Сверкающий янтарный посох дарил тёплый свет, расползавшийся аурой исцеления, а чародейские агаты, что всегда были при смуглом чародее, наоборот, давали эдакую прохладу облегчения в местах ранений. Два серьёзных увечья в живот мешали Бальтазару толком ощущать своё тело. Сквозная рана в бедре не давала подняться на ноги. Там и тут были также порезы, ныли пронзённые плечи, зато почти потеряла на морозе всякую чувствительность продырявленная левая кисть. Правда, от этого Бальтазару было лишь хуже. Отморозить что-нибудь до полной ампутации очень бы не хотелось.
Из темноты наступали новые войска. Лорд Кроненгард проговорил заклинания, притупляющие боль. Ими он постоянно пользовался: уловка чёрных магов, когда раны слишком велики и собственные ощущения лучше притупить, чем использовать с вектором внутренней ярости. Правда, откат потом настигал в том числе и от них, что рисковало усилить боль или последствия: судороги, паралич, разрыв сосудов, внутренние кровотечения. И всё же сейчас он полагал, что может позволить себе такой риск. Видимо, надеялся, что Ильдар поможет целительством, как тогда в Яротроуске.
– Милорд, а вы правы, неплохо бы вам сбросить пару фунтов, – пыхтя, тащил Ильдар истерзанного некроманта по снегу.
Некромант пошевелился, будто пытался встать на ноги, что без помощи смуглого бородатого чародея бы ни за что не получилось, но тело не слушалось. В лучшем случае он и сам, будто зомби, заковылял бы вслед отступившему войску, но истерзанные ноги не желали стоять и напрягать повреждённые мышцы даже в сиянии целебных камней. Удалось лишь одной здоровой рукой держаться за мантию и утеплённый кафтан своего спасителя, заставляя того притормозить.
Территория лагеря и возведённый гарнизон, и опустевшие деревни были отданы под натиск врага. Этот бой они проиграли, что, быть может, стоило чернокнижнику жизни. Он был не готов к этой воинственной ведьме из Дайкона. Часть поднятых мертвецов была повержена и разрушена в труху. Сил поднимать тех, кого ещё можно было собрать по кускам, уже не осталось. Сознание меркло: слишком много крови было потеряно от этих ранений.
– Я же… – схватил некромант чародея за грудки, – велел тебе охранять Люцию… – Рот его наполнился кровью, а в глазах потемнело даже в сиянии яркой луны с чистого звёздного неба.
IV
– Предлагаю какое-нибудь интересное пари, сколько ещё раз ты вот так будешь бродить по грани между жизнью и смертью, – эхом где-то по чёрному непроглядному междумирью раздавался мягкий шёпот царицы-тьмы.
– Что тебе от меня надо? Я же явно однажды сдохну и, видимо, вновь где-то здесь окажусь, – гремел повсюду в ответ низкий баритон Бальтазара.
– Ох, люди смертны, в этом и дар, и проклятье. Не будь смерти, как бы ты стал некромантом и достиг величия? – интересовалась нематериальная собеседница.
– Я слышал, смерть для каждого имеет свой облик. Кому улыбчивая дама, дающая напиться из ладоней, кому пузатый дружелюбный старик, приглашающий на пир, кому озорная девочка с чёрными косичками, кому старуха с косой… Девы-валькирии, уносящие на крыльях в иной мир, какие-то врата в райские сады, весы с сердцем и пером… И так далее, – без движения губ «говорил» некромант.
– Хочешь узнать, как смерть будет выглядеть для тебя? – интересовалась тихая собеседница.
– Это ведь просто какая-то выдумка, персонификация. Смерть – это явление, а не персона. Она как бы есть, но её нет. Вот как радость, например, – говорил ей лорд Кроненгард.
– Что может чёрный маг знать о радости? Когда ты в последний раз её испытывал? – звучала с усмешкой царица-тьма.
– Так я же и так сказал, что «её нет», – усмехнулся бы и Бальтазар, если б мог, но он даже своего лица сейчас не чувствовал.
– Ты молчишь, а я вижу весь поток твоих мыслей, – хитро нёсся женский шёпот, словно налетавший ветерок. – От меня не утаишь. Вино, постель, вкусная еда, массаж… Кажется, ты всерьёз путаешь понятие «радости» с «наслаждением». Мир соткан не только из физических удовольствий.
– Чтобы познать остальные, нужно выйти из тела, – хмыкнул некромант. – Как сейчас.
– Не уверена, что где-то здесь тебя может ждать собственное счастье, – в медленной задумчивости проговорила та.
– У тебя голос дрожит, такого ещё не случалось, – подметил Бальтазар.
– Это не от тревоги, а от ярости, – хмыкнула невидимая собеседница, а точнее та, кто был всем вокруг, абсолютной непроглядной чернотой неосязаемого, но густого пространства. – Куда ты полез?! Видел же, что силы не равны. Что ты ничего о ней не знаешь, что вокруг неё ледяная аура, а ты, напомню так, на всякий случай, может, ты забыл, – повысила она голос, – ты некромант, а не пиромаг. Щиты из огня и всякое горячее воспламенение ты не создаёшь. Лишь ледяное, из замогильного холода.
– Она жива? – поинтересовался некромант.
– Жива, что с ней сделается! – фыркнула на это царица-тьма.
– Я не про ведьму с Дайкона, я про Люцию, – пояснил Бальтазар.
– Да и я про неё. Будто я тебя не знаю, а! – хмыкнула собеседница. – Не слишком ли много печёшься о своей куртизанке?
– Она за мной увязалась, промёрзла ещё вся, простыла, небось, – проворчал Бальтазар.
– С каких это пор ты несёшь за неё ответственность? Увязалась бы и замёрзла, замешкалась бы и погибла, тебе-то что?! Помнишь Кастор? Что я тебе говорила тогда? Не привязывайся! Влюбишься и, – щёлкнуло что-то вокруг, словно сотня когтей или клювов, – тобой можно будет манипулировать! Привязанность – это слабость! Друзья, любовницы, питомцы… Хватит! Переспал с одной, с другой, с третьей, ищи следующих. Без наследия не останешься, кто-нибудь да родит от тебя, чего переживать-то? С твоей ненавистью к родителям продлевать именно династию Кроненгардов ты никогда не собирался, сколь я тебя помню.
– Не ты ли меня как-то просила определиться уже, наконец, с моими женщинами? – хмыкнул некромант.
– Одно дело – беспорядочные разовые связи и совсем другое, когда из раза в раз ты словно бы заводишь отношения с одними и теми же, – явно вздыхала собеседница, хоть и не умела дышать. – Ты человек, в конце концов, вам свойственно торопиться с продолжением рода. Есть, конечно, способы продлевать себе жизнь и даже молодость, но…
– Уймись, я не собираюсь становиться вторым Волдриани. Какой прок жить вечно, видя эти рожи типа отца Дамиана или Сетта Догмана, – закатывал бы глаза к потолку чернокнижник, если б здесь у него были глаза, ну или хотя бы где-то в пространстве развернулся бы потолок. – Это я ещё императора не видел. Уверен, тот ещё выродок. Апогей гротеска. Плод столь затянувшегося инцеста внутри рода Гростернов, что у него должен быть двоящийся череп от сросшихся близнецов, шнобель до колена, рот в слюнях и слизи, мужские и женские гениталии, кривые ноги, причём три – одна прям из задницы. Столь страшный, что даже в цирк уродцев к той змеюке подколодной бы не взяли, всех посетителей бы им распугал до сердечных приступов, и никто уже не вернулся.
– О своём сердце бы лучше подумал. Ты убил Волдриани, – напоминала царица-тьма. – Мог столько раз убить и Дамиана, и Догмана…
– А ты говорила, мы изменим мир… – с грустью вздохнул Бальтазар.
– И ты уже это делаешь, – шелестел загробным ветром ответ. – По крайней мере, делал. Вершил историю. Менял устои городов и регионов, заключал немыслимые союзы, обманывал судьбу. Яротруск должен был исчезнуть давным-давно из-за яда. Страгенхолм должен был стать краем орков. А Эхри Дальмейн полечь костьми подле баронского замка, а не зимовать с дочерью в новой избе. Кстати, именно там, в Яротруске. Заодно, да, ты избавил этот мир от Волдриани. Дольше, чем он в этом мире живут разве что боги.
– Кто они? Эти боги. Расскажи мне о них. Почему одни воскрешают детей, а другие требуют их себе в жертву? Если все они всего лишь марионетки, кукольный театр, головы на щупальцах раскинувшегося зверя Хаоса! – требовал Бальтазар.
– Не говори со мной о Хаосе, – рявкнула царица-тьма. – Без него всё пребывало в покое. А затем появились день и ночь, звук и тишина, лёд и пламя, твердь и небо, точка и пространство…
– Как хотя бы может существовать святая магия, если творца выдумали имперцы, дабы подчинить себе волю верующих? – любопытствовал некромант. – Почему ничто создаёт что-то? Почему за идеей оказывается реальная сила? Почему рукотворные боги становятся могущественнее истинных, вполне существующих духов и созданий?
– Сам скажи мне, что такое «Бог». Я для тебя бог? – интересовалась со всех сторон собеседница. – В этом мире родились рептилии и те, кого принято именовать демонами, если так тебе легче. Гоги и дракониды развивались и эволюционировали параллельно, как две ветви: одни в подземных пещерах, другие на поверхности. Одни молились могучим чудовищам – древним драконам, другие – более могущественным демонам-гигантам. И те, и другие пожирали всякую мелюзгу, отнюдь не заботясь о пастве своих верующих. Так и появились жертвоприношения. Дабы бог умилостивился, уснул, успокоился. Как дикари, кормящие первой красавицей племени неповоротливого гигантского крокодила, дабы тот залёг на месяц-другой на дно и не мешал рыбной ловле. Что есть Творец, если не первородный Хаос, из которого всё вышло. Ненавижу разговаривать о таких вещах!
– И что дальше? – рокотал мужской баритон.
– А ничего! Ступай в свой мир живых и не морочь мне голову, – фыркнула царица-тьма, обернувшись вокруг, словно зверь с густой шерстью.
Ощущение сохранилось и когда Бальтазар открыл глаза. Он был укутан шерстяным одеялом, по периметру которого ещё был обит мех с соболиных хвостов, щекочущий шею и немного лицо. Теперь уже его мужчина мог ощутить. Болел порез под левой щекой, опять ныли плечи, бедро, больше всего, конечно, живот. Но уже не так.
Он не чувствовал себя израненным и измождённым, умирающим страдальцем или немощным калекой. Скорее это было что-то фантомное, будто старые травмы открывались и давали о себе знать. Обе кисти синхронно попытались сжать простынь. Правая ладонь чуть болела по линии, начинавшейся между средним и свадебным пальцем косо, практически до запястья, сквозь все мышцы.
А рассудок гудел от одной единственной мысли. Дикой, странной, навязчивой. Есть ли у Тьмы голова? Последние слова той, что свернулась комочком где-то у сердца глубоко в груди, не давали покоя. Можно ли «морочить голову» тьме? И что ещё у неё может быть, если уж есть голова.
– Очнулся! – ещё сильнее прижимая к телу мех, накинулась на него с объятьями Люция, всхлипывающая не то от эмоций, не то от простуды и насморка.
– Живая… – заключил вслух очевидное Бальтазар, опираясь на обе руки и пытаясь принять сидячее положение.
– Я-то? Ап-чхи! За мной генерал Велетир присматривал по поручению градоначальника Ильдара, – заявила девушка. – Такой интересный человек, столько притч знает, фокусы разные умеет, в костяшки меня играть научил сегодня утром.
– Я уж и забыл, что старый чародей ещё и городничий Яротруска, когда только всё успевает, – вздохнул некромант.
– На то и волшебник! – запустила Люция пальчики в мужские волосы, плавно расчёсывая платиновые пряди. – Благодарность ему сказать не забудь! Это он тебя окровавленного без сознания из сражения вытащил по снегу, он лечил, не отходил ни на шаг, каменьями обкладывал, травами, мазями, заклятья шептал, посохом взмахивал! А-ап-чхи! Меня б так кто так выхаживал…
– Сколько прошло? Сколько я вот так провалялся? – спрашивал её некромант. – Задушишь… Раз так тискаешь, значит, немало. Но и не слишком много, иначе от тела моего бы несло так, что даже самая влюблённая полоумная девка б не обняла, даже самая продажная за мешок золота.
– Эй, мог бы и тоже в ответ обнять и сказать, что рад меня видеть, – надула губки девица. – А тело и протирать влажным платком можно.
– А то ты без объятий не знаешь, – проворчал Бальтазар, оглядывая деревенскую избу, в которую его поместили.
Крестьянское убранство, простенькие сундуки, пара полок на стене с поделками из дерева да оленьими рогами, горстка резных идолов божков земледелия в красном молельном уголке: на дождь, на всходы, на урожай, на защиту яровых от крыс, болезней да насекомых.
– Три дня где-то ты так валялся, – сообщила ему Люция. – Мы ж под вечер приехали, я не знаю, как толком считать. Сейчас полдень близится. Ильдар тебя лечил своими камушками. Военного лекаря же ты убил. Тот, который священник. У тебя это прям какая-то привычка: то наш Гаспар, теперь этот, что кинулся.
– Ещё травника в Заххаке погубил, если забыла, – нехотя припоминал тёмный лорд.
– Здешнего святошу хотя бы не жалко! Я б сама ему! Ух! А-ап-чхи! Так испугалась, когда Ильдар мне всё пересказывал! Умерла бы, если б увидела! – потёрлась Люция щекой о лёгкую щетину, образовавшуюся за это время на прямоугольном лице чернокнижника.
– Потому я и не брал тебя на войну. Это ты ещё не видела, как меня в решето пыталась одна дамочка-ведьмочка превратить, – фыркнул Бальтазар.
– Жаль я не ведьмочка, – сцепила свои пальчики на спине мужчины Люция в замок. – Я бы этой дамочке… А-ап-чхи! Хоть бы сказал «Будь здорова!», – нахмурилась девица на некроманта.
– Будешь, куда денешься, если уж меня с того света снова достали… – глядя в никуда, задумался тот.
– А что там? На том свете? – полюбопытствовала Люция.
– Понятия не имею, царица-тьма вновь не пустила даже одним глазком посмотреть… – ответил Бальтазар.
– Царица-тьма, говоришь, кто она для тебя? – зазвучали в голосе куртизанки явные нотки ревности.
– Голос, чьи наставления порой могут слышать некоторые некроманты. Путеводная чёрная звезда, зовущая и несущая сквозь бездну. Наставница, советчица, а иногда ей нравится поиграть в мою совесть, которую я зарезал вместе с родителями. Сегодня, например, обсуждали, есть ли у неё голова… – шумно выдохнул некромант.
– И как? Есть? – любопытствовала Люция.
– Свою на плечах носи и больше не думай увязываться без спросу, тебя могли убить! И всё ещё могут! – рявкнул на неё некромант. – Отвары пей, горячий бульон, выздоравливай и домой греться, печку топить. Здесь опасно! Совсем, что ли, о себе не думаешь?! Здесь вторжение в Дайкона, песчаные бессмертные воины, какие-то твари, могучая черноволосая ведьма с бледным лицом!
– Это ты обо мне никогда не думаешь и никогда не берёшь с собой, – фыркнула девица. – А-ап-чхи! Ой…
– Только подумать, угоди она, например, в горло… То всё. Прямо там, прямо сейчас, – задумался некромант.
– Ну, не надо о таких вещах! Бальтазар! – всё крепче жалась к нему Люция. – Давай я тебе лучше супу принесу? Хотя бы горячий бульон? Или выпечку с мясом, восстановить силы. Хочешь?
– Или в сердце, – не слушал он её. – Говорят, тогда высвободятся все порабощённые некромантом души и разорвут оппонента на куски. Хоть отомстил бы, получается…
– Мсти так, чтобы остаться в живых, – просила девушка, ластясь, как котёнок. – Я как смогла зашила дыры и прорези на твоём костюме.
– Пальцы, небось, исколола… – недовольно ворчал Бальтазар. – Три дня, говоришь? А эти? Они ж с каждой ночью наступать должны, – проговорил некромант.
– Мы относительно далеко забрались, но к нам уже подступают. Глядишь, сегодня-завтра, и уже пришлось бы тебя тащить, погрузив на телегу, – отвечала Люция. – Сюда перегнали скот, тут есть очень милые горные альпаки. Такие мягкие!
– Ладно, дай уж одеться. Где там эти наши чудики бородатые, – вздохнул Бальтазар, имея в виду Ильдара и Велетира.
V
Генеральская ставка была в опустевшей от чиновников ратуше деревенского старосты. Хлипкой деревянной постройке с единственным этажом и чердаком-хранилищем, облюбованным ныне спящими осами. Крышу сейчас заносил снежком лёгкий кружащийся ветерок. Голые деревья по обе стороны стояли практически неподвижно.
Местных жителей почти всех вынудили перебежать в города подальше, да не просто в соседние селения, которые тоже рискуют попасть под удар. Помогли собрать вещи, провизию и на запряжённых телегах увезли женщин и детей, оставив лишь тех, кто готов воевать.
Велетира за столом окружали двое молодых близнецов с одинаковой причёской средней длины тёмных пышных волос за ушами. Один из них и кричал тогда «Славься, Кроненгард!», строкой из гимна приветствуя приехавшего к заставе лорда. Оказалось, что у парнишки есть ещё и брат.
Оба кареглазые, без усов, с каштановыми выразительными бровями и округлым толстым кончиком носа. Вязаный свитер на одном из них был бело-зелёным, а на другом – бело-красным со схожим рисунком хвойного леса и бродящего там стада лосей.
Оба не то чтобы крепкие или плечистые, просто рослые парни, готовые к разному труду. Такие могли быть и пахарями, и плотниками, а вот прямо-таки грозными сильными воинами не выглядели. Может, потому и были не в дозоре и патрулях, а эдакими советниками при пожилом генерале.
Народу здесь было немало, и чародей Ильдар Шакир в их числе. Он сейчас что-то активно обсуждал во время переговоров с пузатым седобородым господином в костюме с огромными пуговицами, похожим скорее на гнома-переростка, чем на человека,.
– Ну? И какие у нас новости? – стараясь не жмуриться от ноющей боли в местах заживлённых ранений, проговорил Бальтазар, подходя к ним.
Все тут же умолкли, уставившись на чернокнижника. Воеводы и старшие офицеры вокруг зашептались, стоит ли доверять некроманту и действительно ли тот хочет им помочь. Обсуждали войско нежити, которое пришлось оставить под Нагаловкой. Меж собой обсуждали, реально ли лорд силён, коль уж едва не погиб в недавней схватке.
На всех простое утеплённое одеяние: тулупы, епанча, простенькие кафтаны. Никакой брони и доспехов, не считая наплечников из толстой кожи, иногда в пару слоёв, будто одни были надеты поверх других. Старик-генерал, как и прежде, был в тёмно-зелёной ферязи, а пузатый тип рядом с Ильдаром поверх одеяния имел плотный плетённый нагрудник, трещащий на нём по швам, но едва ли способный защитить от вражеской стрелы.
– Очнулись, ваше благородие! – заулыбался Велетир. – Приятно видеть нашего доброго лорда в добром же здравии!
– Милорд, – поклонился смуглый чародей в бобровой боярке.
– И я рад тебя видеть живым, старик, – поглядел некромант на Ильдара.
– Это Нил и Вильям, – представил своих помощников Велетир. – Из Нихамани, хорошие ребята. Были мальчишками, я их играм настольным учил, что и досуг коротают, и уму тренируют тактикой.
– Мы дружно, все сразу Велетира генералом назначили. Почти все его с детства и молодости знают, помнят и любят. Хоть и живёт он обособлено, на отшибе, в хибаре подле кладбища. Жил точнее, сейчас бы отвоевать назад Нихамань. Военное прошлое у него богатое, опыт есть, разум подкован тактически, чтобы планировать стратегию на битвы, – пробасил тот, по имени Вильям, что сидел левее, в красно-белом свитере с высоким горлом, слегка загнутым, словно бьющая струя фонтана. – Все мы у него учились такому мышлению по настольным играм. Нет более лучшего кандидата среди народного ополчения.
– Только битвы сами видели с кем, – произнёс похожим тоном Нил.
Он-то, похоже, несколько дней назад и поднимал кулак с лозунгом в честь лорда. Голос первого напоминал вибрацию толстого древесного сука в полом стволе, когда такой оттягиваешь вниз до упора и отпускаешь, создавая в воздухе массивные колебания. Брат его тоже был с низким тембром, но чуть менее гулким и скрипучим. Казалось, по одиночке их ещё как-то можно спутать, а вот когда оба были рядом – уже нельзя.
– Что за белое чудище в виде женщины? – сразу перешёл к делу некромант.
– Кагуя-химэ, принцесса Нипа, самого восточного региона Дайкона, как раз граничащего с нами. Поговаривают, она дочь бога луны, – ответил ему Велетир. – Как-то у одной бедной и уже довольно пожилой семейной пары резчиков бамбука из провинции Такэтори, что в Нипе, совсем не было детей. И они молили бога Цукиёми послать им хоть кого-нибудь. Божество сжалилось. И однажды, собирая бамбук, в самом толстом стебле старик обнаружил младенца-девочку.
На лицах близнецов заиграла благоговейная улыбка. Казалось, им очень нравилось, когда Велетир рассказывал всякие сказки и былины. Правда, эту стоило воспринимать всерьёз куда больше, ведь они действительно столкнулись с чем-то необычным и довольно сильным.
– Кожа её была бледной, как снег и сверкала в лунном сиянии. За это её назвали Кагуя. Из крохи девочка выросла довольно быстро, – продолжал генерал, – выглядела, как вполне обычный ребёнок. Очень красивой была. Отдали её на обучение теньши, пристроив в касту особых слуг. «Ангелочки», вам, аристократам, – глядел он на Бальтазара, – наверняка близко понятие «фаворит». Только это обычно касается какого-нибудь взрослого, уже состоявшегося деятеля – художника, учёного, а в Дайконе не так. Там держат придворных «ангелочков».
– Это когда придворный на содержании и обучении, не являющийся в прямом смысле прислугой, как виночерпии или горничные, – пояснил Нил с эдакой робостью в голосе, словно стеснялся перебивать наставника, но всё же хотел дополнить и помочь с объяснениями.
– Теньши – юные девушки и девочки, живут во дворцах знати. Читают стихи, рисуют, танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах, составляют компанию в настольных партиях и других играх, – рассказывал Велетир своим хрипловатым, но красивым голосом. – Услаждают глаз, слух, ухаживают за гостями, например, разливая вино.
– Многие из них потом становятся гейшами в чайных домиках и постоялых дворах. Или, например, придворными менестрелями, работницами сада и цветника при дворце, если любят ухаживать за растениями и проводить время где-нибудь в оранжерее, – дополнял его Нил, поглядывая за реакцией, не будет ли старик гневаться на то, что он встревает.
– В наших традициях ничего такого нет, – спокойно произнёс, после чего вздохнул и призадумался генерал. – Ну, разве что «мальчики для битья», растущие вместе со знатными отпрысками, словно дети знати. Но это другое. Да и, конечно, теньши никто не бьёт. Если, конечно, сами не озорничают. Дети ж разные бывают. В Дайконе вместо розг используют тонкие стебли бамбука. Тем не менее, девочки там обычно послушные и покладистые. Там вообще отношение к женщинам своеобразное, всё воспитание строится на почитании отца, начальника, правителя. Девушки могут быть на важных постах, но никогда не занимают наивысших, всегда работая на своего господина. В этом главное понятие чести. Смысл существования.
– В общем, выросла теперь принцесса Кагуя, дальше что? – поторапливал сказочника некромант. – Ведьма, видать? Что за твари при ней? В Кните учился чёрной магии, о таких, с глазом в заднице, не читал и не слышал. Что за разновидности бледных ползунов?
