Адептки выпускного курса сидели за партами, держа в руках положенные им на сегодня вышивки, и рассматривали незадачливую однокурсницу с жадностью и любопытством.
Всхлипывая и поминутно сбиваясь, Беатрис все выложила, утаив только причастность к происшествию своего злейшего врага. Кто-то из девушек охнул, кто-то помянул богиню, другие промолчали, и только Гренда, высокая статная брюнетка с карими блестящими глазами, не сдержалась:
– Как ужасно быть такой неуклюжей и бестолковой! Да пошлет тебе Благостная Идана побольше мозгов.
Последнюю фразу она протянула донельзя похоже на их бонну, и многие девушки не сдержали смешки, особенно те, что вечно поддакивали Гренде и везде за ней таскались.
– Фулн! – оборвала веселье мединна Туард. – Веди себя достойно и сосредоточься на рукоделии. К концу урока жду твою вышивку в законченном виде. Потрудись на этот раз сделать все аккуратно. То же самое касается каждой из вас.
Девушки притихли и уткнулись в свои работы, а преподавательница обратилась к Беатрис:
– Пойдем в подсобку. Тебе нужно привести себя в порядок.
В крохотной комнатушке, примыкающей к основному кабинету, хранились материалы для занятий и всякая мелочевка, но кроме этого здесь находилась раковина с умывальником и глубокая емкость для разведения красителя. Мединна Туард периодически окрашивала небеленые ткани в разные цвета и вручную готовила их к использованию адептками.
– Умойся и выпей вот это, – сказала она и налила в стакан отвар трав, который всегда был у нее под рукой. Пожилая, склонная к полноте преподавательница страдала сердечной болезнью, и местная лекарка, мединна Замас, прописала ей этот отвар для успокоения нервов и укрепления сердца. Теперь мединна Туард считала его универсальным средством от любой напасти.
Беатрис с непередаваемым блаженством подставила истерзанные руки под прохладную воду, потом ополоснула лицо, вытерлась искусно вышитым полотенцем, подаренным ею любимой преподавательнице на именины, и залпом осушила поданный отвар. На душе как будто стало легче, и она понемногу успокоилась.
– Не буду спрашивать, что там на самом деле произошло, – сказала мединна Туард, – но уверена, ты просто так не схлопотала бы наказание.
– Ага, – кивнула Беатрис, вытирая вновь выступившие слезы. – Обидней всего, что все мои старания на этой недели пошли прахом. Я так и не получу заветное пирожное, хотя мои отметки были на порядок выше, чем у всех остальных.
– Эти ваши соревнования за лакомство до добра не доведут, – посетовала преподавательница, сложив пухлые руки на груди. – Явно ты своими блестящими успехами многим поперек горла.
– Ну и ладно, – с вызовом отозвалась Беатрис. – Я им еще всем покажу. Посмотрим, кому больше достанется.
– Выбросила бы ты эти глупости из головы, – вздохнула мединна Туард, не раз в жизни видевшая, как ненависть доводит людей до беды. Беатрис ей напоминала покойную дочку, и преподавательница очень привязалась к аккуратной, исполнительной и старательной адептке. – Немного осталось. Скоро заключите контракты и навсегда забудете и школу, и свои распри.
– Скорее бы, – с мечтательной улыбкой сказала Беатрис, но тут же стала серьезной. – Дело ведь не только в лакомствах. Мне нужны баллы для рейтинга. Самая успешная ученица получит лучший контракт.
– Знаю, знаю, – Мединна Туард вздохнула. – Этот проклятый рейтинг всем попортил немало крови.
Она взяла с полки стеллажа баночку с мазью и протянула Беатрис.
– На-ка, обработай руки. Следы, конечно, останутся, но хоть отек спадет, и боль поутихнет. Только не вздумай болтать об этом, а то мне не поздоровится.
– Спасибо! – обрадовалась Беатрис и принялась намазывать ладони. – Никто от меня слова не услышит!
– Вот и отлично, – погладила ее преподавательница по волосам. – Сейчас пойдем к остальным. Тебе придется вышивать вместе со всеми. Особенно не старайся, но и не забывай делать вид. Иначе кто-нибудь обязательно доложит патронессе, и тебя высекут снова.
– Все сделаю, – заверила Беатрис и вернулась вместе с мединной Туард в кабинет.
Девушки усиленно корпели над пяльцами и, казалось, даже не обратили внимания на вошедших, но Гренда следила за Беатрис и от ее зоркого наметанного взгляда не укрылось то, что руки чем-то намазаны. Она усмехнулась и прищурилась, Беатрис поджала губы и отвернулась, демонстрируя полнейшее безразличие, хотя в душе ей хотелось вцепиться мерзавке в густую шевелюру, и Гренда прекрасно знала об этом. Только сейчас совсем не время сводить счеты, нужно тщательно все обдумать и нанести неожиданный удар, примерно так же, как сегодня изловчилась Гренда.
Беатрис взяла иголку с ниткой и вышивку. Руки тряслись, пальцы деревенели и плохо слушались, но она упрямо делала стежок за стежком, не собираясь давать Гренде возможность пожаловаться на нее патронессе.
Глава 5
Новое жилье Эдмана оказалось не таким уж невзрачным, как он ожидал. Две комнаты, гостиная и спальня, обставленные простой, но вполне удобной мебелью, и собственная ванная с допотопными, но все же водопроводом и канализацией примирили его с тем положением, в каком он оказался волей случая и своего давнего друга. А белоснежное постельное белье, хоть и пошитое из дешевой ткани, и вид из окна на внутренний зеленый дворик с несколькими деверьями окончательно вернули самообладание.
Прежде всего Эдман отправился в ванную и, смыв с себя дорожную пыль, сразу почувствовал прилив бодрости, выкинул из головы все неприятные впечатления и принялся за разбор вещей. Испорченную одежду он не собирался никуда нести. Стирка могла занять несколько дней, и еще неизвестно способны ли местные прачки вывести мгновенно въевшиеся пятна. Очищающее бытовые предметы заклятие гораздо лучше справится с этой проблемой. Эдман шепнул формулу, провел рукой по рубашке и сюртуку, напитав заклинание маной, и готово – одежда как новая. Но подобные прихоти могли позволить себе исключительно максисы, поскольку всем остальным жалко было тратить драгоценную ману на мелкие нужды.
До ужина еще оставалось время, и Эдман решил отправиться на разведку, чтобы осмотреться и запомнить, где что находится. Преподавательское крыло занимало половину второго этажа административного здания. Апартаменты педагогов располагались вдоль пустого коридора, тускло освещенного всего парой неугасимых свечей.
«Здесь явно проблемы либо с денежным содержанием, либо с чрезмерной экономией, – подумал Эдман. Он привык к уютному общежитию столичной академии и считал, что подобное жилье в порядке вещей и в других учебных заведениях империи. – Могли бы хоть старый ковер постелить в проходе, холодом несет как из склепа, да и современные светильники здесь не помешают».
Среди череды однотипных деревянных дверей затесалась одна двустворчатая, со стеклянными вставками. Она была приоткрыта. Эдман заглянул внутрь и оценил довольно просторную и светлую гостиную с высокими книжными шкафами под самый потолок, несколькими диванами и креслами с выцветшей обивкой, буфетом и низким столиком и даже видавшим виды полуистлевшим ковром на каменном полу.
– Добрый день, – услышал Эдман приятный женский голос и взглядом нашел ту, кому он принадлежал.
В кресле у распахнутой балконной двери сидела миниатюрная привлекательная блондинка в легком светлом платье. Она собрала волнистые волосы в кокетливую прическу по последней моде, с завитками у висков, а выразительные зеленые глаза и полные губы выделила с помощью специальных средств, в которых Эдман ничего не смыслил, но определял их наличие безошибочно.
– Проходите, не стесняйтесь. Вы ведь новый преподаватель манологии?
– Добрый день, максисса, – поклонился Эдман, прошел через гостиную и занял кресло напротив собеседницы. – Да, только сегодня прибыл. Профессор Эдвард Привис к вашим услугам.
– Приятно познакомиться, но вы ошиблись. – Она звонко рассмеялась, и Эдман не сдержал улыбку, глядя на ее сияющее очаровательное лицо. – Хоть я здесь и преподаю, только по происхождению не принадлежу к высшему сословию. Я дайна, и учу адепток этикету и танцам. Меня зовут Анна Монд.
Эдман почувствовал укол разочарования, и сидящая напротив молодая женщина перестала казаться ему столь обворожительной, как в первое мгновение. Но он прекрасно владел собой и ни единым движением не выдал своих чувств.
– Неужели?! – воскликнул он с самым непринужденным видом и откинулся на спинку кресла. – Красотой и изяществом вы могли бы соперничать с любой максиссой, поэтому прошу простить мою ошибку.
Конечно, он льстил этой лоунке, на которую, скорее всего, навел лоск ее хозяин, а может, и не один. Но Эдману нужна была любая информация о школе, о местных обитателях и порядках, а доброжелательная дайна могла рассказать многое, если он проявит должный такт и учтивость.
– Вы так любезны, – с довольным видом протянула она, и ее слегка припудренные щеки окрасил нежный румянец.
Эдман невольно залюбовался ее притягательным лицом. Вот если бы она была максиссой или хотя бы мединной, то он вполне мог позволить себе закрутить небольшую интрижку и этим скрасить время в убогой школе. Но дайн он на дух не выносил и никогда бы не опустился до любовной связи с одной из них.
– Это вовсе не любезность, а чистая правда! – горячо заверил он, поглаживая бородку. – Как вы сюда попали? Никогда не слышал, чтобы дайны служили педагогами.
– Здесь вы правы, – кивнула она и сменила позу так, что невесомое платье четче обрисовало волнующие изгибы ее стройного тела. – Мой контракт подошел к концу, и максис, у которого я служила, был столь заботлив, что устроил меня сюда. Директриса Гризар прилагает все усилия, чтобы ее школа стала одной из ведущих в империи. Ей потребовался преподаватель этикета и танцев. Ни одна максисса не согласилась на подобную должность, да и они, как правило, рано выходят замуж. Так что я пришлась как нельзя кстати.
– Уверен, адептки вас обожают.
Эдман продолжал подливать масло в огонь тщеславия дайны, собираясь стать для нее если не другом, то хорошим приятелем.
– Так и есть, – без лишней скромности отозвалась она. – Мы прекрасно ладим. Ведь я и сама училась в подобном заведении и хорошо понимаю девочек.
– Здесь я, безусловно, вам проигрываю, – посетовал Эдман. – До перевода сюда я работал в училище императорской гвардии и вряд ли легко смогу расположить к себе адепток.
Дайна вновь рассмеялась. Ее нежный смех напоминал мелодичный перезвон играющих на ветру колокольчиков. Эдман подался вперед.
– Не спешите с выводами, – сказала она. В ее зеленых глазах мелькнуло лукавство и еще что-то близкое к издевке. Эдман тут же напрягся в ожидании подвоха. – Девочки души не чают в своих преподавателях-мужчинах. Как-никак это единственные представители сильного пола, с кем им позволено общаться. Думаю, они будут просто в восторге от вас.
«Еще чего не хватало», – с раздражением подумал Эдман, но сказал совсем другое:
– Это не такая уж и большая проблема. Главное – чтобы они прилежно учили предмет, остальное – дело их бонны.
– Как посмотреть, – протянула дайна Монд, и в ее улыбке Эдману почудилось предвкушение. – Как посмотреть.
Внезапно их беседу прервал звук раскатистого баса, выводящего душераздирающие рулады. Эта пародия на оперу всем известного композитора доносилась со стороны балкона, и Эдман, от рождения имевший прекрасный слух, скривился.
– Что это?
– Это господин Джон Лавинас, преподаватель истории и географии, – пояснила дайна, стараясь говорить громче, иначе ее приятный голос невозможно было различить за нещадно фальшивившим басом. – Его апартаменты рядом. Он обожает оперу и частенько радует нас своим волшебным пением. Как вы относитесь к тому, чтобы отправиться в столовую прямо сейчас? Дождемся ужина в главном корпусе?
– Прекрасная мысль, – обрадовался Эдман. Он поднялся из кресла, подал дайне руку, и они поспешили покинуть гостиную.
Во дворе дайна Монд показала Эдману здания лазарета, храма и бани для адепток. Затем они неспешно прогулялись до основного корпуса, где на первом этаже дайна проводила Эдмана в зал для торжественных приемов, а потом в столовую. К тому времени как они закончили осмотр, раздался удар в гонг, возвещающий час ужина.
Столовая разделялась на несколько помещений: огромный зал с отдельными длинными столами для каждого курса, средний зал для преподавателей, бонн и административных служащих и небольшое помещение для обслуги и охранников. Дайна Монд подвела Эдмана к уже накрытому столу возле стены и представила коллегам.
Четыре бонны в одинаковых, неказистых, серых платьях впились в него алчущими взглядами старых дев, тщетно мечтающих обрести вожделенного мужа. Полная приятная мединна, преподаватель рукоделия, тепло поприветствовала Эдмана и предложила помочь обустроиться на новом месте. Угрюмая мединна средних лет, преподавательница основ знахарства и местная лекарка по совместительству еле уловимо улыбнулась ему и сосредоточилась на еде, больше ни с кем не разговаривая. Эдман поприветствовал дам и занял место подальше от бонн.
Мужская часть коллектива приняла его довольно прохладно, если не сказать враждебно. Сухонький крошечный старичок с большим носом, преподаватель словесности, долго переспрашивал имя и должность Эдмана, и никак не мог правильно их расслышать. В конце концов он решил, что Эдвар Приви – молодой выскочка и невежа, отвернулся и больше ни разу за весь вечер к нему не обратился.
Долговязый, нескладный преподаватель арифметики на учтивое приветствие Эдмана буркнул что-то неразборчивое и уткнулся в свою тарелку. Черты его сморщенного лица казались размытыми, линия подбородка – сглаженной. Жидкие волосы он зачесывал набок, безуспешно стараясь прикрыть раннюю лысину.
Полный, краснощекий преподаватель истории и географии, ярый поклонник оперы взъерошил копну черных кудрей, подкрутил пышные лоснящиеся усы и усадил дайну Монд возле себя. При этом он бросил ревнивый оценивающий взгляд в сторону Эдмана и ответил на его пожелание приятного аппетита небрежным кивком.
Разговор за ужином поддерживали в основном дайна и Лавинас, при этом каждый раз, когда одна из бонн пыталась вставить хоть слово и выяснить у Эдмана подробности о его семейном положении или предыдущем месте службы, ее тотчас перебивали и больше не позволяли рта раскрыть. Лавинас своей грузной фигурой заполнял уйму места, травил сумбурные байки, перескакивая с одного на другое и громко смеялся своим же шуткам. Эдман утомился от пустой болтовни, спешно закончил довольно пресную, но питательную трапезу, простился со всеми и ретировался в свою комнату.
«Да уж, – подумал он, лежа в постели и наслаждаясь покоем и тишиной, – если так пойдет и дальше, то приемы пищи станут настоящей пыткой».
Эдман хотел еще раз перед сном повторить имена и должности всех, с кем успел познакомиться за день, и сделать несколько пометок в небольшой, размером с детскую ладошку, записной книжке, но глаза сами собой закрылись, и он уснул крепким сном, так и оставив страницы не заполненными.
Глава 6
Когда Жози повела выпускной курс на ужин, Беатрис получила приказ подняться в спальню и приготовить все ко сну. Гренда торжествовала и посмеивалась со своими подпевалами: рыжеволосой с многочисленными веснушками на лице Далией Ванг и белобрысой Ленокс Фос. Она с победоносным видом проследовала за бонной, чтобы получить награду, поскольку именно Гренда стала на этой неделе второй по количеству баллов после Беатрис.
– Вот дрянь паршивая, – буркнула себе под нос Беатрис и отправилась на четвертый этаж, где располагался дортуар, общая спальня выпускного курса, занимавшая почти все правое крыло.
Ее одолевало жгучее желание сделать гадость Гренде немедленно, но тогда мерзавка тут же пожалуется бонне, и та с радостью отвесит незадачливой адептке еще несколько розог, а этого Беатрис допустить никак не могла. Она продержалась в лучших адептках почти четыре года, и до заветной мечты, заключить выгодный контракт с высокопоставленным максисом и получить возможность вращаться в высшем обществе, осталось совсем немного. Гренда не испортит все ее труды, Беатрис наберется терпения и проделает все незаметно, так, что никто ничего доказать не сумеет.
В дортуаре царили сырость и полумрак. Заходящее солнце проникало через широкие окна внутрь и раскрашивало стены в багряно-алые тона. Беатрис приоткрыла несколько створок, чтобы в комнату проник свежий воздух, и стало хоть немного уютнее. Голые серые стены, ледяной каменный пол, бесконечные ряды облупленных тумбочек и одинаковых жестких кроватей с тонкими матрасами настолько ей опостылели, что захотелось рыдать в голос и биться в истерике, пока не охрипнешь. Но за подобные выходки Жози тоже любила наказывать, ведь в школе все должны вести себя достойно и быть образцом спокойствия и благообразия.
Тяжело вздохнув, Беатрис смахнула предательские слезинки. Есть хотелось зверски, живот сводило голодной судорогой, а до завтрака нужно было еще пережить ночь. Питание адепток в Камелии никогда не отличалось обилием или разнообразием, поэтому девушки, как правило, с трудом дотягивали от одного приема пищи до другого. Лишение ужина считалось одним из тяжелых наказаний, поскольку именно во время вечернего приема пищи давали самое значительное количество еды, да еще и поощрение для лучших адепток курса в виде сладкого, которое всем остальным не полагалось в принципе.
Беатрис зажгла неугасимые свечи на стенах, и дортуар тут же озарил мягкий желтоватый свет. Это новшество ввели совсем недавно, поскольку обычные свечи расходовались слишком быстро, и их заменили на те, что могли гореть несколько недель к ряду. Она принялась разбирать постели и наполнять водой кувшины для умывания. Беатрис ненавидела эту работу и училась, как проклятая, лишь бы ее не исполнять. Для адепток Камелии не было ничего позорнее и унизительнее, чем прислуживать своим же однокурсницам. Обычно этим занимались либо наказанные, либо последки, ученицы с самым маленьким среди остальных резервуаром маны. А Беатрис наравне с Грендой относилась к примам, обладательницам запаса энергии почти в триста единиц, и для нее подобные обязанности были во стократ тяжелее, чем для любой другой адептки. Всегда невыносимо больно падать с пьедестала, особенно если ты тянешься к нему всем сердцем и лелеешь мечту взобраться еще выше.
В спальню вбежала запыхавшаяся, растрепанная Фибиан Эфрад и тут же подлетела к Беатрис:
– На, ешь. – Она сунула ей в руки несколько кусков серого хлеба. – Быстрее. Они уже близко.
В обычный день Беатрис поостереглась бы что-то брать у странноватой и непредсказуемой последки Фиби, но сегодня голод довел ее до полного отчаяния, и она готова была съесть даже пучок травы, если бы ей позволили это сделать.
Она быстро запихала в рот хлеб, и начала усиленно жевать, но, торопясь поскорее проглотить сухие куски, закашлялась, схватила кувшин и принялась хлебать воду прямо из горлышка.
– Что здесь происходит? – раздался строгий голос Жози, и в дортуар вошли остальные адептки выпускного курса.
– Ничего, бонна Виклин, – отозвалась последка Фиби. – Я почувствовала дурноту во время ужина и поднялась в спальню, а здесь нашла Сонар на постели. У нее разболелась голова, и я напоила ее водой.
– Это правда? – метнула Жози подозрительный взгляд в Беатрис.
– Да, бонна Виклин, – отозвалась та, успев в последний момент все проглотить. – Но мне уже лучше.
Бонна покосилась на нее, не доверяя словам, и хотела отправить в лазарет, но тут вспомнила, что лекарка уехала в город по срочному делу, и решила дождаться завтрашнего утра.
– Ладно, отдыхай, – сказала наконец Жози. – Но если станет хуже, обязательно сообщи мне. Я провожу тебя в лазарет.
– Хорошо, бонна Виклин, – ответила Беатрис, мечтая, чтобы Жози поскорее ушла в свою комнату, которая находилась тут же, в конце дортуара, и была отгорожена от общей спальни адепток перегородкой.
– Всем доброй ночи, – пожелала Жози и направилась к себе. – Долго не болтайте.
– Доброй ночи, бонна Виклин, – раздались со всех сторон девичьи голоса.
Беатрис выдохнула и направилась к своей кровати, за ней поспешили ее подруги, крепкая небольшого роста Хельга Дорн и миловидная синеглазая Элиза Хаксли.
– Как ты, Бетти? – шепотом спросила Элиза, когда они уселись все вместе на кровати Беатрис. – Сильно есть хочешь? Прости, я так и не смогла ничего утащить для тебя.
– Я в порядке, – ответила Беатрис.
Она не собиралась никому рассказывать, что последка Фиби принесла ей хлеб. Кто-нибудь из адепток мог подслушать их разговор и доложить обо всем Жози или патронессе, и тогда чудачку Фиби высекут, а она до обморока боялась боли. На памяти Беатрис ее наказали всего лишь раз, еще на первом курсе за устроенную истерику с дикими воплями, и тогда Фиби не выдержала даже трех ударов, забилась в припадке и потеряла сознание. С тех пор все на курсе сторонились ее, а Жози остерегалась наказывать. Да Фиби и сама больше не лезла на рожон и старалась вести себя примерно, чтобы никому и в голову не пришло стегать ее розгами.
– У меня тоже для тебя ничего нет, прости, – повинилась Хельга. Она бросила быстрый взгляд через плечо и проверила, чем там занимается Гренда со своими подпевалами. – Чернявая выдра весь ужин глаз с нас не спускала. Только и ждала, когда мы попытаемся стянуть для тебя что-нибудь. Пришлось съесть свои порции целиком. Иначе она бы все выболтала Жози.
– Спасибо за заботу, девочки, – улыбнулась Беатрис и обняла своих подруг. – Я потерплю до завтрака.
– Ты уже решила, как отомстишь ведьме? – спросила Хельга, разбирая прическу и принимаясь приводить в порядок густые пшеничного цвета волосы.
– Пока нет, – с досадой покачала головой Бетти. – Так с ходу и не знаю, чем ей насолить. Хочется, чтобы ей досталось так же, как мне сегодня. А может, и хуже.
Девушки замолчали и задумались. Хельга справилась с непослушными волосами, распутала все пряди и заплела на ночь две тугих толстых косы. Ее забрали в школу из деревни, и она, несмотря на привитые преподавателями манеры, все еще поступала так, как привыкла в родном доме.
– А может, и не стоит ничего делать? – робко спросила Элиза, накручивая каштановые пряди на папильотки, специальные гибкие палочки, фиксировавшие волосы ночью. Утром, благодаря этому нехитрому приспособлению, получались прекрасные тугие локоны. – Ведь если тебя застукают, то опять накажут. Зачем так рисковать?
– Ты в своем уме?! – напустилась на нее Хельга, горячо шепча и потрясая гребнем. – Эта стерва возомнит о себе невесть что и решит, будто Бетти можно и дальше подставлять безнаказанно. Ну уж нет! Ей это так просто с рук не сойдет!
– Тише, – шикнула на нее Беатрис. – На нас уже девчонки косятся. Давайте спать. В любом случае, сейчас я ничего сделать не смогу. Нужно ждать подходящего момента.
