– Ты сказал, что нужно показать ей страсть, – напомнил Мейсон.
Я сильно прикусил губу, с трудом сдерживая улыбку.
В пятницу, когда светловолосая любительница лошадей ушла, оставляя меня и Мейсона на кухне одних, брат завел очень странный разговор. Не то, чтобы мы не говорили с ним о сексе. Говорили с того самого момента, как Мейсон вообще узнал это слово. Однако он никогда не затрагивал в разговоре Барбару. Мейсон не был девственником, однако брат не имел огромного опыта в этих делах за плечами. Вероятнее всего он думал, что с девушкой вроде Барбары нужен особый подход. Она ведь вела себя как принцесса, а принцессы всегда требовательны.
– Как развести девчонку на секс? – спросил он, заставляя меня замереть со стаканом апельсинового сока в руках. Ее стаканом.
– Зачем тебе? – спросил я, поглядывая на арочный выход из кухни, где недавно исчезла Барбара.
Мейсон дернул головой и уставился в свою тарелку.
– Да так, обсуждали недавно с парнями, у всех разные стратегии, – с напускным безразличием ответил он.
Я подавил смешок, мгновенно догадавшись, что ничего с парнями он не обсуждал.
– Значит, за все эти полгода Барбара ни разу не позволила тебе прикоснуться к ней? – прямо спросил я.
Мейсон откинулся на спинку стула, ничуть не смутившись после моего вопроса, но сложил руки на груди и возмущенно изогнул брови. Он не собирался трепаться о ней, а я не стал расспрашивать, ведь если Мейсон решит молчать, его уже никак не разговорить.
– Кусай ее посильнее, и побольше грязных словечек, они это любят, – сказал я. – Резко толкни ее на кровать и переверни на живот.
– Это не грубо? – изумился Мейсон.
– Нет. Девчонкам нравится. Если откажется, значит, она еще не готова.
Я дал ему простой совет – показать всю свою горячую страсть, делать все быстро и жестко. Только вот подобная стратегия мало с кем работала. Этот метод не пойдет девственницам и неженкам. Первое можно отмести, мы же говорим о Барбаре Эванс. Глупо не признать, что она олицетворение мечты любого парня в школе. Она много с кем встречалась до Мейсона, поэтому наверняка имела опыт в постели, а вот второе ей подходило идеально, она ни за что не позволит грубого к ней отношения. А это в свою очередь означало, что она все остановит.
Не знаю, почему я сбивал его с верного пути. Мне никогда не нравилось то, что Мейсон и Барбара встречаются. Она была настоящей стервой и крутила им, как своим собственным домашним питомцем. Мейсон сам не замечал, но делал все в точности так, как говорила она, слушал каждое ее слово и ждал новой команды от хозяйки.
И я, как ответственный брат, просто не мог допустить, чтобы она превратила Мейсона в свою половую тряпку, хотя, глядя на то, как он везде бегал за ней, я уже стал подумывать, что опоздал.
С другой стороны, я был зол на Мейсона. Неужели он не видел, какая она? Не замечал ее истинной натуры? Или при взгляде на ее милое личико у него отключался мозг?
– И ты показал? – спросил я.
– Да, – задумчиво ответил Мейсон, в его взгляде прослеживался упрек. – Но ей не понравилось и ничего не вышло.
Я пожал плечами.
– Значит, она еще не готова и не стоит склонять ее к сексу, – сказал я и направился вглубь конюшни. Мейсон пошел за мной.
– Склонять? Я вовсе не склоняю ее. Нет, я хочу, конечно, но заняться сексом в пятницу было ее идеей.
Я остановился, чувствуя странную тяжесть под подбородком. Конечно, она хотела, ей не терпится еще сильнее привязать к себе Мейсона, а он просто влюбленный дурак. Влюбиться в такую девушку, как Барбара самая глупая ошибка, которую может совершить мужчина.
– Это ничего не меняет, тебе просто нужно немного откатить все назад. Побудь благородным рыцарем и скажи, что будешь ждать, пока она будет полностью готова.
– А если она захочет этого тогда, когда мы разъедемся в разные стороны после поступления?
Это было бы просто идеально.
Я обернулся, останавливая разозленный взгляд на лице Мейсона.
– Знаешь, что я думаю? Что вам вообще не стоит встречаться с ней, – признался я, сам удивляясь, что произнес это вслух.
– И почему же?
– Потому что она играет тобой, Мейсон.
– Не неси херню! – воскликнул он.
Я подошел к брату, который был ниже меня сантиметров на десять и взглянул на него свысока.
– Барбара хоть раз говорила, что любит тебя? – спросил я, ловя себя на том, что даже дышать перестал в ожидании ответа. Мейсон задумался на секунду.
– Нет, но мне и не нужно, чтобы она говорила это. Я и без этого знаю, что она любит меня, – ответил он.
Я выдохнул и усмехнулся.
– Не тешь себя надеждами. Подумай о том, сколько сексуальных цыпочек ты подцепишь в колледже. На тебя будет вешаться каждая, когда все узнают, что ты самый многообещающий аутфилдер, – складывая руки на груди, заверил я. – Это проще, чем ждать, когда же принцесса Эванс снизойдет до тебя или до любого из парней. Тебя ждет нечто большее, чем девчонка-манипулятор.
И это не было лукавством. Мейсон был очень талантлив, когда дело касалось бейсбола, в этом я полностью поддерживал брата. Главная лига бейсбола многое потеряет, если лишится такого талантливого игрока.
Мейсон любил бейсбол всем сердцем. И я недоумевал, почему он все еще был намерен пойти по стопам нашего отца и унаследовать компанию, это ведь совсем не нравилось ему. Надеюсь, чувство долга в Мейсоне ослабнет настолько, что он сделает верный выбор. Я хотел этого и желал ему в нужный момент не упустить возможность.
Можно подумать, что я просто хочу устранить конкурента. Все сложилось бы как нельзя лучше, если бы Мейсон уверенно выбрал бейсбол, а не компанию. И тогда доля в Эванс-Фостер Энергетик отошла бы мне, замечательно, не правда ли?
Да вот только этого никогда не случится. Дэниел ни за что не завещает мне компанию, моя кандидатура даже не рассматривалась, ведь я был неполноценным сыном.
Мой взгляд прояснился. Мейсон недовольно оглядел мои голые плечи и сложенные на груди руки.
– Что? – хмуро спросил я. Простаивая тут без дела, я стал замерзать. На улице было около двадцати градусов тепла, что для этого времени являлось аномальной температурой. Поэтому пока я пытался втереться к Рейджу в доверие, чуть не спекся. Пришлось скинуть футболку.
– Барбара и так терпеть тебя не может, не оскверняй ее любимое место, – сказал брат, кивая на мой обнаженный торс.
Вот оно.
Снова он думает о том, о чем думает Барбара.
– Мне совсем нет дела то того, что любит Барбара, а что нет.
Мейсон поморщился, будто я ударил его.
– Я понимаю это, но не мог бы ты просто появляться в конюшне тогда, когда здесь нет ее? – с нотками принуждения в голосе спросил он.
Я усмехнулся и направился к амуничнику.
Была в моем характере одна черта. Когда мне говорили чего-то не делать, это буквально становилось моей следующей целью.
– Конечно, не появляться в конюшне, когда здесь есть твоя детка, – фыркнул я, выделяя особым голосом слово «детка». Когда Мейсон называл так Эванс, меня начинало тошнить.
В амуничнике я нашел свою футболку и натянул ее прямо на грязное тело. В нос ударил запах вишневых карамелек. А затем заметил и то, что испускало этот аромат – одежда Барбары. Джинсы, футболка и джинсовая куртка лежали аккуратной стопкой на ее полочке. Я зажмурил глаза стараясь унять щекотку в животе, которая возникала каждый раз, стоило мне вдохнуть этот запах.
Подобное произошло несколько минут назад, когда Барбара готовила лошадь к прогулке. Я не собирался останавливаться рядом с ней, чтобы поболтать, но когда почувствовал запах вишневых карамелек, быстро передумал. Этот запах так взбесил меня, что я не мог отказать себе в возможности в очередной раз заставить ее сбросить с себя эту маску чопорной девочки с богатой родословной. В моменты, когда ее самообладание трещало по швам, я ликовал.
Я усмехнулся, вспоминая ее удивленную физиономию, когда она застала меня и тех девчонок в кинозале. Она была так увлечена подсматриванием за нами, что даже не заметила моего взгляда. А я заметил все. Каждую ее эмоцию, что освещалась скачущими вспышками света с экрана плазмы. Впервые я заметил на ее лице смятение, смущение и интерес слившиеся воедино.
Нужно было спросить у нее тогда, не желает ли она присоединиться, но судя по ее тихому полувздоху-полустону она определенно задумалась бы над моим предложением.
Я схватил с полки свою джинсовую куртку и еще раз взглянул на стопку с ее одеждой. Эти вещи были сложены куда аккуратнее всех других. Край к краю, она уложила как джинсы, так и футболку в превосходную квадратную форму.
Что-то заставило меня подойти к ее полке, уставиться на вышитую маленькую эмблему птицы на футболке и коснуться ткани.
На секунду в моей голове проскользнула мысль взять эту футболку и поднести к своему носу, но я зарубил это дерьмо сразу же. Я не какой-то там психопат. И я терпеть не могу этот запах вишневых карамелек, и терпеть не могу Барбару Эванс.
***
Вечером, когда отец, наконец, вернулся из своей поездки, я надеялся, что он скажет мне что-нибудь о моем поведении. Ну, не знаю, как минимум за пятничную сцену на кухне, сорванный ужин, за оскорбление хозяйки дома – Джеммы или хотя бы за то, что я взял его новое приобретение – Рейджи без спроса. Но он молчал, даже полноценного «привет» не смог из себя выдавить. Кивнул и ушел в свой кабинет.
Ну и пошел к черту! Дает мне деньги, этого достаточно.
Я ввалился в свою комнату и упал на кровать. Здесь пахло как после ремонта. Белый потолок, белые стены, белая мебель. Все в этой комнате было белым, но не потому, что мне нравился белый, а потому, что с самого своего появления здесь, я не думал, что задержусь надолго. Комната была обезличена, выглядела как типичная гостевая в доме богатых людей. Забавно, что сначала я опасался в любой момент быть выставленным из дома, а сейчас только и желал, чтобы отец сделал это, собрал мои вещи и швырнул их с балкона, забрал машину, наказал, пригрозил тем, что оставит меня без всего. Что угодно, только бы не его безразличие.
– Кто это? – спросил отец, когда мама привела меня – пятилетнего в парк, где они условились встретиться.
– Это Джефри, – неловко ответила мама, раскачиваясь на пятках. – Твой сын.
Брови отца изогнулись совершенно странным образом, я помнил выражение его лица до сих пор, но все еще не мог расшифровать его. Что это было? Удивление? Гнев? Сожаление?
– Убирайся, откуда пришла и забери с собой этого ублюдка! – угрожающе тихо выпалил он. – Приблизишься хоть на шаг к моей семье, я сделаю так, что у тебя отнимут его, и ты больше никогда не сможешь выкачивать бабки из дурачков с которыми спала. – Последним словом он поставил точку, развернулся и, прихрамывая, направился к черной машине стоящей у входа в парк.
Таким было мое первое знакомство с отцом. Он был большим и угрожающим, хромал и назвал меня ублюдком. Одно было ясно точно – он не поверил, что я его сын, а может и поверил, но так боялся признать это, что позволил себе окатить и меня и мою маму такими грязными словами.
Мейсону тогда был всего год. Он был долгожданным сыном, ведь они с Джеммой десять лет пытались зачать ребенка. Отцу говорили, что он бесплоден, что шансов нет, а тут сразу двое детей. Конечно, он не поверил моей маме.
Но я был согласен даже на ненависть, потому что то, что происходило сейчас, было в сотни раз хуже.
Глава 9
Барбара
– По средам мы носим розовое[1], – пропела подруга, заскакивая на переднее сиденье розовой «Феррари», которую отец подарил мне на шестнадцатый день рождения.
– Сегодня понедельник, – с каменным лицом напомнила я.
Челси громко фыркнула и небрежно заправила волосы за уши.
Моя подруга была очень привлекательной, и это не типичное мнение кого-то, кому она была дорога, все замечали ее внешнюю красоту и не упускали случая сделать комплимент. Раскосые глаза выдавали в Челси кровь коренных народов Америки. Она была высокой и стройной, словно еще одна сестренка Хадид[2]. Ее черные волосы отливали синевой на солнце, полные губы всегда были подчеркнуты помадой розового оттенка, карие глаза с желтыми крапинками подведены черным айлайнером. У нее был узкий с небольшой горбинкой нос, и овальное лицо с острым подбородком – настоящая красавица индейского племени.
Челси была моей подругой с тех самых пор, как Билли Аткинсон в четвертом классе плюнул в ее волосы жвачку, решив так поиздеваться над новенькой девочкой. Я помогла ей избавиться от жвачки, без отрезания половины длины ее волос. А также сопроводила ее к директрисе, чтобы негодного мальчишку наказали. К сожалению, родители Билли состояли в родительском комитете и были щедрыми дарителями школы, поэтому придурку даже ничего не сделали. Но после того случая я не давала Челси в обиду.
– Не рычи, с утра без настроения? – спросила она, оборачиваясь ко мне. И как же Челси была права. Сегодня утром отец попытался заговорить со мной, но я даже бровью не повела.
– Снова эта Пейсли. Я не знаю, что мне сделать, чтобы он, наконец, понял, с какой гадюкой встречается.
Иногда перед школой, я заезжала за Челси на своей машине. Она жила не в самой лучшей части города, обычно я ждала ее на парковке маленького кафе на перекрестке, и по ее просьбе никогда не ездила к ее дому.
У моей подруги была простая семья, ее отец работал на местном заводе по производству упаковочных материалов, а мама была няней в частном агентстве. Денег в семье не хватало, и Челси безумно стыдилась этого, поэтому старалась избегать разговоров о родителях.
– Когда мужчина влюбляется по уши, он теряет способность рационально мыслить, поэтому все плохое, что будет делать твоя мачеха, он будет разглядывать через розовые стекла своих очков, – заявила Челси, вжимаясь в спинку сиденья и выставляя руку в окно машины.
– И откуда эти познания о взрослых мужчинах?
В отличие от меня Челси было восемнадцать. Уже год она встречалась с Билли Аткинсоном, тем самым, что в четвертом классе прилепил ей жвачку на волосы. Умнее с возрастом он не стал – типичный качок футболист из школьной команды. Не знаю, что увидела в нем Челси, возможно, ей нравится проводить время с людьми, чей уровень развития равен уровню развития улитки. Хотя, что я говорю? Такие сравнения оскорбительны для улиток.
Отношения с Билли – ее первый опыт отношений с парнями, а значит, ее опыт в этом деле равнялся нулю, собственно, как и мой. Но в отличие от меня Челси давно не была девственницей.
– Это относится к любым мужчинам. Они влюбляются иначе, чем женины. Если это настоящая любовь, то они растворяются в этом чувстве и отдают себя полностью. Жаль только, что ни один мужчина не способен любить долго. Обычно все заканчивается тогда, когда девушка решает отдать свое сердце, – с видом специалиста в любовных делах заявила Челси.
Я недоуменно покосилась на подругу.
– Что? Я смотрю Секс в большом городе[3], Кэрри Брэдшоу[4], дави уже на газ и не нужно этого взгляда.
Загорелся зеленый и я тронулась с места.
Я задумалась над ее словами и поняла, что отчасти Челси права. Взять хотя бы Мейсона, я всецело чувствовала его любовь, невесомую и легкую. Мейсон не давил на меня и не душил своими чувствами. По его словам, отношению, поступкам, я понимала, что он полностью растворился в этой любви. О себе же я такого не могла сказать, я не бросалась в омут с головой и не чувствовала чего-то настолько сильного, что могла бы назвать любовью. Вернее, я любила его, конечно, но это не вызывало во мне бурных чувств и эмоций, только спокойствие.
К школе мы подъехали перед самым началом уроков. «Раунд Лейк» была одной из самых престижных школ, находилась в самом центре города при мормонской церкви и спонсировалась многочисленным мормонским населением. Несмотря на огромный приток капитала к учебному заведению, обучение в «Раунд Лейк» могли позволить себе дети не только из богатых семей. Директор школы – Джек Салливан считал, что право на обучение в школе должно быть у каждого, поэтому в «Раунд Лейк» ученических стипендий было на порядок больше, чем в других школах. Даже дети, чьи родители не имели ни единой возможности заплатить за обучение, имели шанс на получение образования в «Раунд Лейк». Челси, например, смогла попасть в школу только благодаря стипендии, ведь ее родителям эта школа была не по карману.
Кроме того, для того, чтобы поступить в школу, не обязательно было становиться мормоном, в школе учились разные дети.
Я оставила машину на парковке школы среди таких же крутых «Мазерати» и «Феррари». Да, некоторые из детей «Раунд Лейк» происходили из очень богатых семей.
– На математику? – спросила Челси, закрывая дверь моей машины.
– Ага, – отозвалась я. С Челси мы проводили вместе практически весь учебный день, ведь в начале года в курс понабирали одних и тех же предметов. Моя подруга метила в Университет долины Юта на факультет рекламного менеджмента. Она верила, что эта специальность даст ей, наконец, то, о чем она так мечтала – финансовую стабильность и независимость.
Двухэтажное здание школы состояло из трех корпусов, и было построено в форме квадратной подковы, внешне оно отличалось сочетанием стилей минимализма и готики: кирпичные стены были окрашены в белый, второй этаж украшали арочные окна, на одной из двух декоративных башен была расположена острая пика, тянувшаяся в небо.
– Я совсем не готова к тесту, – взволновано протянула Челси, подхватывая меня под руку и направляясь в сторону школы.
На газоне у многолетнего дуба резвились футболисты школьной команды, они перекидывали друг другу вытянутый по форме мяч, но заметив нас, оторвались от своего дела и дружно засвистели. Челси помахала Билли, который был среди них, а я проигнорировала придурков.
– Я уверена, что ты справишься, у меня было мало времени, но я же подготовилась.
