ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 30.04.2023
– Всё так, но он считает, что актёрское образование исключительно для баловства, а так я должна заниматься домом и им. А мне, хочется, конечно, но куда не приду, всегда подкалывают, что меня позвали только из-за Вадима. А я и сама не дура…
Фёкла задела за живое, и Лиза готова была заплакать прямо сейчас.
– Эээ, не реви… – Лиза уже всхлипывала. – Что я такого спросила-то? Ну уйди от него. Кто-он такой-то? Олигарх? – иронично спросила Фёкла.
– Почти, – на полном серьёзе сказала Лиза. – Вадим Стасов, владелец Мультибанка.
– Ну ни фига себе! Он же ста… – начала Фёкла и запнулась… её папик, по совпадению один из вице-президентов в этом же банке, был не сильно моложе. – Ну то есть, не такой уж и …
– Да старый он, сама знаю, – проворчала Лиза. – Но я его люблю.
– Его или его деньги?
– Его. – Лиза резко развернулась и пошла к гримёрам.
Фёкла, оставшись одна, подумала о том, что всё это странно. Ну чего она так вздернулась, эта странная девица. Это же нормально, завести себе богатого мужика и жить за его счёт. Любая девушка хочет именно этого. И как только у этой Лизки с её-то неказистой фигурой получилось зацепить самого Стасова? Тут размышления Фёклы были прерваны криком помрежа.
– Работаем! Сцена двадцать четыре – дубль один. Все в кадр!
Актёры и массовка забегали по площадке. Сцену сняли с седьмой попытки. А потом Игнатий объявил обед, и все актёры расползлись кто куда. Кучковались согласно статусу и гонорарной ведомости. Фёкле не хотелось обедать в одиночестве, и она решила присоседиться к Лизе. Ну и поболтать ещё.
– Лиз, ты не обижайся. Я, может, что-то не то сказала, но…
– Да ладно, проехали…А как тебя зовут по-настоящему? Всё-таки Фёклами сейчас никого не называют, да и кровей цыганских в тебе вроде нет.
– Ну да, пришлось взять псевдоним. Два года назад ставили студенческий спектакль. Первая главная роль. Режиссер посоветовал придумать другую фамилию. Типа моя плохо звучит. А так я Таня Просова. Я Щепку[57 - «Высшее театральное училище (институт) имени Михаила Семеновича Щепкина» при Государственном Академическом Малом театре России, основано в 1809 г.] заканчиваю в этом году. И вообще-то я сама рассчитывала на роль домработницы…
– Хаха, какая из тебя домработница! У тебя типаж неподходящий. Ты потенциальная главная героиня…
– А ты у нас характерная актриса? – выгнула бровь Фёкла.
– Видимо, да. По современным канонам главная героиня чего бы то ни было – стройняшка-фитоняшка с накаченной попой, ногами от ушей, головой без мозгов и при четвертом номере. Я не подхожу под описание.
– Ну да, не поспоришь. Ты скорее Золушка только не с принцем, а с королем…
– Тань, не завидуй. Нечему особо. У Вадика слишком много требований. А больше всего я ненавижу всякие тусовки, на которые приходится ходить с ним. Для жён его друзей я слишком не гламурна. Ну и они все старше меня лет на пятнадцать минимум. Мне больше нравятся актёрские сборища. Завтра, кстати, вечеринка у Мити Козина в «ЖанЖане». Пойдёшь со мной за компанию?
– Ой, круто! Я только за. Витюша пока занят, так что до пятницы я абсолютно свободна.
– А Витюша – это…
– Мой спонсор. Он мне квартиру купил на Тверской. Ну в смысле не мне, но я в ней живу…
– Хорош хомячить. Все на площадку! – крик Игнатия нарушил обеденную идиллию.
– Ну вот, ладно, решено. Завтра в восемь вечера в «ЖанЖане». Пошли работать, – Лиза выкинула пластиковую миску из-под доширака и бодро потопала на грим…
Не позвать ли нам старушку?
Актриса
– Тань, отомри! Ты чего зависла? Температуру давно мерила? – жена банкира, взмыленная, со шваброй наперевес стояла в двери кухни, где в трёх одеялах сидела изгнанная из спальни Фёкла.
Стасова только закончила убирать спальню и ванную. Теперь надо было заняться лечением и уложить болезную. А потом привести в порядок остальные комнаты.
– Ты там решила отдраить всё до стерильного состояния? – попыталась пошутить Фёкла. Получилось плохо.
– Вообще надо бы, но мне это не по силам, – фыркнула Лиза и вручила Фёкле градусник. – На, мерь, – Стасова взялась за посуду на кухне.
Изъяв через семь минут инструмент для измерения температуры, Лиза обнаружила там тридцать девять и шесть.
– Блин, надо бы тебе врача вызвать.
– Нельзя, – попыталась возмутиться Фёкла, – газетчики узнают, понапишут всякой ерунды.
– Ну не того мы с тобой калибра птицы, чтоб так интересовать журналистов.
– Мы – нет, а твой Вадик и мой Витюша очень даже. Жена Стасова лечит от гриппа официальную любовницу Добровольского. Нам с тобой пиар, а им удар… по имиджу, а Витюше ещё и по голове от жены.
– Ну, слушай, я не врач, а посоветоваться с кем-нибудь опытным надо. Мою мать спрашивать бесполезно – она последнее время совсем не от мира сего стала – только морщинами своими несуществующими интересуется.
– Моей тоже лучше не звонить – я и так редко звоню, а тут здрасьте, позвонила – и сразу жаловаться на жизнь. Слушай, я не знаю, что это было вчера… мне уже кажется, что бред… В общем, пришла я утром, в полтретьего, в «Болконский», а там за моим столом сидит какая-то старушка… – Фёкла рассказывала медленно, со скрипом. – Так вот, она меня, наверное, загипнотизировала, но я ей всё про себя рассказала, вот вообще всё.
– Пин-коды от кредиток тоже назвала? – хихикнула Лиза.
– Возможно… я не помню. Видимо, тогда уже заболевала. Я к чему, она мне телефон оставила, типа, вдруг мне захочется поговорить, ну в жилетку поплакать…
– И что?
– Ну просто, ей за шестьдесят. Наверное, и дети есть, а, может, и внуки… и опыт в лечении гриппа…
– Это мысль. Будем надеяться, что она не аферистка. Так, ты шагай в койку, а мне дай номер, я позвоню.
Фёкла уползла, а Лиза покрутила в руках салфетку и решительно набрала номер.
– Анна, здравствуйте. Меня зовут Лиза, я звоню из-за Фёклы. У неё, кажется, грипп. Мы не самые большие специалисты в медицине, а врача вызвать нельзя по некоторым причинам. Может быть, вы можете посоветовать, чем её лечить? Если не трудно…
– Деточка, – умилилась Одри кукольному голосу Лизы, – разумеется, я помогу. Я живу в соседнем доме. Через несколько минут зайду. Мне так будет проще понять ситуацию.
– Да, конечно. Квартира двенадцать… – Стасова удивленно уставилась на смартфон, потом пошла в спальню.
– Она сказала, что живёт рядом и сейчас зайдёт. Хорошо я хоть в спальне успела убраться.
– Как это зайдёт? – если бы Фёкла могла, она бы подпрыгнула. – А вдруг она на журналистов работает?
– Тань, не кипишуй, ты уже раз доверилась ей. Придется ещё раз.
Естественно, ни в каком соседнем доме Одри-Анны не было. Она прогуливалась по ЦУМу и пыталась хотя бы примерно понять, в каком обществе вращается её подопечная.
Каждому по возможностям.
Посланники
– Значит так. Сейчас твой алкаш придет, бегом ставишь ему укол, – Чехов дал Амадею заряженный шприц, – он отключается, а мы наводим тут цивилизацию.
– Хм… но я не умею… – попытался было протестовать венский классик.
– Это по силам даже тебе. Тычешь в любое место на руке или ноге. Можно в зад. Он не должен нас видеть.
Посланники спрятались в дальней комнате. И как раз вовремя. Зашуршал замок, Моцарт кинулся в прихожую, скрипнула дверь, Кавалер вырвался из рук хозяина и ринулся проверять свои владения, таща поводок по грязи. Дальнейшее заняло секунд тридцать.
– Ррр, ававававав… – разорялся собачий сын. Раздался какой-то шум.
– Блядь, вот же падла кусачая! – взвизгнул бас.
– Уберите der hund… собакъ – у меня аллергий! – закричал кто-то с акцентом.
– Старина, не обижай песика, – сказал ещё один голос, но, видимо, было поздно, потому что Кавалер обиженно заскулил.
– Что там творится, твою мать?! – гневно спросил Вавилов у Моцарта и тут же стал тихо оседать на пол. Он даже не почувствовал укола.
– Готов, – крикнул в направлении комнаты один из создателей Фигаро.
Из-за косяка показались лица посланников. Чехов сориентировался первым, вышел и помог Вольфгангу перетащить тушку Вавилова подальше от порога, чтобы закрыть дверь.
– Отлично, часов семь он проспит. А теперь – за уборку, – провозгласил Чехонте. – Сергеич, перестань собаку тискать, пусть его бегает.
– Но у меня есть аллергий! – Возмутился Бетховен.
– Нет у тебя, Людвигван, никакой «аллергий» и быть не может, ибо ты умер сто девяносто два года назад. – отрезал деревенский доктор.
– Итак, господа, имеем три мелких камеры, одну кюхен, одну ванную, один клозет и вот это странное пространство. Всё одинаково засрано. Итого шесть помещений. Нас тоже шестеро. Тянем жребий? – Огласил фронт работ Амадеус.
– Нихт, сразу видно друг Моцарт, что ты никогда сам не убирался, всё горничные да кухарки, – ответил за всех Довлатов. – Начинать надо от самой дальней комнаты, потом кухня, потом санузел.
– Что есть санузел? – деловито включился в разговор Войтыла.
– Ну, иль баньо это, по-вашему, Кароль.
– Ох, scusarmi… – смутился Папа Римский в отставке.
– Гут, Серж, тебе, наверное, лучше знать. Руководи! – разрешил Моцарт
– Тогда, для начала сгребаем мусор, – скомандовал Довлатов и скинул со шкафа какую-то коробку. Из неё выпала целая куча фотографий и комок пыли. Установить, чего было больше, не представлялось возможным.
– Апчхи, апчхи, аааа-пчхи…кхе-кхе… – расчихался, а потом и закашлялся Бетховен.
Наскальная живопись.
Певец, журналист, студент, школьница
– Кхе-кхе-кхе, – опять закашлялся Кенар, затянувшись сигаретой. Они с Масловским уже в третий раз сходили за добавкой в гастроном – успели прям перед закрытием – и всё ещё сидели на кухне у Кенара.
– Завязывал бы ты курить, Борь. Хреново кашляешь. – посоветовал товарищ. – Может, к врачу сходить?
– Да думал уже об этом, что-то я действительно кашлять стал больше, чем обычно. Но это из-за курения.
– Кстати, насчет этого… Я всё спросить хотел, вы же певцы голос должны беречь, нет? А ты, сколько я тебя знаю, куришь…
– Ну так не только я. Шаляпин, Соткилава[58 - Зураб Лаврентьевич Соткилава (1937 – 2017) – советский, грузинский и российский оперный певец, педагог. Народный артист СССР.], Магомаев[59 - Муслим Магомедович Магомаев (1942 – 2008) – советский, азербайджанский и российский эстрадный и оперный певец, актёр, композитор. Народный артист СССР.] – курили, Доминго[60 - Пласидо Доминго (1941) – испанский оперный певец и дирижёр, лирико-драматический тенор, с 2009 года исполняющий наряду с теноровыми партии баритонового репертуара, генеральный директор Лос-Анджелесской оперы.] до сих пор дымит.
– Давай за Доминго, пусть дымит дальше! – поднял тост Масловский.
– Давай! – чокнулись, выпили. – Ну а я, как в армии начал, так и не брошу никак. Меня в Гнесинке профессора каждый божий день воспитывали на эту тему… считай дополнительная лекция. – пьяно ябедничал Кенар. – А их и так хватало. По шесть пар в день. Кстати, забавно, больше всего времени в расписании занимало сольфеджио…
Занятие по музыкальной грамоте снилось пребывающему в глубоком медикаментозном сне Вавилову, пока группа энтузиастов в составе двух композиторов, поэта, писателя и Папы Римского под руководством пьющего писателя-эмигранта наводила парадиз в его трехкомнатной обители.
Стадо начинающих музыкантов расположилось в самой большой аудитории, ибо занятие было общим для двух групп: композиторы и оперные вокалисты – ажно сорок восемь будущих звёзд. Сидят в шахматном порядке, чтоб не списывали. Помощница Петрачеллы играет диктант, сам – ходит по рядам, а студент Вавилов витает в облаках.
Он записал мелодию с первого раза, а теперь, развернув нотную тетрадь на последней странице в меру своих средненьких художественных способностей пытается нарисовать портрет возлюбленной – дочери соседей Юли. И мучается почти гамлетовским вопросом: любить или не любить. Хотя, кому и когда помешала настоящая любовь? Но дилемма студента Вавилова подробно описана в статье сто тридцать четыре УК РФ – совращение несовершеннолетнего. Юльке сегодня исполняется только шестнадцать.
И ведь никому не объяснишь, что девочка давно созрела, весит шестьдесят четыре килограмма живого веса, у неё полный третий номер и она сама хочет и на шею вешается. С учетом Юлькиного напора и собственных чувств сопротивляться Евгению было всё труднее. Однако, мысль о том, что устроят её родители вообще и, в частности, маман, если узнают об их пока не случившейся связи, приводила его в ужас.
Нет, скорее всего соседи не имели бы ничего против такого потенциального зятя. Хороший мальчик, сын главреда одной из главных газет эпохи и доцента университета, в котором они сами мучили студентов, учится ни много ни мало в Гнесинке, а значит имеет тягу к прекрасному… Хороший такой бэкграунд… Если бы речь шла о его романе с их старшей дочерью, которая была на три года старше Женьки.
Сестра Юли в это время училась на последнем курсе главного питерского университета. Учитывая доцентско-профессорский состав родителей, она вполне могла бы учиться в цитадели знаний имени мишанинского энтузиаста[61 - Имеется в виду Михаил Ломоносов, первый крупный русский ученый-естествоиспытатель.], но предпочла уехать. Причиной тому был как раз сосед Женька… который сейчас сидел в аудитории Гнесинки и продолжал рисовать в нотной тетради портрет её младшей сестры.
Проходивший мимо Петрачелла увидел сию живопись и решил, что студент вконец обнаглел и просто филонит от диктанта. Средненький музыкант и плохой учитель не придумал ничего лучшего как треснуть студента Вавилова по затылку первым, что попало в руки. Этим первым оказался свернутый в трубку сборник фуг Баха.
Кощунство, конечно, так использовать творения Иоган-Себастьяныча, но Петраков был неудержим. Если бы вдруг какой-нибудь просветленный мозг в Министерстве образования предложил вернуть систему телесных наказаний в высших учебных заведениях, Петрачелла голосовал бы за это первым. Но пока это было только мечтой…
– Больно же, Пе… Юрий Алексаныч, за что? – возмутился побитый Женька.
– Вавилов, – почти визжал препод, – вы находитесь на уроке сольфеджио, а не живописи. А за диктант я вам ставлю неуд…
В потенциальном Моцарте вспыхнул гнев – мало того этот самодовольный болван в профессорском звании отвлек его от мечтаний, так ещё и двойкой грозится.
– Это ещё почему? – тихо и зло спросил Женька.
– Ну как же, – Петрачелла потихоньку успокаивался, возвращался к своей саркастичной манере разговора и начинал играть на публику, – у нас тут диктант, знаете ли, пишут, – он провел рукой по аудитории. – А будущий гениальный композитор Вавилов изволит заниматься наскальной живописью. А между тем, Светлана Викторовна уже сыграла диктант три раза и персонально для вас его повторять не будет.
Петраков просто раздувался от самодовольства.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом