и поклонился.
– Да, кахар.
Глава четвертая. Новые вопросы без ответов
Мело уже третий день. Низкие свинцовые тучи как наползли с моря, так и не собирались никуда уползать, решив поселиться здесь окончательно. Мягкие снежинки превратились в ледяные иглы, ветер завывал дурным голосом, а сугробы росли с такой скоростью, что маленькие, шустрые снегоуборщики не успевали на них охотиться.
Ал посмотрел на окно – за белой пеленой ничего не было видно – и порадовался, что занятия на улице им отменили. Бегать сейчас, как сказал Мэтт, какой-то уж чересчур героический героизм получается. А капитан Волков просто заявил, что ему лень откапывать из сугробов отстающих.
– Смотри, – Мэтт пихнул локтем Ала в бок, показывая куда-то в конец коридора.
Ал послушно оглянулся. Коридор как коридор. Длинный, со стройными рядами световых панелей, которые чередуются с окнами, и не менее стройным рядом дверей с другой стороны. Ничего интересного.
– Видишь брюнетку? Кудрявую?
– Ну.
– Она из седьмой группы. Как ты думаешь, если я ее в кино позову, пошлет или нет?
Брюнетки в коридоре действительно присутствовали, и одна даже была кудрявая, но Ал совершенно не понял, как по факту кудрявости можно предсказать ее реакцию на предложение Мэтта?
– Зануда, – припечатал Мэтт. – Кстати, а что у тебя с Катей?
Ал в упор уставился на Мэтта. Нет, приятелю явно надо научиться четче формулировать свои мысли. Что у него что? И при чем здесь Катя?
– Просто наш горячий сицилиец на нее такие пламенные взгляды бросает, а она с тобой вечно тусит. Хотя… ему стоит бросать их в инфракрасной части спектра, у нее же видимый диапазон смещен, так не заметит.
– Слушай, а ты еще о чем-нибудь, кроме девчонок, думаешь?
В ухе тихо звякнуло, и внизу, рядом с рукой, замигал конвертик нового сообщения. Ал ткнул пальцем, дождался, когда тот развернется, прочитал и нахмурился, в первую минуту решив, что он не так понял. Перечитал еще раз, но сообщение не поменялось.
– Иногда думаю… Например, когда у тебя становится такой взгляд, я думаю, чем тебя по башке шарахнуть, чтобы избежать массового кровопролития, – Мэтт оглянулся и внимательно изучил коридор. – Что? Ты увидел призрака Великих?
– Какая у тебя оценка по тактике?
– Шестьдесят четыре, а что? – Мэтт пожал плечами. – Ну да, тактика не мое сильное место, но может, я буду гениальным стратегом!
– Девять.
– Что?
Ал угрюмо повторил.
– У тебя? Подожди, ты же первый закончил? Ты хорошо посмотрел? Может, девяносто девять? Там должно быть две цифры.
– Я умею читать, – огрызнулся Ал. – У меня – девять.
– Значит, это ошибка, – уверенно заявил Мэтт, – пошли Волкова спросим.
– Не пойду.
Мэтт сделал вид, что в его углу ничего не слышно, развернулся и быстро двинулся по коридору. Ал шагнул следом и сказал погромче:
– Не пойду.
Кабинет капитана Волкова был в самом конце коридора, и Мэтт затормозил напротив. А затем ткнул рукой в дверь, предлагая войти. Ал молча покачал головой. Не то чтобы он боялся капитана Волкова, просто Мэтт не понимал простейших вещей: наставник всегда начинает говорить первым. Нельзя просто так ввалиться в комнату и потребовать объяснений!
– Напоминаю, если ты мне врежешь, то это будет нарушением правил, а погода сегодня не бегательная… Думаю, нас снова отправят полы драить.
Тот эпизод из своей жизни Ал предпочел бы не просто забыть, а выжечь огнем. Когда он понял, что положено в наказание за самоволку (в которую его, естественно, потащил Мэтт), то от возмущения абсурдностью ситуации даже забыл, что наставников не следует перебивать, и сразу заявил, что мыть полы не будет. И никакой другой работой раба заниматься тоже не будет, а если он наказан, то может пару кругов пробежать вокруг корпуса или отжаться лишние сто раз. Может даже не есть пару дней, не проблема! И он не виноват, что у диких нет рабов, пусть тогда автоматический уборщик моет, у него отлично получается! Капитан Волков внимательно выслушал, уточнил, правильно ли он понял слово «раб» и… велел взять швабру, напомнив, что Ал дал слово выполнять приказы. В общем, Ал предпочитал об этом не вспоминать и не горел желанием это повторять. Счастье, что его никто из гнезда не видел!
– Хватит меня толкать!
Мэтт ухватил его за плечо и дернул, заставляя повернуться лицом к двери.
– Пойди и просто спроси!
Ал посмотрел на дверь и вздохнул: столкнуть его с места у Мэтта вряд ли получится, можно просто постоять, пока тому пихаться не надоест. Полы он точно мыть не собирается.
– Ладно, как хочешь…
Мэтт убрал руку с его плеча, сделал шаг в сторону и… неожиданно ткнул его под колено и тут же сильно толкнул в спину. Ал среагировать не успел, зато успела дверь, шустро ускакав в сторону и освободив проход. Ал влетел в кабинет, чудом не на животе.
Сидевший за столом капитан Волков удивленно приподнял брови.
– Кадет, вас стучаться не учили?
– Простите, сэр.
Ал обернулся, но дверь уже вернулась на место, оставив предателя в коридоре.
– Можно, сэр? – обреченно спросил Ал, понимая, что, если он сейчас выйдет обратно, то наверняка свернет Мэтту шею, а у них тут так не принято!
– Вошел уже. Я тебя слушаю.
– По тактике… почему девять?
Капитан Волков взмахнул рукой, закрывая что-то невидимое, и встал из-за стола.
– Хм… а скажите мне, кадет, что было в задании?
– Освободить захваченную базу.
– Там были заложники?
– Нет.
– Может быть, там было оружие массового поражения? База имела важное стратегическое значение? Была угроза мирному населению?
Ал подумал и качнул головой.
– Нет, склад с наркотиками.
– Значит, просто склад… Сколько человек было в твоей группе?
– Пятеро.
– А сколько осталось?
– Один.
– А противника?
– Двадцать три человека.
– И все уничтожены… – капитан смотрел на него с искренним любопытством. – Тебя ничего не напрягает?
Ала напрягало многое. Например, сам факт того, что он два часа носился по нарисованным коридорам рядом с нарисованными десантниками и стрелял из такого-же нарисованного оружия. С точки зрения любого кшари, это попахивало легким таким сумасшествием. Ладно, не легким, а вполне конкретным сумасшествием, но капитан явно имел ввиду что-то иное.
– Знаешь, что меня удивляет? То, что по всем тестам у тебя самый низкий уровень агрессии в группе. Практически отрицательный. Ты выбираешь самых милых зверей, самые нейтральные картинки… Твой пульс в норме при любой, даже самой интенсивной провокации. Ты само спокойствие и доброжелательность… и ты лично расстрелял десять человека из двадцати трех и отдал приказ уничтожить остальных.
Ал удивился: они что, его пульс меряли на этих странных тестах? Понятно, что он у него всегда одинаковый, он же не летал, а на стуле сидел! Следить за пульсом учат совсем мелких птенцов, это же основное – как дышать. Если не контролировать, то крылья будут сами по себе разворачиваться, очень неудобно!
– Я внимательно смотрел твою запись и твои показатели… Что ты чувствовал, когда стрелял?
Продержаться в боевом трансе два с лишним часа не под силу даже Великому Ашеру, не говоря уже о других. Но просто отбросить все лишние эмоции, сосредоточившись на задаче, было несложно. Ал еще раз обдумал вопрос, пытаясь понять, в чем подвох, и честно признался:
– Ничего.
– Почему меня это не удивляет?.. Пугает, да, но не удивляет… – капитан подошел к окну и уселся на подоконник. – Одно радует, что в космофлот ты не собираешься, потому что из тебя не только офицера, но и рядового десантника не выйдет. Я тебе точно рекомендации не дам.
Ал хотел подтвердить, что да, не собирается, но неожиданно обиделся. Из Мэтта, значит, выйдет, а из него – нет?
– Почему?
– Ты не понимаешь самого главного. Мы миротворцы, а не палачи. Есть три основные вещи в нашей работе… – капитан поднял руку и продемонстрировал три оттопыренных пальца. – Мирные граждане, твои люди и враги.
Ал послушно уставился на руку.
– Наша задача – защищать мирное население, и, если мы можем сделать это только ценой нашей жизни… – капитан загнул безымянный палец, – то мы это делаем, у нас работа такая. Но если можно решить задачу иначе, то зачем идти напролом? Вторая задача – сберечь своих людей, – средний палец присоединился к остальным, оставив указательный в полном одиночестве. – И третья – минимизировать потери противника.
Ал удивленно моргнул, разглядывая получившийся кулак – тот был увесистым, но ясности не добавлял. Зачем оставлять врага живым, если у диких даже рабов нет? Куда они их девают? Сушат и потом, в сезон дождей, бекон делают? Впрочем, сезона дождей у них тоже нет.
– Я рад, что хотя бы первые два пункта у тебя не вызывают вопросов, – серьезно кивнул капитан на достаточно эмоциональное «А врага зачем?!». – Например, потому что всегда есть вероятность ошибки, и ты не судья, чтобы выносить приговор…
Ал слушал внимательно, пытаясь отыскать хоть что-то логичное в совершенно чуждой ему морали. Все-таки дикие очень странно относились к смерти. Боялись они ее, что ли? Вот его убивали – это не страшно. Больно, но не страшно. Нечего там бояться. А еще они, похоже, совершенно не видели разницы между смертью в бою и любой другой: первое было почетным, это уважение, плен гораздо хуже. И не страшно, если ты ошибся и убил невиновного, – значит, убитого встретят Великие и заберут в Чертоги… Но у диких не было своих Великих. Они все молились разным богам или не молились вовсе, жили так, словно их жизнь действительно имела ценность. И жизнь другого – тоже. И понять это никак не получалось.
– Гуманизм – это привилегия сильных. Убивают слабые, те, кто боится своего врага.
Это было странное утверждение, Ал открыл рот, чтобы возразить и… промолчал, неожиданно вспомнив пленного десантника. Ведь его не отправили в рабский поселок только потому, что он был опасен, его нельзя было оставлять. Даже такой – избитый, со связанными руками – опасен. Его не смогли сломать и заставить подчиняться, он оказался сильнее их всех. Ал вдруг подумал, что смерть на алтаре не была для него почетной. В бою – да, но его не убили в бою, притащили с собой, а потом… испугались? Получается, что и били его от бессилия и страха. Почему он не видел этого раньше? Картинка получилась такая яркая и четкая, что от нее стало плохо.
Ал помолчал, а потом негромко уронил:
– Я подумаю над этим.
– Подумай, – согласился капитан. – Если вопросов больше нет, свободен.
Мэтт ждал его в коридоре с таким самодовольным видом, что Алу захотелось добавить к куче виртуальных трупов один настоящий.
– Ну? Что он сказал? Ошибка?
– Сколько у тебя убито? – проигнорировал вопрос Ал.
Мэтт изумленно вытаращился.
– Где?
– В задании!
