Площадка наверху оказалась неожиданно большой, с перилами.
– Это для удобства, – прокомментировал Петр.
От того, что увидел Серафим, у него перехватило дыхание. Две горы, густо поросшие лесом, сходились на широкой равнине. И точно в середине, подпирая оба подъема, лежал мертвенно-черный квадрат.
– Что это? – прочищая горло, просипел Серафим.
– Твой участок после переработки. Размер – километр на километр. Все на глубину до семи километров вынуто и отправлено заказчикам. На планете Земля-2, наверное, пляшут от счастья – нечасто они сразу столько леса получают. Пустота по мере ведения разработки заполнялась инертным материалом искусственного происхождения. На него, кстати, нанесена надпись, кратко рассказывающая о причинах и последствиях нападения Земли на Перфициду. Если хочешь – прочитай, здесь, как видишь, есть подзорная труба. Не хочешь? Ну, твое дело. Материал очень интересный. Он прочный, просто так его не расколупаешь. У него есть один существенный недостаток, который помешал использовать его с пользой в любой сфере, от промышленности до строительства. Но в нашем случае недостаток становится достоинством. Если воздействовать механически, то есть взорвать или применить ударный инструмент, то материал распадается на мелкие и прочные длинные осколки наподобие иголок, но с ужасно неровными краями. Представляешь себе территорию, усыпанную миллионами или миллиардами таких осколков? Как ее очистить, это не металл, магнитом не соберешь? Материал инертный, то есть его не повредит ни кислота, ни прочие агрессивные жидкости. Обратил внимание, что квадрат имеет заметный наклон в одну сторону? Материал необычайно скользкий, и попавшие на него предметы, в том числе снег, будут просто скатываться. Памятник получается если не на тысячелетия, то на многие века.
Серафим ошеломленно смотрел на черный квадрат:
– И сколько, ты говоришь, таких памятников будет на Земле?
– Такого размера – двенадцать, остальные – поменьше. Всего их будет 500. Это на первом этапе. Там посмотрим. Может, число памятников со временем будет увеличено.
– Не знаю, что и сказать… – задумчиво протянул Серафим.
– Ты лучше расскажи, почему последнее время такой смурной, сам на себя не похож?
– Да долго объяснять, – попробовал уйти от ответа Серафим.
– А мы никуда не торопимся, – мрачно сказал Петр. – Экскурсий сюда сегодня не будет. Дорога закрыта, антигравам прилет временно запрещен. Так что давай, облегчай свою страдающую душу.
Серафим тяжело вздохнул – ему явно не хотелось этого разговора. Но он прекрасно знал, что Петр от него не отстанет и добьется ответа на свой вопрос.
– Понимаешь, я все думаю о цене нашей победы над Землей…
– Не понял, – перебил Петр. – Объясни.
– Ну, нам же помогли «соседи». Это как-то, даже не знаю, как сказать… ну нечестно, что ли…
– Я тебе больше скажу, – прервал Петр. Было видно, что он злится, и не особо старается это скрыть. – Мы по требованию «соседей» два раза вызывали медиков клиники «Айболит» в места, где ты оказывался после ранений. Там речь шла о секундах, особенно во втором случае. Мы не знаем, почему Аархерцы помогли нам, почему спасли тебя. Наверное, никогда и не узнаем. Но если ты думаешь, что Земля воевала с нами честно, то очень сильно ошибаешься. Там были налажены давние связи с Прыанцами, которые пока не идут с нами на контакт. Они установили на четыре земных корабля двигатели, те самые, которые могли использоваться не только по своему прямому назначению, но и для того, чтобы сжигать планеты. Суперсовременные сканеры – тоже не земная разработка, и были они получены как раз перед объявлением нам ультиматума. Есть подтвержденная информация, что командующий космическим флотом Земли Збигнев Пржковски после первых потерь сам заказал и получил какое-то оружие. Когда руководители Земной Конфедерации спросили его рассказать о нем, адмирал ответил, что им лучше об этом не знать, но полученное от Прыанцев точно гарантирует победу. Все это сгорело в термоядерных взрывах. Так что по части посторонней помощи мы с землянами квиты. Может, наши «соседи», зная о полученном Пржковски оружии, и помогли нам. Но они нам ничего объяснять не будут.
Серафим хмуро молчал. Петр вздохнул:
– Ну что, дальше твои участки, как я понимаю, смотреть не будем? Тогда полетели на космодром. Там решил, что дальше делать.
Братья еще несколько минут стояли на вершине скалы и смотрели в одно и то же место – на черный квадрат. Тишину нарушил Петр:
– Сима, ты точно уходишь в отставку? Ну, тогда ты мне обещал сказать, куда подашься…
Серафим рассмеялся:
– Я же тебе уже несколько раз говорил – в космические этнографы.
– Да ну! – удивился Петр. – Но это не то же самое, что играть в детстве в Миклухо-Маклая или в экспедиции основателя современной космоэтнографии Ван Чи Лина.
– Я знаю, – серьезно ответил Серафим. – Я очень хорошо подготовился, изучил требования к профессии. Более того, подал заявление, сдал экзамены, и сегодня утром получил ответ: я принят в штат Института космоэтнографии имени названного тобой Ван Чи Лина.
– Когда ты успел? – поразился Петр.
– У меня, как ты помнишь, оставалось три свободных недели на Минералке. Неделю надиктовывал все, что знаю об оружии, а остальное время использовал по своему усмотрению. Так что, Петя, запиши себе: Летунов Серафим Владимирович по прозвищу Крылатый Серафим с сегодняшнего дня – космоэтнограф. Так надо. Я должен немного отвлечься, успокоиться и прийти в себя. А для этого что требуется? Чистый воздух, посильная физическая нагрузка и возможность много времени побыть одному. Моя новая профессия всем этим параметрам, как я понимаю, отвечает. Думаю, мне она подходит. А там, как говорится, война план покажет. Ну что, спускаемся?
И Серафим шагнул к лестнице с вырубленными в скале ступеньками. Но спускаться по ним не стал, а мощным прыжком взлетел сначала на высокие широкие перила ограды, а потом, оттолкнувшись двумя ногами, улетел далеко вперед и стремительно и молча упал вниз. Петр бросился к лестнице, побежал, преодолевая сопротивление защитного поля. У него болела грудь, кружилась голова, дыхание сбилось. Первое, что он увидел, оказавшись внизу – весело улыбающегося Серафима.
– Ты что творишь?! – закричал Петр.
Двоюродный брат в ответ пожал плечами:
– Показываю тебе, на чем земляне – подрядчики строительства этой смотровой площадки деньги воровали. Да не нервничай ты так, я ведь защитное поле катера настроил на себя, оставил включенным. А тебе надо кому надо сообщить, чтобы проверили защитные поля подобных объектов. Я его просканировал, и могу сказать, что его периметр занижен, некоторые участки вообще остались открытыми, самоубийство здесь совершить очень даже можно. Просто надо это делать в нужном месте.
Когда они сели в катер и взлетели, Серафим включил автопилот, установив дозвуковую скорость, и со вздохом начал:
– А сейчас я тебе объясню, почему подаюсь в космоэтнографы. Заодно макну в грязь лицом земные службы безопасности.
– Даже так? – делано поразился Петр.
Но Серафим не принял его шутливый тон:
– Именно так. Ты же знаешь, у меня сохранился доступ ко многим базам данных. И я заглянул в документы кадровой службы Института космоэтнографии, в список сотрудников и в некоторые личные дела. Интересная картина вырисовывается. Тебе фамилия Виктор Блажко что-то говорит? А Курт Ваннер? А Ми До Хван? Ну или хотя бы Борис Джексон?
Петр задумчиво молчал, роясь в закромах своей памяти. Поморщился – непривычно ему, Планировщику, было чего-то не знать и сознаваться в своем незнании:
– Про Бориса Джексона слышал. Кажется, он был в службе внешней разведке землян крутым специалистом по искусственному интеллекту, а также имел высокие рейтинги по общей боевой подготовке. Был какой-то скандал, его заподозрили в чем-то, он вынужден был уйти из службы. Так?
– Так, – подтвердил Серафим. – И со всеми остальными такая же история. Более того, список можно продолжать. Я обнаружил в штате Института космоэтнографии 12 типов, которые не очень красиво ушли из спецслужб Земли.
– Странно, – протянул Петр.
– Вот и я того же мнения. Место, конечно, тихое, но зарплата невысокая, перспективы карьерного роста, можно сказать, начисто отсутствуют, а их это не смутило. Вот я и подумал: может, есть что-то другое, что заставило их переквалифицироваться в космоэтнографы?
– Та-аа-к, – задумчиво почесал затылок Петр. – Дело, похоже, серьезное. Я, конечно, подскажу кому надо, чтобы потихоньку проверили, чем они занимаются. Может, и последить за ними придется. Это понятно. Но ты ведь хочешь свое расследование провести? И, насколько я тебя знаю, отговаривать тебя бесполезно. Тогда придется заняться твоей экипировкой, чтобы не только катер, но вся одежда и, конечно, все оборудование космоэтнографа Летунова Серафима Владимировича по прозвищу Крылатый Серафим были до неприличия особенными и служили своему хозяину верой и правдой.
Поймав удивленный взгляд кузена, Петр засмеялся:
– А без этого я тебя в космос не выпущу, и не посмотрю, что ты герой войны и победитель землян. Поверь, моих возможностей на это хватит. Ну как, заметано?
– Замётано! – засмеялся в ответ Серафим.
Из цикла «случайные истории»
Повелитель дождя
Этот рассказ – из серии «за что купил, за то и продаю». Я ничего в нем не выдумал, просто слегка литературно подправил, заменил многочисленные повторы, сленговые обороты и ругательства на слова, более понятные и приятные для восприятия потенциальным читателем.
Теперь – к сути дела. Я, Кирилл Миронов, журналист. Сейчас работаю на городском телевидении, где делаю передачи про всяких чудаков, зрители это любят. Оказывается, у нас в городе и окрестных населенных пунктах полно людей, украшающих мир. Один разводит в домашней оранжерее супер экзотические растения. Другой держит курочек десятка пород, и все они редкие, очень интересные, красивые и при этом еще и яйца несут. Третий собирает самодельные трактора – для себя, отца, родных и двоюродных братьев – на его счету уже семь отлично работающих механизмов! Четвертый круглый год окунается в прорубь зимой и купается летом в самой холодной воде, которую в наших краях только можно найти. Пятый строит уже второй дом в стиле средневекового замка. Ну и так далее. Эти передачи про чудаков-энтузиастов после выхода у нас на городском телевидении с удовольствием берут и показывают как областные, так и российские телеканалы. Так что на заработки и тяжелую жизнь не жалуюсь. Да и в городе благодаря своему еженедельному мельканию в телевизоре стал какой-никакой, а знаменитостью.
Неделю назад неожиданно встретил на улице Алмаза Кашапова. Когда-то я был начинающим сотрудником городской газеты, а он – молодым и перспективным ученым. Было это более 20 лет назад. Надо сказать, что окончил Алмаз всего лишь нефтяной техникум, пришел в научно-исследовательский институт то ли техником, то ли младшим научным сотрудником – не помню, да и не суть важно это. Он как-то быстро впрягся в тему, более того, на собственном энтузиазме сумел разработать какой-то мощный георадар. Я это и осветил, на целую страницу городской газеты. Меня хвалили, редактор признал мой опус лучшим материалом месяца, а также квартала, и даже премию выписал. И так получилось, что эта моя писанина сыграла в жизни Алмаза судьбоносную роль. В то время только начинался переход печатных средств массовой информации на компьютерные рельсы. В нашей газете как раз был создан сайт, материалы выкладывались в Интернет в свободном доступе – тогда еще не додумались за подобное брать деньги. Вот какой-то бывший советский гражданин, обосновавшийся в Австралии, и прочитал про тот самый супер георадар. Пригласил Алмаза к себе, для выполнения каких-то пробных работ. Руководство института, не вникая в суть дела, отпустило молодого, перспективного ученого за границу. Естественно, с изобретенным им прибором.
Кончилось тем, что изобретение на самом деле оказалось удачным, работы у Алмаза Кашапова в Австралии образовалось много, и он решил там остаться. На требование вернуть прибор ответил отказом, сообщив, что это его изобретение, и он имеет полное право им пользоваться и дальше совершенствовать. И добавил, что оформляет патент на прибор, а также гражданство пятого Континента, в чем ему активно помогают местные власти, так как прибыль от его георадара, а значит, и отчисления в местные бюджеты в виде налогов получаются большими. Руководство института хотело отстаивать свои законные права на создание прибора через суд, даже международный. Но тут выяснилось, что никаких документов, чертежей и прочего на него нет в наличии. Вообще – ни одной бумажки, ни одного упоминания в компьютерах! То ли по российским дурости и разгильдяйству потеряли. То ли Алмаз перед отъездом за бугор все бумаги похитил, а информацию из компьютеров стер. Мне эту историю сами ученые института рассказывали, с видимой злостью и плохо скрываемой завистью. Я от души повеселился. И порадовался за хитреца Кашапова, причем искренне. Мне и мама, и мои девушки неоднократно говорили, что я странный человек, немного не от мира сего, потому что не умею завидовать, прощаю людям всякие гадости и веду себя по-дурацки благородно.
И вот – надо же! – стоит передо мной этот самый Алмаз Кашапов на улице родного нашего города и смотрит своими грустными-грустными воловьими глазами, от которых все молодые дамы в свое время сходили с ума. Я его радостно по плечу хлопнул, заорал:
– Как дела? Ты как тут оказался?
А он так грустно в ответ:
– Да вот, прилетел, вчера маму похоронил.
Я аж ахнул: знал хорошо его мать, Магруфу-апу – личностью в нашем городе она была заметной. Про сына она после его отъезда за границу принципиально ни с кем не разговаривала, щедро и постоянно присылаемыми Алмазом деньгами помогала таким же, как она, соседям-пенсионерам. Какая-то там заслуженная учительница, орденоноска, она, несмотря на возраст, работала в школе, рьяно стараясь воспитать из современных оболтусов патриотов своего Отечества. Говорят, у нее это даже получалось. И здесь, прямо на холодной зимней улице, Алмаз вкратце и рассказал печальную историю.
В живых у него из родственников в городе никто не остался – все дядьки и тетки уже давно отошли в мир иной. С их детьми и внуками Алмаз не общался, и на этот раз не получилось – те после похорон, выполнив свой долг, сразу вернулись в свои крупные города. Предали Магруфу-апу земле хотя и с опозданием в два дня (ждали прилета из Австралии сына), но по мусульманским обычаям. То есть на поминках никакого спиртного не было. А Алмаз, насколько я помнил, хоть и носил на шее кулон в виде полумесяца, выпить в молодости любил. Ну, я по доброте душевной и в связи с тем, что на этот день никаких дел у меня намечено не было, предложил помянуть Магруфу-апу в каком-нибудь кабаке.
В два часа дня ввалились мы в кафе «Отдых», а вышли оттуда в 11 вечера, с его закрытием. Много о чем интересном говорили мы с Алмазом. Но самым интригующим оказался его рассказ о случайной встрече с Кагарлицким. С этим компьютерным гением, которого даже редактор уважительно называл по имени-отчеству – Владимир Иосифович, мы в свое время как самые молодые сотрудники городской газеты осуществляли ее перевод на компьютерный набор и верстку. Через пару лет после этого Кагарлицкий уехал в США. Увидеть с тех пор его не довелось, а вот слышал о нем много. Он заделался руководителем проектов в компании, которая разрабатывает всякие игровые приложения для каналов кабельного телевидения. Говорят, очень хорошо устроился, зарабатывает бешеные по нашим меркам деньги, с привезенной из России женой родили троих дочерей.
Так вот, еще в первый пандемийно-коронивирусный год Алмаз летел на юбилей к матери из Австралии, а Кагарлицкий – к болеющим родителям из Америки. Оба добирались до цели долго, как говорится, на перекладных, прыгая с одного авиарейса на другой. Столкнулись в Стамбуле, где из-за погодных условий просидели сутки. Поселили их в отель в один номер, так что пообщались они от души. И Кагарлицкий по непонятной причине отдал Алмазу флэшку с двумя записями – на английском и русском языках. На первом был рассказ одного странного человека, зачем-то записанный Владимиром Иосифовичем на смартфон во время отдыха в одном необычном курортном месте. На русском языке оказался выполненный им перевод этого рассказа.
Алмаз настаивал на том, чтобы я забрал флэшку:
– Я когда послушал этот рассказ – просто офигел. Не знаю, правда это или вранье. Но ты же у нас в свое время какие-то фантастические рассказы писал и печатал, и этот тоже толкни под видом фантастики.
Мое утверждение, что сейчас я прочно, двумя ногами пребываю на почве реализма, на Алмаза никакого впечатления не произвело. Он твердо стоял на своем:
– Возьми! Придумаешь, куда деть – рассказ-то интересный! И стройно все в нем получается, что я даже поверил, что это на самом деле было.
Я долго, целых пять дней думал, что же мне делать с таким нечаянно свалившимся на меня подарком. Может, роман настрочить, лихо закрутив сюжет? Нет времени. Да и желания тоже нет. И если честно, то я большой лентяй. Писать целый роман? Да это же с ума можно сойти! Потом решил, что просто чуть-чуть причешу данный текст – и все! Посетившую меня вдруг мысль о том, что надо бы сверить русский текст с английским оригиналом, быстро отбросил. Во-первых, английский я, несмотря на наличие высшего филологического образования, знаю плохо. Во-вторых, я не мемуары какого-нибудь видного политического деятеля обнародую, где каждое слово требуется взвешивать. Это – исповедь случайного собеседника. Может, она вся, от начала до конца – сплошной вымысел пьяного господина. Так что предоставляю вашему вниманию рассказ, о котором могу с полным правом сказать «за что купил, за то и продаю».
Рассказ незнакомца
Мне очень тоскливо, одиноко и страшно. Вот вы, человек средних лет, наверное, примерный гражданин своей страны, вы или сами купили путевку в этот благословенное место, или вам ее бесплатно вручили за успехи в работе, за вклад в развитие компании. Второй вариант? Вот видите! Вы счастливый человек, попавший в райское место. Смотрите: бухта окружена поросшими густым лесом высокими горами, с которых стекает горячая минеральная вода. Попадает она сначала в бассейны, в которых охлаждается до приемлемой температуры, так что здесь можно купаться и зимой. А летом благодаря этим горячим источникам и море становится теплым, плавать комфортно. Бухта очень большая, что позволило создателям этого курорта сделать так, что обитатели каждого коттеджа могут жить в нем обособленно, совершенно не видя соседей. Вот я позвал вас к себе, потому что хочется выговориться. Может, вы думаете, что это под воздействием алкоголя, вот этого виски по цене более двух тысяч долларов за бутылку? Нет! Я всю жизнь мечтал рассказать кому-нибудь историю своей жизни. Не беспокойтесь, это не займет слишком много времени. И спасибо за то, что продрались через густые заросли, которые разделяют наши коттеджи, надежно изолируя их друг от друга.
Выпить не хотите? Ну что ж, это ваше личное дело. Тогда перекусите этими восхитительными морепродуктами и рыбой, они отменного качества и хорошо приготовлены – здесь очень профессиональные повара, да и все обслуживание на высшем уровне.
Так вот, у меня, Бенджамина Скотта, были тяжелые, безрадостные детство и юность. Я был нежеланным ребенком в бедной семье. Иногда я думаю, что несчастья имеют свойство передаваться от родителей к детям. Если так, то я очень богатый наследник. Родители не могли выбраться из нищеты и долгов. Только начинаем жить – сгорает дом. Вроде жизнь начинает налаживаться, куплен старенький автомобиль, на котором отец едет на работу – и у машины на крутом спуске отказывают тормоза, отец едва спасается, получает многочисленные травмы и превращается по сути в инвалида.
В начальной школе я был одет хуже всех. Мои школьные завтраки и обеды были самыми дешевыми по крайней мере в классе. К тому же я был маленького роста, щуплого телосложение, и часто болел. Надо мной измывались все школьники, кто не считал зазорным обращать внимания на такого неудачника, на такое бедное существо, как я.
Аналогичная ситуация была и в средней школе, которую я окончил с горем пополам – наверное, преподаватели просто сжалились надо мной и позволили получить хотя бы такое образование.
Так вот, все началось в средней школе. Летом все учащиеся пошли в скаутский поход, причем на пять дней. Планировали разбить палаточный лагерь в лесу, в 10 километрах от нашего маленького городка. Меня не взяли, потому что все как один выразились в таком духе, что с таким чмо, как я, они не желают даже по нужде сесть не только под соседним кустом, но и в одном лесу. И это самое мягкое из того, что я услышал в свой адрес.
Я был просто убит горем. Это так несправедливо! Надо сказать, что у меня были особые уши, не в том смысле, что огромные или уродливый, или, наоборот, красивые. Красивыми они не могли быть по определению, как ничто не могло быть красивым во мне. Ну вот, посмотрите. Я стригусь коротко, уши открыты, их хорошо видно. Есть в них что-то необычное? Нет, это обычные, можно сказать, среднестатистические уши среднестатистического гражданина. Но в них все же есть особенность, и заключалась она в том, что правым ухом я чувствовал приближение дождя по крайней мере за сутки, а левым – приближение ветра. Ко времени поступления в колледж я так натренировался, что мог точно сказать, когда и откуда придет ветер, какой силы он будет. То же самое относилось и к дождю. Я не знал, что мне делать с этими знаниями, поэтому никому о них не говорил, боясь быть еще более осмеянным. Злой на своих одноклассников, я подумал, как было бы здорово, если бы все эти пять дней шел сильный дождь, и их поход превратился бы в ад. Зачем-то взял спичку и начал серной головкой водить ею в правом ухе. И случилось невероятное – через полчаса пошел легкий, мелкий дождичек! Я понял, что это произошло благодаря моим стараниям. Тогда стал тереть спичкой в ухе изо всех сил. С неба на землю обрушился водяной вал! В общем, я напрочь испортил поход своим одноклассникам, половина из них простыла, трое подвернули ноги на скользкой земле. В городе ругали синоптиков за то, что они не смогли предсказать такой мощный затяжной ливень. Я молчал, тихо радуясь тому, что досадил изголявшимся надо мной тиранам-одноклассникам.
Повторить свой успех в следующем году я не смог: лагерь скаутов разбили в ста километрах от нашего города. Зато я узнал, что радиус действия моего оружия составляет 50 километров.
В день окончания средней школы мне исполнилось 18 лет. Проступать в колледж я даже не пытался. Хотел устроиться на хорошую работу, но это не получилось – меня никто не брал. Пришлось идти в официанты в придорожное кафе. По той причине, что туда шли работать очень неохотно. Там часто случались всякие неприятные вещи, пьяные драки происходили чуть ли не ежедневно. В этом кафе я проработал всего два дня. На третий день, рано утром здесь завязалась пьяная драка. Ее зачинщик, здоровенный малый, выхватил нож и нанес пять ударов своему противнику. Затем вытер рукоятку, подошел ко мне, вложил нож в мою руку и сказал:
– Продашь меня – убью!
И спокойно вышел из кафе. Я остолбенел от ужаса. И только истошный крик хозяина вышел меня из этого состояния.
Оправдаться на суде я не мог, так как видеокамеры в тот день в кафе не работали. Мне несказанно повезло – первый раз в жизни. Защищать меня взялся молодой, амбициозный адвокат. Ему нужен был успех, и он его добился: за убийство дали всего десять лет тюрьмы, хотя светило до 25. Спасибо ему. Конечно, он думал только о себе, но я благодарен судьбе, что стал первым в его блестящей карьере. Все-таки между цифрами 25 и 10 имеется большая разница. Особенно когда речь идет о тюремном сроке.
Потом были тюрьмы, всего их оказалось четыре. Размеренная жизнь, регулярное хорошее питание сотворили чудо: я вырос, окреп, стал качаться, превратившись в крепкого молодого мужчину. Несмотря на это меня по-прежнему третировали, но как-то беззлобно, скорее подшучивали, чем издевались, дело ни разу не доходило даже до побоев.
Вел я себя смирно, ни в какие скандалы, драки и скверные истории не попадал. Стал много читать, очень много. Причем как художественную литературу, так и научно-просветительскую, отдавая этому все свободное время. В глубине души очень надеялся на досрочное освобождение. Все изменилось в четвертой тюрьме, в которую я попал в начале шестого года своего заключения. Она находится в пустыне. Начальника тюрьмы был необычайно жесток, несмотря на то, что постоянно сыпал цитатами из Библии, за что его за глаза прозвали Пастором. Нет, он не избивал заключенных, а приказывал это делать другим – иногда охранникам, но чаще всего заключенным. Я не понравился ему сразу, не понимаю почему. Меня несколько раз били, я много раз попадал в карцер – сырой каменный мешок размером метра на метр. Но однажды я услышал, как заключенные говорили о том, что Пастор перевелся в эту тюрьму потому, что ненавидит дождь. Я обменял часы – единственную память о прошлой жизни – на блок спичечных коробок, обернул его целлофаном и надежно спрятал в мастерской, где мы работали. Стал доставать по несколько спичек и тереть ими правое ухо. Пошли бесконечные дожди. И мне стало полегче: в дождь Пастор не лютовал, приходил только на утреннее построение, и меня никто не трогал.
Прошло две недели. Ухо жутко болело и кровоточило. Это заметил кто-то из заключенных и сообщил тюремному врачу. Тот назначил мне лечение. Невероятно, но по его ухмылке я понял: он обо всем догадался, сообразил, что причиной аномальной погоды являюсь я. Но Пастору не донес.
Месяц я лечил свое ухо, и стояла сухая, жаркая погода. За это время был один раз избит и дважды попадал в карцер. Поэтому твердо решил: буду терпеть любую боль, но дождь не прекратится до тех пор, пока не смоет Пастора. Так и получилось. Уже на третьей неделе произошло то, о чем тайно мечтало большинство заключенных. Пастор, набравшись виски, вышел за пределы тюрьмы, сказав охранникам, что идет ругаться с Богом и требовать от него прекратить дождь. Отправленные за ним через час люди нашли его мертвым – он захлебнулся, упав лицом в огромную лужу.
Новый начальник тюрьмы, которого стали называть Интеллигентом, своему прозвищу соответствовал. Зверства, в том числе и по отношению ко мне, прекратились. Интеллигент заявил, что будет воспитывать заключенных не наказаниями, а трудом. Как именно, мы узнали очень скоро. Ну а я – первым. Интеллигент пригласил меня. Могу дословно привести его монолог, настолько крепко он врезался в мою память:
– Вы уже поняли, уважаемый Бенджамин, что я решил воспитывать заключенных трудом.
Я от такого обращения чуть не прослезился – впервые за пять с лишним лет пребывания в тюрьмах меня назвали полным именем. А Интеллигент, не обращая на меня внимания, размашисто ходил по огромному кабинету и говорил:
– Но как это сделать, ведь мы в пустыне, довольно далеко от настоящей цивилизации. Вот сейчас вы в мастерской изготавливаете железные табуреты, обтачиваете заготовки молотков, щипцов и так далее. Этот товар плохо продается. Можно делать что-то, что пользуется более высоким спросом. Да, шить одежду или выпускать какие-то интересные покупателю промышленные товары можно, но проблематично, сначала надо вложить серьезные деньги в покупку оборудования, затем обучить людей, найти рынки сбыта. Ну а если мы начнем это делать, то отнимем работу у жителей ближайших городков, что вызовет их неудовольствие. Да и товар, который мы можем выпускать, как я понял, не особо ждут за границами тюрьмы. У нас есть возделываемая земля, но ее слишком мало. А между тем цена на продовольствие с каждым годом растет. Вот на чем мы можем зарабатывать! Здесь, в жарком климате, можно снимать два, а по некоторым культурам три, а то и четыре урожая в год. Нужна только вода. Вода – великая ценность в пустыне. Но где ее взять?
Интеллигент сел в свое кресло и немигающе уставился на меня:
– А мы знаем, где взять эту великую ценность. Не так ли, уважаемый Бенджамин?
У меня сердце ухнуло куда-то вниз. Я вжался в кресло, на котором сидел, и только каким-то чудом не потерял сознание. А Интеллигент между тем рисовал радужную картину того, как расцветет пустыня в радиусе 50 километров от тюрьмы. Потом вытащил из ящика стола коробок, протянул мне одну спичку:
– А теперь я попрошу вас, уважаемый Бенджамин, продемонстрировать свои способности.
Что мне оставалось делать? Я подчинился, слегка пошерудил спичкой в правом ухе – и через полчаса закапал небольшой дождичек.
– А сильнее можно?
Я поводил спичкой основательно – и вскоре почти стихший дождь полил с новой силой.
– Достаточно! – довольно, как сытый кот, проурчал Интеллигент.
