– Я в папу, у нас хорошо с математикой. Он рассказывал, что в старину кто-то из его родичей должен был участвовать в главных состязаниях по математике, типа олимпиады, но заболел и умер.
– На Сахалине?
– В Корее.
– Лей, а твое имя – корейское?
– Нет. У корейцев имена из двух слогов. Вот мою бабушку звали Ок Суль. И она хотела назвать меня по-корейски, но папа сказал, что лучше дать русское имя, а то мне придется каждый раз на почте или в химчистке объяснять, как оно пишется. Вообще с корейскими именами только лишняя путаница. Мой папа по паспорту Нэ Сан, но все его зовут Александром Ивановичем.
– Иванович? Почему?
– Не знаю, самое простое русское отчество.
– А ты, значит, будешь Лея Ивановна?
– Наверное, Лея Александровна.
– И кто назвал тебя Леей?
– Мама где-то нашла это имя. Но бабушка продолжала звать меня Ли Ен.
– И сейчас тоже так зовет?
– Она умерла, когда я была совсем маленькой. Давай больше не отвлекаться?
Лея открывает учебник, пробегает глазами условие задачи, и в голове мгновенно вспыхивает решение. Берет ручку:
– Смотри, чтобы найти неизвестное, нужно подставить множитель сюда и…
Через полчаса, отчаявшись, Лея пододвигает тетрадь и приказывает подруге:
– Просто перепиши.
Вика, тряхнув кудрями, быстро строчит длинные формулы, захлопывает толстый учебник:
– Уфф! Пошли гулять!
На уроке математики Вика, подперев рукой щеку, переписывает задание с доски и таращится на смутно знакомые формулы, когда по стеклу сначала по одной, потом чаще начинают барабанить крупные дождевые капли. За окном качаются мокрые тополиные ветки, идеально вырезанные сердечком листья трепещут на ветру.
Неважно – кем
Неважно – чем
Я просто вернусь на эту землю
иль травой желтеющей
иль сосной зеленой
иль птицей певчей
иль бабочкой однодневкой
вернусь, чтобы пить
воздух земной
гнуться под ветром
мокнуть под дождем
и вздрагивать от вешнего грома.(*)
– Михайлова, ау! Опять витаешь в небесах? К доске!
Вика не сразу отводит взгляд от окна, встречается со строгим взглядом
математички, нетерпеливо постукивающей ручкой по столу. Поднимается, бредет по проходу. У доски она уныло рассматривает черную гладь с белеющей вязью закорючек и вдруг, стуча осыпающимся белой крошкой мелом, пишет решение. Закончив, отряхивает руки и вопросительно смотрит на учительницу.
Математичка, подняв бровь, оглядывает переминающуюся с ноги на ногу Вику и бодро констатирует:
– Можешь ведь, когда захочешь, Михайлова!
А когда Лея после урока тормошит ее: «Так ты поняла все-таки?», честно отвечает: «Не-а. Просто всплыли перед глазами твои закорючки. Ты же замучила меня с ними вчера!»
– Ты все запомнила?
– Как рисунок. Не зря я в художку хожу! – хохочет Вика.
Лея предлагает:
– Пошли сегодня ко мне домой уроки делать? А потом к тебе, картины смотреть!
Слегка запыхавшись от быстрого подъема, они поднимаются на пятый этаж. Тесемка коротковата, и Лея наклоняется, чтобы вставить ключ в замочную скважину. Она проворачивает его на два оборота и гостеприимно распахивает дверь.
Войдя на кухню, Вика садится на табуретку у маленького стола, оглядывается:
– У вас так чисто!
Лея включает плиту, и вскоре кухня наполняется ароматом жареной острой капусты.
Она накладывает белый рис в чашки, ставит сковородку на железную подставку, достает хащи.
Вика, покрутив их в руках, спрашивает:
– А вилки нет? Я палочками не умею.
Попробовав кусочек кимчхи, широко открывает рот, машет ладонью, просит холодной воды. Напившись, отставляет кружку, пробует рис:
– Несолено! А масла нет? – и отодвигает тарелку.
Лея растерянно смотрит на нее, потом открывает морозилку и достает пакет. Пельмени ныряют в кипящую воду и дружно всплывают, толкаясь белыми боками. Посолить, помешать, достать шумовкой, положить кусочек сливочного масла.
Вика осторожно подцепляет один вилкой, кладет в рот.
– Вкусно! Только не такие, как у нас.
– Они с кимчхи! – говорит Лея и смеется, глядя на подругу, вновь хватающуюся за кружку с холодной водой.
– А зачем вы ее в пельмени добавляете? Это же русская еда.
Лея пожимает плечами:
– Русская или корейская – какая разница! Вкусно ведь?
Вика согласно кивает головой:
– Очень!
Допив чай из белых кружек, они складывают посуду в раковину. Вика останавливает Лею, надевающую через голову фартук:
– Потом посуду помоешь, до вечера ничего с ней не будет. Пошли картины смотреть!
– А уроки?
– Успеем!
Вечером мама, вернувшись с работы, спросила прибежавшую следом Лею:
– Кто был у нас в гостях? – и пояснила, глядя на удивленное лицо: – В раковине две тарелки, и посуда не помыта.
– Мы с одноклассницей уроки вместе делали. И знаешь, мам, она такие красивые картины рисует, как имприсинисты!
– Импри – кто? А-а-а, твоя подруга – русская!
(*) Стихи Романа Хе.
Цыганка
Она появилась перед Леей внезапно, схватила за руку:
– Девушка, красавица, ай, посеребри ручку! Дай-ка погадаю тебе, да все правду расскажу!
Черная расшитая красными цветами юбка волнуется вокруг босых ног, узорчатая шаль вольно лежит на узких плечах.
Лея вырвала руку, переложила тяжелый портфель, ускорила шаг. Цыганка не отставала, вилась вокруг настырной пчелой, пела медовым голосом:
– Покажи ручку, моя золотая, расскажу тебе, где суженого встретишь да как звать его будут.
Лея замедлила шаг. Про суженого было интересно.
Цыганка подскочила поближе, ухватила руку, развернула ладошку.
– Суженого твоего будут на букву «К» звать. Но, родненькая ты моя, вижу, что предстоят тебе заботы немалые да печаль, да неприятности!
«Контрольная! – пронеслось в голове у Леи. – По алгебре!»
Цыганка, уловив смятение на лице, вскинула тонкую бровь, провела пальцем по ладони, задержалась на стыке прерывистых линий:
– Позолоти ручку, моя хорошая, сниму порчу! Смою, как водой родниковой, будет тебе счастье да любовь, да удача в делах! – ворковала она без умолку.
Словно во сне Лея открыла разбухший от тяжелых учебников портфель, достала из потертого кошелька рубль, выданный утром мамой на школьные обеды.
– Вот.
– Умница ж ты моя, золотая, давай сюда! Ай, я тебе удачу наколдую, а ты сними-ка сережки, умница моя, да сюда, в руку мою положи… Ой!
Вика, держа на отлете набитую книжками сумку, уже примерялась к следующему удару. От пронзительного визга цыганки у Леи зазвенело в ушах: "Ты что ж, паскуда, делаешь! Да я на тебя сейчас порчу наведу, век замуж не выйдешь!"
Вика ахнула, звонко закричала : "Милиция! Милиция! Помогите!"
Крепкий мужчина перебежал дорогу и, грозно двигая лохматыми бровями, схватил цыганку за тонкую руку: «Гражданочка, пройдемте-ка!»
Цыганка проворно отскочила, золотые мониста зазвенели, черные кудри заплясали у лица.
– Ладно, ладно, люди добрые! Я только дорогу спросила, – затараторила она. Развернулась, взметнув пыль пестрыми юбками, и бросилась прочь, только и мелькнули загорелые босые ноги.
Опомнившаяся Лея кинулась за ней:
– Отдайте деньги!
Цыганка, не оглядываясь, крикнула на ходу:
– Нет у меня никаких денег, побойся бога, милая!
Лея в отчаянии смотрела вслед быстро удалявшейся цветастой юбке. Топнула ногой:
– Вот бесстыжая!
Развернулась к Вике:
