Уитни Спенсер "Возмездие"

Крики. Ужасающие, душераздирающие, леденящие кровь людские крики раздавались из кинотеатра. Так кричат в предсмертной агонии. Они просили о помощи. Нет, не так, они вопили о помощи. Пахло жареным. Языки пламени постепенно охватывали пространство уже и за пределами здания. Трава вокруг него вспыхивала в считанные секунды, и огонь расползался все быстрее и быстрее, пока не приехали пожарные. Но они приехали слишком поздно. Все что осталось внутри – лишь угли, отдаленно напоминавшие человеческие тела. Аманде и Уильяму этот внезапный поход в кинотеатр стоил слишком дорогого. Но еще дороже он обошелся их детям.

Элис Кайзер очнулась ото сна в холодном поту и села на постель. Дышать было тяжело – ощущение, будто грудь придавили тяжелым предметом, утюгом или чем-то вроде этого. Она приложила руку к груди, стала надавливать, будто делает массаж. Вроде, ее отпустило. Она встала на ноги, побрела к окну. В коридоре работал кондиционер, и в доме было прохладно, но сейчас ей нужен был свежий ночной воздух. Она отодвинула шторы, распахнула окно, высунулась и стала долго смотреть на яркую луну. Девушку до сих пор терзали вопросы: почему они не смогли выбраться оттуда? Потому что кто-то запер все выходы. А зачем кому-то потребовалось запереть выходы? Она точно знала, что это было сделано нарочно, но не могла понять зачем. И, честно говоря, не хотела понимать. Во всяком случае, сейчас ей было не до этого.

Элис спустилась на кухню, обставленную недавно купленной мебелью, которую выбирал Питер. Он не позволял сестре делать ничего, что касалось бы дома, говорил, что она чересчур небрежная и что у нее нет вкуса. Он отвечал за весь интерьер в доме после смерти родителей, за исключением комнаты сестры. Элис казалось, что обстановка на первом этаже вышла слишком темной, много черного и коричневого, за исключением кремовой плитки на полу кухни. Кремовой, как “Бейлис”. И темно-зеленый диван. Остальное было, скорее, как “Егермейстер”.

Она стала рыться в нижних шкафах в поисках запрятанных братом бутылок. Она посмотрела в одном – пусто. В другом – тоже пусто. Заглянула на верхние полки, порылась в духовке, поискала под диваном, прочесала весь первый этаж – пусто. Этот сукин сын снова все куда-то убрал, подумала она про себя. Услышав шаги, доносящиеся с лестницы, она быстро захлопнула все дверцы шкафов, открыла холодильник, схватила бутылку воды и открутила крышку, делая вид, что пришла именно за тем, чтобы утолить жажду. Хотя, в этом была доля правды.

– Ты здесь не найдешь, – сказал Питер, прислонившийся к лестнице со сложенными на груди руками и с укоризной глядя на сестру. Элис маялась вопросами о том, как у него получается слышать каждый ее шаг в глубоком сне. Ответ был прост: он имел феноменальный слух и вдобавок к этому мучился от бессонницы.

– Не найду чего? – спросила Элис.

Каждая подобная выходка проходила по одному сценарию: Питер все понимал, Элис все понимала, Элис понимала, что Питер понимал, а Питер понимал, что понимала Элис. Но вслух этого никто не говорил. Негласная константа.

– Того, что ты ищешь, Джек Воробей.

Элис опустила взгляд на пол.

– И ту бутылку рома, которую ты купила месяц назад, – продолжил парень, – я тоже продал.

– Ты… продал мой ром?! – Элис казалось, что ее вот-вот хватит инфаркт. – Это же «Клемент» пятьдесят второго года! Да ты хоть знаешь, сколько он стоил?

– Да, – произнес Питер, убедительно качая головой, – потому и продал. Не волнуйся, не пьянчуге какому-нибудь, а “ценителю”, вроде тебя. Впрочем, от пьянчуг вы отличаетесь немногим.

Элис хотела было психануть, накричать, выплеснуть весь свой гнев, что с неимоверной силой нарастал внутри, на него, но вовремя поняв, что делу это не особенно поможет, взяла себя в руки, выдохнула и сказала с бесстрастием:

– Питер, дорогой, послушай меня. Посмотри на мои руки. – Она вытянула вперед обе руки. – Ты видишь, что с ними? Видишь?

Питер кивнул.

– Они трясутся, – продолжила Элис умоляюще. – Я не могу уснуть. Моя голова… она раскалывается от боли. И единственное, что может мне сейчас помочь, так это ебучий ром. Совсем немного. Пару шотов. Я не хочу напиваться. Единственное, чего я сейчас хочу – уснуть.

Питер медленно закивал и произнес с нажимом:

– А теперь ты меня послушай. – Он отлип от стены и широкими шагами стал приближаться к сестре. – Ты вышла из одного замечательного места три дня назад. Это место называется «запой». Двухнедельный запой. И я не планирую пускать тебя туда обратно. Уяснила?

Элис, сдерживая слезы, ответила:

– Хорошо.

– Только не нужно этого, – простонал Питер. – Дешевые манипуляции со мной не пройдут. Тем более, так плохо отыгранные.

Элис перестала притворяться, что хочет заплакать и закатила глаза.

– Ступай к себе, – сказал ей брат.

Они поднялись на второй этаж, Питер шел за ней. Было темно. Горел один единственный ночник в конце коридора. Питер во тьме нащупал ручку своей двери, чуть повернул ее и, не разворачиваясь лицом к сестре, поинтересовался у нее:

– Кошмары?

– Да, – ответила Элис и ничего не добавила, как бы ей этого ни хотелось.

Питер не стал донимать ее расспросами, кивнул, провернул дверную ручку до конца и скрылся в своей комнате. В ней он ничего не обновлял. Даже плакаты с рок-группами, висевшие на стене еще со школьных времен, их он тоже оставил. Не покупал новое постельное белье вместо старого, которое когда-то было черным, но спустя время выцвело в серое. И ковер, ярко-красный ковер, который отец просто не выносил видеть в прихожей. Даже ночник стоял на своем месте, хотя он уже сто лет как им не пользовался, да и вообще не был уверен, что он в рабочем состоянии. Если бы не гложущее его чувство ностальгии, он бы счел эту комнату полной безвкусицей и давно все переменил.

Зайдя в комнату, Элис легла на кровать и подождала, пока брат уснет. Она знала (думала, что знала), что ему нужно не так много времени, как ей. Спустя десять минут она снова встала, взяла с полки книгу, раскрыла ее и достала оттуда, из вырезанного в ней тайника, маленькую бутылочку Джеймсона, из тех, что продают в продуктовых супермаркетах и ларьках на кассе, и, открутив крышку, прошептала сама себе:

– Видимо, сегодня мы и вправду «просто уснем».

Залпом она выпила все и легла спать.

Уильям Кайзер был владельцем собственного бара на окраине города, где собирались местные пьянчуги (или честные работящие люди) и приносили ему неплохие деньги. Аманда же была прокурором, соответственно, постоянно в разъездах и командировках, что в целом никак негативно не сказывалось на их отношениях. Но, кроме того, Уильям был еще и ценителем музыки своей молодости, и хоть он не навязывал свой вкус детям, Питер все же перенял его у отца. У Билла дома хранилась целая коллекция пластинок всевозможных музыкантов, даже тех, кого он не очень любил. Например, Боба Дилана. Бог знает, чем он ему не угодил. А вот Аманда Дилана просто обожала.

Все эти пластинки – а их было свыше ста – Питер поместил в стеллаж в своем магазине пластинок, который он заручился открыть еще с тех пор, как отец ушел из их жизни. И открыл.

Бар унаследовала Элис, потому что ее брат не желал заправлять местом, где каждая пятница оборачивается очередной дракой и битыми стаканами. По этой же причине Элис не позволила ему оформить бар в стиле кафешки из “Криминального чтива”, хотя он очень хотел.

“Не будешь работать – не будешь развлекаться,” сказала она тогда. И весьма справедливо. Так что Питер развлекся путем оформления своего магазинчика, с виду больше напоминавшего сувенирную лавку, хотя, в какой-то мере ею он и являлся. Там не выстраивалось огромных очередей, а иной раз бывало, что за весь день вообще никто не приходил. Все же времена винила прошли давно, у всех появились смартфоны и диски. Никто не видел в виниловых пластинках того очарования, какое видел в них Питер Кайзер.

И хоть на кафе из «Криминального чтива» этот магазин далеко не походил, Саймон, посетив его однажды, заметил, что у его молодого друга превосходное художественное чутье. Больше всего пастора впечатлило обилие зеленых растений и большое (в силу размеров самого магазина) лимонное дерево, стоявшее у входа. На нем даже росли лимоны.

Саймон предложил однажды расписать одну пустую стену, но Питер сказал, что не хотел бы утруждать его, да и стена эта была предназначена для особого вида пластинок. Для пластинок, ранее принадлежавших ему отцу. С ними он обращался особенно бережно.

Чайник вскипел. Питер отложил «Полное собрание сказок братьев Гримм» (он как раз закончил читать «Гензель и Гретель»), встал со стула, заварил себе чай, сел обратно, закинул ноги в начищенных до блеска кедах на прилавок, и продолжил читать.

Дверь магазина распахнулась, зазвенели колокольчики и вошла Грейс Чемберс, вторая работница магазинчика и подруга Элис, по совместительству.

Питер оторвался от книги и с некоторым презрением и негодованием проследил за девушкой, которая в это время направлялась к прилавку, чтобы поставить чайник, но, обнаружив, что чайник недавно вскипел, она сразу же стала заваривать себе растворимый кофе.

Питер снова уставился в книгу, поднес чашку к губам и как можно безразличнее произнес:

– Ты опоздала. – Вышло как-то со злобой. У него никогда не выходило говорить беспристрастно, эмоциональный темперамент не позволял.

– Надо же, – отозвалась Грейс равнодушно. – А я и не заметила.

– Я не люблю, когда опаздывают.

– Держи меня в курсе.

Она обхватила негорячие края чашки с кофе, поднесла к губам, подула, а затем аккуратно отпила. Питер тоже отпил из своей чашки. Грейс наблюдала за тем, как его злобное выражение лица медленно сменяется спокойствием, знала, что он не произнесет ни слова, пока не справится с гневом. Они молча переглядывались какое-то время, а затем парень произнес:

– Не опаздывай больше. – И снова уставился в книгу.

– Не буду. – Она дружелюбно улыбнулась ему, но он не ответил ей тем же.

Грейс допила свой кофе и подошла к стеллажу с «особенными» пластинками.

– Не против, если я поставлю какую-нибудь?

– Валяй. Только не Боба Дилана.

Грейс начала работать у Питера недавно, потому что ему стало скучно работать одному. А так, он бы и сам мог справиться. Работы было немного – только поддерживать чистоту, да обслуживать клиентов.

– Почему? Мне он нравится. – Девушка принялась листать их.

– Просто не нравится, вот и все.

– Почему? – со смехом повторила Грейс.

– Не знаю, – не отрываясь от книги, ответил Питер, – некоторым людям, например, не нравится Уитни Хьюстон, но я же не устраиваю им допрос с пристрастием.

– Но он же признанный гений! Ты еще скажи, что тебе не нравится актерская игра Джонни Деппа.

– Мне и не нравится актерская игра Джонни Деппа. У него везде одно и то же амплуа безумца, или грустного мальчика, или наркомана. Он переоценен.

– Да ты поехавший!

– Ты хочешь с этим поспорить? Эдвард руки-ножницы, Шляпник, Джек Воробей, Вилли Вонка, Суини Тодд, Плакса, Рауль Дюк, Джордж Джанг. Мне продолжать?

– У него есть хорошие роли!

– Давай просто остановимся на том, что мне не нравится Боб Дилан.

– Тебе не нравится Боб Дилан, – повторила Грейс. Для нее люди, которым не нравился Боб Дилан были просто плохими слушателями или людьми без вкуса, но она не ожидала узнать такое о Питере, потому что знала, что слушатель он хороший. Да и вкус у него имелся.

– Мне не нравится Боб Дилан, – подтвердил Питер. – О вкусах не спорят. Есть люди, которым даже “Титаник” не нравится. Они странные, но я их видел воочию.

– Тогда зачем ты хранишь у себя его пластинки?

– Он нравился маме, – грустно улыбнувшись, сказал Питер. – Папа тоже не очень любил Дилана, но покупал ей его пластинки. На одной даже стоит его автограф. Подлинный.

– Что? Да ты издеваешься!

– Нет, честно, посмотри на «Desire». – Он указал рукой на верхнюю полку стеллажа.

Грейс пролистала пластинки и вытянув нужную, недоверчиво взглянула на нее. Повертела в руках, увидела автограф. Отодвинула край конверта. В него был вложен сертификат, подтверждающий подлинность.

– Твою же мать! – Воскликнула она, увидев сертификат, и тут же стала донимать его расспросами: – Он был на концерте? Где он его встретил?

– Нет; и нигде.

– Тогда как он достал его автограф?

– О, это весьма странная история. Отец искал подарок маме на Рождество, и один коллекционер из Атланты узнал, что папа как раз готов был выложить деньги за какую-нибудь подписанную пластинку.

– И что было дальше?

– Коллекционер отправил эту пластинку по почте. Папе повезло, тому чуваку нужно было срочно продать пластинку и уехать куда-то. Мама успела послушать этот альбом только два раза. – Питер снова грустно улыбнулся и прикусил губу.

– Ей не понравилось?

– Наоборот, ей очень понравилось. Поэтому она и не хотела, чтобы песни ей быстро надоели. Она тогда только начала увлекаться всеми этими старыми музыкантами, подхватила от папы.

Грейс перевернула пластинку, и прочла надпись, оставленную музыкантом:

– “НАДЕЮСЬ, МЫ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ ВНОВЬ. БОБ.” Как мило…

– Да. Но они так и не встретились. А она так мечтала побывать на его концерте.

В магазин вошел покупатель, и Грейс принялась за работу, а Питер поднялся со стула и доброжелательно сказал:

– Добрый день. Могу я вам чем-то помочь?

Перед ним стоял полный мужчина лет тридцати пяти, запыхавшийся и потный, тут же согнувшись над полом, опершись о колени.

– Да, можете, – все еще тяжело дыша и сглатывая, ответил мужчина. – У жены сегодня день рождения, а я совсем забыл про подарок. Можете что-нибудь посоветовать?

– Разумеется. Что она обычно слушает?

– Чего?

– Музыка. Кто ее любимый певец? – уточнил Питер. Он заметил, как капли пота бисером собрались на шее толстяка и чуть не скривился, но, собрался, и продолжил вежливо улыбаться.

– Ну… Она это… Как же ее… Эми Йоханссон или…

– Эми Уайнхаус, – подсказал Питер резковато.

– Да, да! Уайнх… Короче, она. Но понимаете, у жены уже есть оба ее альбома.

– Это не проблема, – улыбнулся Питер, подошел к стеллажу слева от покупателя, несколько секунд оглядывал его, затем пробормотал себе что-то под нос, потянулся на верхнюю полку и достал оттуда пластинку со сборником песен Ареты Франклин под названием «Aretha’s Gold» 1969 года. Протянув ее мужчине, он спросил, нет ли уже у его жены такой. Мужчина ответил, что нет, расплатился и ушел.

Грейс закончила разгребать нижние ящики и снова подошла к стеллажу, начав выбирать пластинку. Она пробежалась рукой по верхней полке и остановилась на альбоме «Solitude» Билли Холидей. Поставив винил на проигрыватель, девушка стала перематывать, пока не заиграла песня «I Only Have Eyes For You».

Питер полил лимонное деревце, и только начал протирать проигрыватели и поправлять ценники на них, как в магазин снова кто-то зашел. Это была девочка лет пятнадцати на вид, с черными волосами, в кожаной куртке со всевозможными нашивками и значками на ней (несмотря на летнюю жару, стоящую на улице). Ее глаза были броско накрашены черными тенями, а на губах красовалась темно-розовая помада. Макияж выглядел немного грузно, взрослил ее, но озорство детских глаз выдавало ее.

– Кто же к нам явился! – прощебетал Питер. – Грейс Слик? Джоан Джетт?

– Он хоть на минуту заткнуться может? – спросила вошедшая. Озорство в ее взгляде сменило презрение.

– Не думаю.

– Брось, я же сделал комплимент. – Питер очаровательно улыбнулся, но на девочку это не подействовало. Она проигнорировала его.

– Отца дома нет, он уехал отвезти лошадей. Я иду на ночевку к Саре. Вот ключи, ты забыла.

– Спасибо, Лили. Я бы пролезла и через забор.