Все шутки отца сводились к спиртному и женщинам, а мимолётные мысли – к философским и поучительным рассуждениям. Если раньше я старался не обращать на это внимания, то сейчас меня это настолько выводило из себя, что я испытывал агрессию даже от одного голоса родителя. Одни и те же фразы казались настолько уже очевидными, что я сжимал кулаки и вдыхал воздух через нос более шумно и глубоко.
Все говорили, что у меня переходный возраст.
Шаг вперед.
– Руслан, да сделай лицо попроще! – вновь раздался голос, раздражающий своей интонацией.
Кажется, я ещё сильнее нахмурил брови. Особенно когда почувствовал широкую ладонь в варежке, поправляющую мне шапку.
Но нет, я не ошибся.
Отец стянул шапку мне на бок, открыв половину головы и подставляя одно ухо под ледяной ветер. Я тут же раздраженно стал поправлять головной убор, сжимая челюсти от холода, а отец лишь усмехнулся и полез в карман за сигаретами.
– Ну, наконец-то оживился! – раздался насмешливый голос, и щёлкнула зажигалка. – А то я собирался тебя уже тут бросать.
Я ничего не ответил. Лишь хмуро отвернул лицо обратно к прилавку, продолжая стоять на месте и заглядывая в пустые глаза рыб. В плечах ощущалось напряжение, будто отец на них давил, а чувство едкого запаха дыма в морозном воздухе ещё больнее напоминало, что он рядом и шумно сопит.
Шаг вперед.
Сейчас мы пойдём по обычному маршруту мимо продовольственного магазина, он купит две или три бутылки водки и мы отправимся домой.
Домой.
Исчезнуть.
Мысли неприятно скребли голову изнутри. Казалось, череп уже настолько замерз, что эти мысли трутся о его стенки, как короткие ногти о зимнее окно.
Ещё шаг вперед.
Скоро подойдёт очередь.
Чтобы отвлечься, я стал наблюдать, какие товары набирают другие люди. В основном все брали рыбу и части курицы, кто-то брал масло, а кто-то кости. Наверное, для собак.
Продавец быстро ходила от стола к столу, брала то, что просили, взвешивала и озвучивала сумму. Будто заведённая кукла или что-то вроде того. Я лишь слышал от неё цифры, каждое слово проговаривалось с уставшей интонацией радости и поспешно. Судя по голосу, ей лет за тридцать пять, но не больше сорока. Чтобы было удобнее брать продукты с прилавка, она не надевала варежки, поэтому между рыбой и мясом то и дело мелькали её побелевшие руки, а на пальце сверкало обручальное кольцо, отражая яркое утреннее солнце.
Глядя на голые руки, у меня всё внутри сжималось от холода. А ведь она ими берет замёрзшее мясо.
Ещё шаг.
– Что Вам, молодые люди? – раздался её голос в мою сторону и я заметил краем глаза, как отец бросил окурок на лёд.
– Костей килограмма два… – проговорил прокуренный и хриплый голос, а я немного посторонился от стола, бросая взгляд на очередь позади себя.
В мгновение продавец уже набирала кости в пакет, а отец пристально смотрел на женское лицо.
Порой, когда видишь лица, на остальное внимания не обращаешь, наверное. Прозопагнозия лишила меня этой возможности.
– Вы бы хоть одевались теплее, красавица, а то замёрзните и мужчины на Вас смотреть перестанут! – с ноткой флирта усмехнулся отец, пока продавец взвешивала пакет на весах.
Судя по вздоху женщины через нос, она приподняла уголки губ в попытке смущённо улыбнуться, чтобы поддержать этот диалог.
– А мне надо, чтобы мужчины на товар смотрели, а не на меня, – добавила продавец и назвала сумму покупки.
– Все мы по-своему товар, – отозвался отец и заплатил, а я инстинктивно взял пакет, подняв с весов.
Мне снова стало мерзко даже от одного тона отца.
Интересно, что женщина почувствовала в этот момент?
– Мне тоже костей для собак! – услышал я напоследок голос мужичка, который всю очередь стоял за моей мной.
«Тоже костей для собак».
Должен ли я гавкнуть в подтверждение этой покупки или всё же лучше промолчать?
Нет, я не был привередлив, из этих костей получался отличный суп, но тот факт, что отец работал для поддержания своего алкоголизма – злил меня до потемнения в глазах.
И я ничего не мог с этим сделать, лишь молчал и наблюдал, как в сумке отца вновь и вновь исчезают прозрачные бутылки, как в детстве я их называл.
За моей спиной хлопнула дверь, когда мы вошли в магазин.
Я по-прежнему ненавидел зиму, но теперь и к осени относился напряжённо.
– Здрасте! – услышал я прокуренный голос продавщицы в годах и бросил на неё скользящий взгляд.
– Здравствуйте, Людочка… – поздоровался папа и расстегнул куртку, чтобы достать кошелёк. – Дай-ка мне вон те макароны.
Точно пароль или кодовая фраза.
Я отвернулся от прилавка, заглядываясь на холодильник с колбасными продуктами. Я стал выше. Хотя после школы мне всё так же ужасно хотелось есть, я знал, что папа не купит всё необходимое.
Я оглянулся обратно к кассе и заметил, как в сумке отца скрылась прозрачная бутылка. Ему даже не надо было говорить, что подать, продавец и без того всё знала.
По-прежнему.
И всё также она представлялась мне безобразно накрашенной старой тёткой, которая после смены придёт домой, чтобы ждать следующий рабочий день.
– Руслан, – позвал папа, и я быстро обернулся к нему, хватая взглядом каждое движение его тела и вслушиваясь в интенсивность дыхания, которое с годами становилось тяжелее. – Макароны понесёшь.
С таким питанием я скоро стану макаронным монстром.
– Какой помощник вырос! – радостно цокнула продавщица, но я даже бровью не повёл, а лишь молча принял пачку макарон и сунул их себе подмышку, чтобы не уронить по дороге домой.
– Что надо сказать? – строго проговорил отец.
– До свидания, – бросил я и отошёл к выходу, хватаясь за тепло магазина, как за спасательный круг.
Тем временем в сумке отца скрылась ещё одна бутылка, встретившись с первой звоном. Вчера он покупал меньше «лекарства», но сегодня ведь выходной.
Мне пятнадцать лет.
Ничего не изменилось за эти годы.
И не изменится…
Спасение я видел в том, чтобы исчезнуть.
Мы заходили каждый день в этот магазин. Отец здоровался с продавщицей, та бодро ставила на прилавок по две-три прозрачных бутылки, на этикетках которых было написано «водка», а я одаривал голодным взглядом холодильники.
И как им это всё не надоедало?
Меня уже выворачивало от этого безумия.
Кажется, они все наслаждались этим повторением действий и фраз, раз за разом радуясь, что действительно в жизни ничего не меняется.
Не добавив ни слова, я толкнул дверь и вышел на улицу. Под ботинками снова захрустел снег, а дверь громко закрылась, скрыв за собой тепло магазина.
Мы пошли домой.
– Чего опять такой недовольный? – щёлкнула зажигалка и до меня дошёл едкий запах сигарет, который я ненавидел точно так же, как звон стекла. – Девчонки что ли обижают?
Лучше бы девчонки обижали. Я потёр болящую челюсть, двигая нижней, будто чтобы в который раз после вчерашней драки убедиться, что все зубы пока ещё на месте.
В глазах моментами всё мутнело, но я шёл заученной дорогой и не задумывался уже об этом. Отец выдохнул из лёгких мерзкий дым и покашлял, прочищая горло. В такие моменты я не понимал, от чего меня трясёт: от мороза или злости.
Глава 7
Я опоздал и даже не знал точно, на сколько минут, но моё сердце поедала дикая тревога. В классе учителя не оказалось, и я облегчённо выдохнул, хоть и чувствовал, как на меня поднялись несколько десятков глаз.
Тревога сковала с новой силой.
Одноклассники что-то писали на листочках и, судя по отсутствию каких-либо колкостей в мой адрес, это было что-то очень серьёзное.
Я скользнул между рядами и бесшумно сел за свою парту, поспешно положив сумку на свободный стул.
Прищурив глаза, я глянул с третьей парты на доску. Буквы расплывались и плясали, не позволяя четко прочитать задание, как вдруг дверь резко хлопнула и со строгим видом зашла учительница математики, отчётливо отбивая каблуками каждый короткий шаг. Она была и нашим школьным завучем, которую легко можно было узнать по строгой осанке и повисшему напряжению в классе. За ней просеменил учитель русского языка, на уроке которого мы и находились.
Его я всегда узнавал по заметному шумному дыханию и быстрой походке, будто он пробежал кросс и никак не может отдышаться.
Меня пробил холодный пот, и я склонился над партой, молясь, чтобы меня не заметили, точно партизана, но у одноклассницы на соседнем ряду я так и не смог разобрать ни слова на исписанном листе.
Судя по количеству заполненных строк, я опоздал сильно…
– Иди сюда! – раздался до жути строгий голос завуча, и я зажмурился, когда весь класс замер, точно кролики в траве.
Меня сейчас убьют. Как всё просто.
Я чувствовал, как меня пробирает холод чужих взглядов и смотрел на безликих одноклассников, стараясь уловить по дыханию хоть один намёк на мой шанс спасения, но его не было.
Может, она это говорит не мне?
Стук каблуков приблизился прямо к моей парте и в следующее мгновение я увидел, как морщинистая женская рука резким движением поднимается вверх. Мне хватило доли секунды, чтобы обхватить по привычке голову руками и сжаться в комок, когда по парте со всей силы обрушилась тонкая стопка тетрадей отсутствующих учеников. Сверху я узнал свою по неопрятной обложке…
Эта фурия наверняка увидела меня в коридоре, когда я заходил в класс.
– Я СКАЗАЛА ПОДОЙТИ! – холодный и строгий голос завуча приковал меня к невидимой стене, и я боялся пошевелиться, пока нас сверлили глаза одноклассников. – Быстро встал!
Я поспешно упёрся руками в парту и поднялся на ватных ногах, которые вот-вот обещали меня не выдержать от волнения.
Но я точно знал – будет хуже.
– Почему ты опоздал?! – лучше бы меня проткнул нож, чем этот тон.
Я опустил взгляд и сильнее упёрся мокрыми ладонями в поверхность парты. Хоть бы она ещё и не учуяла от меня запах сигарет!
Не молчать.
– Я… – начал было я, но ещё один удар тетрадями по парте заставил меня вздрогнуть с новой силой.
Каким же я стал нервным!
– Как ты разговариваешь со мной?! – злобно крикнула Алевтина Анатольевна, и я широко распахнул глаза, не поднимая их.
Я же даже ничего не сказал!
Агрессивный стук каблуков по побитому линолеуму отдалился к первой парте, но я ясно слышал, что завуч обернулась.
И точно знал – садиться будет смертельно.
– ИДИ СЮДА-А! – гаркнула она, будто требовала от меня это уже в тысячный раз.
Я поднял взгляд и понял, что она зовёт к доске, чтобы отчитать меня перед классом… Такого удовольствия я им не доставлю.
– Нет… – мой голос прозвучал тихо, но его услышал, казалось, весь мир.
– ИДИ СЮДА! – прокричала она и вдруг реальность замерла с её глубоким вздохом. – Так, быстро сюда дневник.
Только не дневник…
Моя сумка предательски рухнула со стула на пол вместе с дневником, будто в попытке сбежать, и я на мгновение прикрыл глаза, собирая всё своё мужество перед предстоящим кошмаром.
Я напряжённо молчал и мог поклясться, что каждая нервная клетка во мне умерла от тревоги.
Возможно, одноклассники меня даже мысленно пожалели, ведь такое и врагу не пожелаешь, отчего я неуверенно переминался на вспотевших ладонях, ощущая сильную усталость от напряжения в руках.
