– Могла, – произнёс Волк. – я был уверен, что так и сделаешь. Моя жизнь закончилась той ночью в яме. И всё, что я получил сверх – принадлежит тебе.
– А если бы я распорядилась иначе? Что же? Всё зря? Ты бы просто умер, так и не получив ничего…
– Я уже получил. Брониимир больше не издевается над тобой.
Брониимира замолчала. Она лежала, уткнувшись ему в плечо, и молчала. Волк даже решил, что заснула, но она вдруг прошептала:
– Я знала, что ты придёшь. Верила в это.
– Во что?
– Что явится кто-то и остановит его бесчинства.
– Наверное, то должен был быть великий князь или витязь, а не псарь…
– То должен был быть только ты. Я заметила, когда на площади с тебя сняли рубаху, шрамы на спине… Тебя уже судили? Ты зол на Брониимира за это?
– Нет. То другое, – Волк задумался. – Не выношу, когда муж избивает жену. За то он и получил.
– Какое тебе дело до чужой жены?
– Каждая жена кому-то чужая, кому-то своя. И что же, женился и хоть до смерти изводи?
– Духи в том не перечат, – она села, обхватив руками колени, – Награй не простит.
– Я Награец, и знаю, что Награй так же измучен твоим мужем, как и Грата. Думаю, они будут горевать из-за его смерти не больше тебя.
– Хоть ты и лучше знаешь награйцев, я знаю князей. Брониимир был сыном, и братом великого награйского князя. Они избавились от него, когда отец женил меня. А смерть брата их любимого князя – это оскорбление Награю, и угроза нашему слабому миру. Если Награй пойдёт войной, без князя мы…
– Любослав не пойдёт войной. Он не так жесток и горяч, как его брат. Он пришлёт послов и начнёт переговоры.
– И что дальше? – Брониимира заглянула ему в глаза в надежде увидеть ответ.
– Дальше зависит от переговоров.
32
Мелкий морозный снег сыпался с неба ледяной крошкой, много таким не наметёт, но за шиворот насыплет будь здоров. Волк не спеша мерил шагами дворцовую стену, крепче кутаясь в зимний тулуп. Ветер громко завывал в седых вершинах гор. Ночь выдалась безлунная, и тучи налетали мелкими обрывками, то закидывая снежными песком, то разбегаясь, уступая звёздам. Созвездие берендея потускнело и почти уже легло спать за горы, а со стороны Бескрайнего леса уже показался волчий след. Сегодня ему выпало следить за порядком с высоты. Ещё пяток старых дружинников, которым так же достался жетон стены, разбрелись по углам, теперь и не высунутся, поди, пока Белорад не пойдёт обходом.
«Фьить», – пронеслось прямо над ухом.
Волк огляделся: вокруг никого, видать на крыше, над стеной.
– А ты всё вокруг двора околачиваешься, – процедил сквозь зубы Волк.
– Слыхал? Говорят, награйский князь сам сюда выдвинулся?
– Слыхал. Уж с лета только о посольстве награйском и разговоры.
Птах тонко захохотал:
– Твоими стараниями, Щенок. Об заклад бьюсь, не знамо тебе, по что он сюда лично наведался!
– Уж не войной ли? – едко прошептал Влаксан.
– Тю! Тут поинтереснее дельце намечается. Похоже, свататься собрался Любослав награйский. Глядишь, так бабёнку-то твою и обженит на себе.
– Закрой пасть, – прошипел Влаксан. – Язык, как помело!
– А мне-то что? Чай, не я в княжей спальне ночи коротаю, – заливался птичьим смехом Птах, – Не боись, я не скажу награйцам, кто меж их князьями постель княгине грел.
– Проваливай отсюда! Ещё раз сунешься ко двору или, упаси Духи, явишься мне – рука не дрогнет, пришью на месте.
– Ты меня не пугай. Как видишь, не боязно. Птицу в кармане не утаишь, так что смирись, – лёгкие шаги, точно крылья птицы, прошуршали по крыше и упорхнули в сторону красного двора.
Волк снял с плеча лук. Он был готов подстрелить любого, кто осмелится баламутить покой княжеской ночи, будь то птица или человек. До рассвета настороженно всматривался в темноту двора, выискивая знакомую тень и надеясь никого не увидеть.
Смена пришла уже к завтраку. Быстро скинув лук и бердыш подошедшим дружинникам, побрёл к избе. В сенях быстро стянул шапку, о колено сбил с неё снежную крупу и повесил на гвоздь, сверху накинул так же запорошённый тулуп. В мешке на стене было уже пару десятков жетонов. Бросив сверху свой, отворил дверь в обеденную.
Из избы пахнуло теплом, печным дымом и ароматной кашей. На столе приятно дымился котелок, и стряпчий разливал густую кашу, заполняя избу запахом мясного бульона.
– Здорова, Волк. Как раз вовремя, – кивнул тот, вручая ему миску.
Трифон рукой поманил Волка. Всё при дворе было любопытно ему, точно мальчишке. Он, не замолкая, делился сплетнями, что рассказали ему чернавки, или очередной занятной диковиной, что высмотрел на посту.
– Слыхал, награйское посольство на подходе.
– Угу, – кивнул Влаксан, усаживаясь за стол.
Со смерти Брониимира все только и говорили, что о Награе и их послах, которых непременно пошлёт Любослав, либо о войне, которую тоже многие пророчили.
– Говорят, уже под Руей, – продолжал Трифон. – Нынче боярин руйский гонца прислал. А на днях, стало быть, Награйский гонец примчит. Зуб даю! Как думаешь, – заговорщицки прошептал он, – война будет?
– Что ты у него-то спрашиваешь? Ему почём знать? – осадил его старый Ван.
– А то, что он один у нас Награйский. Ему их норов знаком.
Ван махнул рукой и отвернулся от Трифона.
– Я вот слыхал, что сам князь Награйский к нам путь держит, – подхватил беседу лысый Славян.
– Вот оно как! – хлопнул себя по колену Трифон, – и что же? Сразу с войском? Чай, к войне готовиться начнём?
– Тебе бы всё к войне, малец! – Славян по-отечески потрепал Трифона по плечу, – Слыхал я, свататься он едет.
– Да, ладно! – Трифон аж подскочил на месте.
– Любослав же женат, – уточнил Волк.
– Так померла жена его.
– Это первая померла, лет пять тому, от лихорадки. Он второй раз женился.
– Так вторая померла давеча, – улыбнулся Славян, – разродиться не смогла вторым дитём. Вот он и решил братца-то подменить. Чай, Брониимира наша может сына народить, хотя, сказывают, у него уже есть двое. На кой ему ещё?
– Эт дело такое, – засмеялся Трифон, – нас у отца пятеро было, сыновей только. Мужик в доме лишний не бывает.
– Так куда их потом всех девать? Вот будет у Любослава два княжества, между двумя сыновьями и поделит. А третьего куда?
– Сами денутся, – не унимался Трифон. – Уж нас-то батя раскидал, а то князь! Неужто детей своих не поделит!
Волк опустил глаза, рассматривая в миске светлые разваренные зёрна. Если Славян прав, выходит, Брониимира скоро снова замуж. Конечно, княгине в девках быть не пристало, но не так же спешно…
– Эй, Волк, – дёрнул его за рукав Трифон. – А скажи, отчего в Награе язык Горных Духов знают, а в Грате нет? Мы же тоже у подножия, как и там. Я вот кого не спрошу, никто не может ответить.
Влаксан поднял взгляд. Румяный Трифон сиял наивной улыбкой. Славян отвернулся, сдерживая смех, а старый Ван хоть и сохранил невозмутимое лицо, глаза его щурились в шутливой улыбке.
– Что молчишь? Тоже что ли не знаешь?
– Он-то знает, да тебе это не понравится, – протянул Славян.
– Раз знаешь, что не скажешь? Волк, отчего так несправедливо нас Духи обошли?
– Просто награйцы себя считают лучше, – захохотал Славян.
– Правда? – Трифон уставился на Влаксана.
Волк кивнул:
– По преданию, Награй людям завещали Духи Гор. Этот город старше Граты. Его строили Высшие Духи, ещё до Великой войны, и, покидая людей, оставили своим людям Награй, а вместе с ним и часть своей мудрости. И горы Награйские.
– Это как же?
– Сказывают, что каменных змеев может разбудить только награйский князь. Не гратский. Оттого Награй и не может Грате уступить горы, считая их своими по Воле Духов.
– Да, враки это! – обиженно выпалил Трифон.
– Может, и так, – безразлично дёрнул плечом Волк.
Когда-то он был так же горяч, как Трифон. Но это было давно. Отец учил сдержанности, иначе мог всыпать палок.
– Кто сегодня в ночь? – спросил Волк.
– Я, – отозвался молчавший в углу старый дружинник.
– И я, – тут же подхватил Трифон, – и Славян с Ваном тоже. А что?
– Меняться хочу.
– Давай со мной, – кивнул старый.
– Добро, – Волк протянул руку Славяну, – Я за тебя пойду.
Наспех доев горячую кашу, Влаксан бросил миску в ведро с грязной посудой и пошёл в спальню. Птах не шутил, он действительно пронюхал о гонце. Выходит, и сегодня будет тереться у дворца. С этим надо заканчивать, пока худо не стало.
33
Проспав до ужина, Волк успел к последней жеребьёвке, Белорад выдавал оставшиеся жетоны:
– А ты чего? – нахмурился он, когда Волк потянулся к мешку, – ты только с ночи.
– Поменялся. Охота в день дежурить, когда Награйский князь придёт.
– Хуже баб, – Белорад покачал головой, протягивая мешок, при этом взгляд его оставался холодно-суровым.
Влаксан глянул на жетон с нарисованными красной краской воротами.
– Ты куда сегодня? – пихнул под бок локтем Трифон, – я на стену.
– Мне тоже не повезло, – хмыкнул Ван, показывая жетон со стеной. – Буду кости на ветру морозить.
– Могу за тебя.
– А ты куда? Неужто не зябко на стене торчать?
– Внизу, – Волк протянул жетон с красными воротами, – Я молодой. Кости мороз не крутит.
– Ого! Ворота! Прекрасно, там хоть ветер так под тулуп не лезет.
Уже к часу луны Влаксан пожалел о своей торопливости и дерзком заявлении, что молодость и холод – вещи несовместимые. Он приставил к стене бердыш, растирая под рукавицами окоченевшие пальцы. С неба подмигивала тонкая полоска зарождающегося месяца. Уже под полночь, но никто так и не явился. Неужто, гонец будет не сегодня, и придётся опять меняться. Заночевать в тепле, либо навестить княгиню будет куда приятнее, чем зазря на стенах ошиваться, надеясь шугануть дружка.
С улицы послышался громкий протяжный свист и стук в калиту. С псарни разразилась лаем княжья свора. Тихо скрипнул засов.
– Что надобно? – голос Вана звучал грубо, перекрывая лай возбуждённых псов.
– Велено предстать перед княгиней, – раздался громкий мальчишеский голос, и тут же сорвался на шёпот, – князь Награйский поклон шлёт.
Ван распахнул калиту, впуская паренька, ведущего под узду взмыленного коня. Хлопья белой пены под седлом превратились в хрупкую ледяную корку.
Влаксан поднял бердыш. Что ж… Всё же повезло. Уж такую возможность Птах не упустит, точно прибежит.
