– Что ты пялишься на меня? – наконец спросила она.
– Ты не дорассказала про город на облаках, – понизил голос Мика.
– Сейчас не буду рассказывать. И вообще не буду, ты всё равно мне не веришь, – ответила Элли, доедая свою кашу и продолжая смотреть ему в глаза, – в школу пошли. И хватит пялиться.
Половину пути Элли молчала. Потом губы её стали шевелиться, и Мика расслышал в бормотании:
– Бьёт на часах… бьёт… двенадцать, пятьсот, нет, двести… нет, триста шагов… надо спешить… буду спешить… нет, буду я подниматься… в Город Снегов!
Бормотание явно было связано с ночной историей. Мика начал сердиться:
– Что? Что за город снегов?!
– Город. На облаках. Не твоё дело, так-то, – отмахнулась Элли.
– Да ну тебя! – разозлился Мика, побежал вперёд, и, не оглядываясь, крикнул, – иди одна!
– И пойду, – пожала плечами Элли.
Всё равно сидеть вместе. Никуда не денется.
Зайдя в класс, Элли удивилась: Мика устроился за последней партой. Один. Она хмыкнула. Как долго он будет дуться? Весь день Мика не обращал на Элли никакого внимания, не смотрел в её сторону. На требование учительницы пересесть отказался, за что получил запись в дневнике. Когда сестра подошла к нему и предложила поговорить, он демонстративно отвернулся и уткнулся в учебник.
Домой они возвращались по разным сторонам дороги, и Мика пинал листья, а Элли мечтательно разглядывала облака, при этом ни разу не споткнулась. А потом Мика на секунду потерял её из виду (он всё же краем глаза смотрел, как она идёт, а тут задумался), и она исчезла. Мика перебежал дорогу, осмотрел все деревья в радиусе ста метров, заглянул в подъезды ближайших домов. Её нигде не было. Испарилась!
Ключ у них был один на двоих, и носила его Элли. Мика взвыл. Он, что теперь, должен ждать у дома, пока её высочество не нарисуется?! В надежде, что Элли обогнала его и уже спокойно сидит в квартире, Мика рванул к дому, позвонил в домофон. Никто не ответил. Следующие десять минут Мика злился, бесконечно звоня в домофон. Ему казалось, Элли над ним издевается. Потом забеспокоился: а вдруг с ней что-то случилось? Прошло ещё полчаса, а сестра всё не шла. Было прохладно, подмёрзшие лужицы хрустели под ботинками. Мика ходил взад-вперёд, засунув руки в карманы куртки, сидел на скамейке, гонял воробьёв. Наконец, дверь открылась, вышла соседка с малышом на прогулку, и Мика прошмыгнул в подъезд, взлетел на пятый этаж, с силой нажал кнопку, и там, в гулкой тишине трезвонило, трезвонило, трезвонило… Никто не открыл. Холодок разлился в области сердца: где она? Что с ней? А вдруг её сбила машина или она провалилась в открытый колодец?! Нет, нет, Мика замотал головой, отгоняя ужасные мысли. Медленно-медленно спустился на пролёт, встал у окна, прижался лбом к стеклу. И увидел, как по дороге через двор идёт Элли. Он сразу не понял, что было не так, она выглядела так же, как и час назад: красные сапожки, синие колготы, светло-коричневое пальто и кружевная беретка в цвет обуви.
Не так было вот что: за Элли шёл незнакомец.
Это был мужчина небольшого роста, коренастый, в тёмно-серой куртке и чёрной кепке. Элли повернулась, что-то сказала ему и пошла дальше. Мужчина покачал головой и продолжил идти за ней. Мика дёрнул окно: открыть и крикнуть, чтоб этот странный мужик убирался! Окно заело. Мика залез на подоконник и высунулся в форточку. В этот момент Элли поравнялась с качелями, на которых сидела соседка с малышом. Мика услышал, как она громко спросила:
– Элиночка, что это за человек с тобой?
Мужчина заозирался, замялся на месте и пошёл на лавочку подальше от качелей, кивком подзывая Элли к себе.
Та пожала плечами, замотала отрицательно головой и побежала к подъезду. Мужчина отошел к дальней лавочке и присел, словно был уверен, что девочка вернётся. Мике стало нехорошо, внутри росла злость. Дверь хлопнула, послышались торопливые шаги, и он рванул вниз. Он так мчался, что чуть не сбил поднимающуюся Элли, она успела отскочить, а он грохнулся на ступеньку и потерял от удара сознание.
Через секунду он очнулся, в голове всё плыло.
– Встать можешь? – спросила Элли. Глаза у неё блестели от слёз. – Ты меня напугал!
– Это я тебя напугал?! – возмутился Мика. – Где ты была так долго и что это за человек с тобой шёл?
– Дома. Пойдём скорее, – поморщилась Элли и помогла брату встать.
Голова у него гудела и кружилась. Каждый шаг отзывался тупой болью в саднящем подбородке, которым Мика проехался по полу, прежде чем вырубиться. Потихоньку они дошли до двери квартиры, Мика прислонился к стене, пока Элли искала ключи в сумке. Руки у неё тряслись, она с трудом попала в замочную скважину, повернула ключ на два оборота и толкнула дверь. Они вошли в квартиру, Элли судорожно закрыла внутренний замок и села на тумбочку в прихожей. Мика снял обувь и как был, в курточке и кепке, добрёл до дивана в гостиной, лёг. В голове шумело, плыло, заволакивало туманом. Сквозь пелену он услышал:
– Как думаешь, этот… ещё там?
– Кто? – простонал Мика.
Элли стояла у окна, не решаясь отодвинуть штору. Наконец, решилась, посмотрела. И тут же отскочила.
– Он всё ещё сидит! – вскрикнула она и заплакала.
– Кто он? Он обидел тебя? – одними губами спросил Мика.
– Нет… не обидел, и… не знаю я его, – всхлипнула Элли, – ты пока не смотрел, я на соседнюю улицу свернула, за угол. Шла-шла и нашла пёрышко. Белое такое, неизвестно чьё, с серебристым стерженьком. Хотя, кажется, я где-то видела похожие перья.
– Не рассказывай, пожалуйста, про незнакомых птиц, – Мика закрыл глаза. К волшебным персонажам он сейчас был не готов.
– Ладно, – ничуть не обиделась Элли, – в общем, я пёрышко стала подбрасывать, и оно кружилось и падало очень красиво. Сверкало, переливалось на солнце. И тут этот дядька откуда-то взялся. И такую глупость сказал, что надо пёрышко к картофелине приделать и с балкона пустить, тогда вообще здорово будет падать. Спросил, на работе ли мама с папой. Я сказала, что дома никого нет. И он сразу очень захотел пойти со мной и пустить вместе перо с балкона. Конфеты предлагал. Я не взяла. Пошла от него. А он за мной. Я перешла на другую сторону, и он тоже. Зашла в магазин, и он туда. Специально там разглядывала всё долго очень, думала, ему надоест, и он уйдёт. А он стоял и ждал. Потом я через парк пошла, сам знаешь, это сильно в обход. Побежала. А он за мной быстрым шагом. Я устала и замучилась совсем. И домой пошла очень-очень медленно. Он тоже медленно за мной. Дальше ты видел.
Элли закусила губу. Пальцы её побелели: она судорожно сжимала кулаки.
– Ты ему о чём-то говорила там, во дворе, – вспомнил Мика.
– Сказала, что у меня брат дома, – закивала Элли, – и что мама скоро придёт. Через час. Но раз он там всё ещё сидит, значит, или не поверил, или как?
– Пусть сидит, он же не знает, где мы живём, да и что он сделает, – простонал Мика. Его мутило. Он сполз с дивана. Встал и пошёл к туалету, шатаясь. Тошнота подкатила к горлу, он еле успел нагнуться над унитазом.
– Я маме звоню! – закричала Элли.
* * *
Через полчаса мама забежала в квартиру. Взглянула на Мику и вызвала скорую. Врач осмотрел его, спросил про потерю сознания, рвоту и велел собираться в больницу. Мама охнула и забегала по квартире, собирая сумку. Элли ревела, но её оставили дома. Когда мама с Микой уехали, Элли выглянула в окно: мужчина всё ещё сидел на лавке и ждал. Только бы он не узнал, где она живёт! А вдруг он увидел её в окне?! И придёт сейчас! Что ему нужно?
Элли стащила с кровати медведя, пошла в гостиную и забилась в угол. Стемнело, но она боялась пошевелиться и сидела, уткнувшись в плюшевый мех, пока не услышала скрежет замка.
Сначала она обрадовалась, но в следующую секунду в голову пришла ужасная мысль, что, возможно, тот странный мужчина раздобыл где-то ключ от их двери и пытается её открыть. Элли спряталась с медведем за диваном и дрожала. Было темно.
В коридоре зажёгся свет.
– Дома кто есть? – раздался родной весёлый голос. Элли выползла из своего укрытия, вскочила, бросила медведя и кинулась к отцу. Он подхватил её, как пушинку, обнял. Руки его были крепкими, надёжными, и Элли сразу же успокоилась.
* * *
Мама вернулась через несколько часов. Сообщила, что у Мики сотрясение мозга и лежать ему в больнице не меньше недели.
– Это всё из-за меня, – опустила глаза Элли. И стала рассказывать про странного мужчину, как тетя Катя из второго подъезда спугнула его, и про то, как брат упал на лестнице, когда бежал к ней навстречу. Мама стала белая, как потолок. Папа внимательно слушал и, когда Элли замолчала, принёс блокнот, стал уточнять детали насчёт мужчины, записывая всё, что говорила дочь:
– Как думаешь, Элли, он старше меня или нет?
– Старше, наверное. Он вообще старый какой-то, хотя, по голосу молодой.
– Он был лысый?
– Не знаю, он был в кепке. В чёрной.
– А рост какой? Выше меня? Ниже?
– Ниже. Намного. Ты-то вон какой высокий!
– В чём он был? В какой одежде?
– Куртка тёмная, серая такая, как асфальт. И грязная будто.
Мама встала и медленно вышла из кухни.
Папа продолжал спрашивать:
– А глаза какие? И что-то особенное, может быть, запомнила? Шрам или родинка?
– У него нос кривой, будто сломанный. А глаза как бутылка от минералки. Такие прозрачные, противные.
Вернулась мама с газетой.
– Смотри, – мама ткнула пальцем в картинку, будто карандашом нарисованную, – похож на того мужчину?
Элли вгляделась, отпрянула и вжалась в стул:
– Похож, а почему он в газете?
Страх был липкий, от него вспотели ладони и заныли виски. В них застучало бум-бум-бум так громко, что Элли зажмурилась от грохота.
Мама с папой переглянулись. Губы у мамы дрожали, и она не могла вымолвить ни слова.
– Он вор, – как-то слишком спокойно ответил папа, – проникает в квартиры с помощью маленьких и доверчивых детей, крадёт деньги и ценные вещи. Надо будет соседку расспросить, и чтобы она с нами пошла. Надо ехать. Сообщить… куда следует… чтобы Элли все рассказала…
– Милый, не надо её никуда водить, тем более, сейчас, – тихо сказала мама и обняла дочь, – ты же видишь, в каком она состоянии. Сегодня был тяжёлый день, но он уже заканчивается. Завтра всё будет хорошо.
– Ты права. С утра я сам съезжу и передам… информацию. Вдруг это поискам и следствию поможет. Вдруг это… спасёт кого-то. Элли повезло, слава богу. Иди умывайся, малыш. Спать пора.
Элли долго ворочалась в своей нижней кровати. Потом залезла наверх, зарылась лицом в подушку, где был такой родной запах, и заплакала. Уснула в слезах, сжимая в ладони белое пёрышко.
* * *
Мике долго не спалось. Он прокручивал события дня, и мысли его останавливались на том моменте, когда он увидел Элли во дворе дома с незнакомцем. После этого мозг начинал показывать варианты развития событий, которые приводили Мику в ужас. Представлялось, что Элли связана по рукам и ногам, с кляпом во рту, в какой-то тёмной комнате, или будто она висит на цепях вся в крови, или вдруг лежит в полиэтиленовом чёрном мешке в яме, бьётся и не может выбраться…
Мика вскрикивал и мотал головой, чтобы отогнать жуткие видения, а доброе сознание подкидывало ещё и ещё. Он стонал и сжимался в калачик. Голова раскалывалась. Мальчишка-сосед не выдержал и побежал к медсестре. Мике вкололи успокоительное, и тяжёлый тёмный сон навалился на него, выключая страшные картинки.
* * *
На следующий день мама взяла отгул, забрала Элли после уроков из школы, и они отправились к Мике.
– Долго идти? – спросила Элли.
– На Дунькин пуп, – ответила мама, – не больше получаса. Нам с тобой нужно поговорить про вчерашнее.
Рука Элли дёрнулась в маминой руке.
– Элли, пожалуйста, прошу тебя не разговаривать с незнакомыми людьми и не ходить с ними никуда, – мама прижала дочь к себе.
Плечи Элли затряслись.
– Девочка моя, всё хорошо, всё обошлось, – мама гладила Элли по волосам, и та рыдала, всхлипывая и бормоча:
– Я не разговаривала с ним, он сам! Сам! Хотела уйти, шла от него. А он за мной.
– Всё хорошо, малыш, давай вытрем слёзы, – мама присела рядом, достала платок, – вот, высморкайся, и порядок. Молодец. Пойдём к Мике.
– А нас к нему пустят? А он один лежит в большой палате или с кем-нибудь подружился? А что за Дунькин пуп? – затараторила Элли, словно и не рыдала только что.
– Тебе на какой вопрос отвечать? – улыбнулась мама. – Прямо растерялась я.
– На все!
– Конечно, пустят, только ненадолго. Он лежит с другими детьми в палате, их там шесть человек. Не знаю насчёт «подружился», сама спросишь. Дунькин пуп – так холм называется, больница там находится.
– Ничего себе холм! Целый пуп какой-то Дуньки! – развеселилась Элли.
– Да, говорят, жила там одна великанша Дуня триста лет назад, – с серьёзным видом сообщила мама, – была такая толстая и большая, а спала прямо под открытым небом. Когда шёл дождь, в её пуп наливался целый пруд.
– Ничего себе пуп! – восхитилась Элли. – И что с ней стало, с этой Дуней?
– Посватался к ней один симпатичный великан, а она, нет, чтоб сразу согласиться, послала его за неведомо чем, неведомо куда, – ответила мама.
– Это зачем и куда? – удивилась Элли.
– Хотелось Дуне кольцо, в котором волшебная сила закована, чтобы всеми ветрами повелевать. Настоящая девочка, сама не знала, чего пожелала, – усмехнулась мама, – где ж взять то, чего не существует? Ушёл великан на поиски и не вернулся, пропал. Может, до сих пор кольцо это ищет. А Дуня так загрустила, что от грусти-тоски взяла да и окаменела.
– На том месте, где Мика лежит? – охнула Элли. – Ну в смысле, где больница стоит?
– Ага, вот он, Дунькин пуп, пришли, смотри, – мама показала на холм, – по лестнице подняться, и мы на месте.
Элли разочарованно вздохнула. Она ожидала увидеть большую каменную женщину, а это был просто небольшой холм с редкой жухлой травой. Наверху ютилось трёхэтажное здание.
– Скорее к Мике! – воскликнула Элли и запрыгала вверх по ступенькам, напевая:
Громко пробьет двенадцать,
Триста шагов
Будем мы подниматься
