Анна Белинская "Буду твоей Верой"

Егор Бестужев смотрит на сумочку Карины, усыпанную стразами и блёстками, и одаривает девушку таким взглядом, после которого я бы на её месте почувствовала себя прилипшим банным листом.

– Валяй, – пожимает плечами Бестужев и, подпирая рукой подбородок, со скучающим видом отворачивается от дивы. Мы снова встречаемся взглядами, и теперь уже я спешу опустить свои окуляры в учебник.

В настройках Карины программа собственного достоинства не установлена заводом-производителем, поэтому, не смущаясь, деваха размещает свою подкаченную пятую точку на соседний стул и начинает раскладывать свои яркие ручки по цветам радуги на столе.

4. Вера

– В зависимости от того, на каком этапе инвестиционного цикла выполняется инвестиционный проект и для какой цели он служит, он может иметь вид: ПТЭО, непосредственно самого ТЭО и бизнес-плана, – вещает под диктовку Марк Ифраимович, а я вместо того, чтобы конспектировать за профессором, закусив колпачок ручки, нагло разглядываю Бестужева.

Я не собиралась.

Просто его выдвинутая в проход нога меня начала раздражать. И мне было бы безразлично то, что длинные ноги парня не умещаются под партой, но, когда его левая нога пришла в движение и начала покачиваться, я не cмогла этого не заметить.

Это, что, нервное? Или глупая привычка?

Его колени широко расставлены, а руки сложены на груди.

На самом деле Кира права. С июня Егор Бестужев возмужал и стал ещё шире в плечах. От кого-то я слышала, что мой одногруппник занимается профессиональным спортом, и не понятно, какого лешего он забыл на Менеджменте, потому что спортивная олимпийка на замке куртки с известной эмблемой на спине и трико явно намекают на то, что Бестужев собирался не на Управление рисками, а на физкультуру, причём каждой парой.

Его короткостриженый ёжик волос под стать своему хозяину. Меня улыбает, когда представляю Бестужева, каждым утром укладывающим волосы в стильную причёску. Такую, как у Чернышова, например.

Егор сидит вполоборота от меня, и полностью мне его лица не видно. Но даже так мне отчётливо заметны все неровности и неидеальности его кожи: мелкие шрамы, случайные порезы, три родинки в виде правильного треугольника на левой щеке. Профиль его лица выдает небольшую горбинку носа, и мне вдруг становится интересно, это его физиологическое строение, или он был кем-то сломан? Линия упрямо сжатых, слегка потрескавшихся губ и сведённых бровей, если не знать Егора, то те могли бы намекнуть на то, что мой одногруппник напряжён или чем-то озабочен, но не стоит отдаваться заблуждениям, потому что грустные брови Бестужева – это какая-то странная мимическая особенность. Они всегда незначительно сведены к переносице, придавая лицу тень печали и грусти. Даже усмехаясь, Бестужев как будто грустит.

Опускаюсь взглядом ниже и разглядываю кисти его рук, выглядывающие из-под олимпийки с разбитыми косточками и подстриженными под самый корешок ногтями.

Да-аа, до идеала – Артёма Чернышова далеко.

Бестужев сидит предельно расслаблено, с тем же самым невозмутимым выражением лица. Его поведение можно было бы назвать хамским, потому как сидеть за первой партой, не имея при себе даже ручки с тетрадкой, и так откровенно зевать может только самоотверженный или отмороженный.

Со скучающим видом Егор заглядывает в розовый блокнот Дивеевой и усмехается, глядя на то, как Карина старательно подчёркивает понятия и определения, но не для того, чтобы выделить основные тезисы, а для того, чтобы просто было красиво.

Мне тоже смешно, и я не успеваю подавить улыбку, как ловлю на себе взгляд сощуренных грифельных глаз, левый из которых нагло мне подмигивает. Шариковая ручка, зажатая между зубами, с глухим шлепком вываливается из моего рта и могу поспорить, выгляжу я в эту секунду как пришибленная.

Он сейчас подумал, что я улыбалась ему?

Вот же ёлки-иголки!

Быстро отворачиваюсь, надеваю маску невозмутимости и принимаюсь за конспект, как справа слышу приглушённый смешок Егора.

– Но мы с вами, уважаемые будущие великие экономисты, остановимся на бизнес-плане. Его разработка обычно предшествует разработке ТЭО, он может быть альтернативой ПТЭО, заменять ТЭО или служить в более сложных проектах итоговым максимально компактным документом. Поэтому, – Марк Ифраимович опускает очки на нос и проходится пытливым взглядом по каждому, останавливаясь на лице Бестужева, – каждый из вас начинает готовить бизнес-проект. Такова будет ваша самостоятельная работа, которая и выльется в ваш будущий курсовой проект. Разработчики лучших бизнес-планов получат оценку автоматом по моему предмету на экзамене.

Профессор Бубновский сверлит Бестужева взглядом и мысленно обещает, что произнесённая информация касается всех, кроме него, потому как вероятность Егора получить автомат по Управлению рисками у Бубновского равнозначна выигранному чемпионату мира по футболу нашей сборной – то есть равна нулю!

– И сколько у нас есть времени на подготовку? – с умным видом спрашивает Карина, наматывая блондинистую прядь волос, кстати натуральную, на палец. Её интерес совершенно не связан с тем, чтобы скорее начать готовить проект, ей просто нужно знать конкретную дату, к которой будет выполнена на заказ проектная работа.

– До середины декабря, точную дату сдачи сообщу позже. Методические рекомендации по разработке бизнес-плана возьмёте на кафедре. Вопросы?

Вопросов ни у кого нет.

Тишина гробовая.

Но это пока.

Пока группа находится во всеобщем состоянии аффекта.

Чуть позже, да и в принципе прямо на следующей паре, профессора Бубновского будут крыть такими диалектами, что бедному преподавателю вряд ли получится уснуть этой ночью от повышенного артериального давления.

В самом деле, подготовить целый бизнес-план с многочисленными расчётами, графиками, диаграммами, экономическим анализом, бюджетом и прогнозированием – достаточно трудоёмкий и энергозатратный процесс, который лично у меня уже зудит, желая поскорее начать воплощать себя в жизнь!

5. Вера

В фойе на первом этаже не протолкнуться.

Я стою в очереди в гардероб за пальто и нервно сжимаю номерок. По понедельникам после окончания пар у нас с ребятами из книжного сообщества «Читаем вместе», в котором я состою уже второй год, брифинг в главном административном корпусе вуза. У меня есть всего одна минута, чтобы одеться и перебежать между лужами от экономического корпуса до главного. И я даже не успеваю ничем перекусить, о чём жалобно напоминает мне урчащий желудок. То, что двумя парами ранее в нём побывал злаковый батончик, он, естественно, не помнит, но помнит мамины жирненькие оладушки, которые так не кстати отложились в моём подсознании.

Гардеробщица сегодня одна и носится в мыльной пене между рядами одежды, взращивая очередь из студентов ежесекундно.

Считаю, сколько передо мной человек, и когда дохожу до цифры 12, слева от себя слышу противный знакомый голос:

– Мы вместе, правда, подружка?

Карина, Альбина и две девочки из второй группы стоят рядом и улыбаются самыми сахарными улыбками, какими только умеют.

Оборачиваюсь назад и вижу длинный хвост из студентов.

Прямо за мной в очереди стоят два парня, которые с полным обожанием пооткрывали рты и облизывают глазами Дивееву.

– Нет, – грубо бросаю я и отворачиваюсь, собираясь продолжить подсчёт.

Ещё чего не хватало! Пусть идут в конец и ждут своей очереди!

У меня подгибаются коленки, а очки спадают на нос, когда атлетическая тяжёлая рука Карины падает мне на плечо.

Задираю голову, потому что дива местного разлива намного выше меня, и округляю вопросительно окуляры.

– Это она так шутит! – наигранно смеется Карина, и от этого мерзкого звука мне приходится поморщиться, – вы же позволите, мальчики?

Мальчики, точно гипнотизированные, кивают болванчиками, и пропускают вперед себя четырёх наглых студенток.

Моё плечо выдыхает, когда освобождается от руки-гири, но зато затылком я чувствую, насколько близко сзади стоит Дивеева и высверливает в моей макушке дыру.

«Ну, когда же уже!» – хочется топнуть ногой.

Начинаю злиться, когда вижу, как впереди к одному студенту подходят ещё по несколько вот таких вот Карин и очередь из 9 передо мной стоящих молниеносно вырастает до 14 человек.

– Вы купили новые сапоги, Вера?[1 - Вы купили новые сапоги, Вера? – фраза из советского фильма 1977 года «Служебный роман».] – очень громко раздается за спиной.

Настолько громко, что оборачиваются все и выискивают ту самую Веру, у которой новые сапоги.

Медленно поворачиваюсь к Карине, потому что моё тело сковало под пристальным всеобщим вниманием студентов, которые отчего-то побросали свои разговоры и уставились на мои новые замшевые полусапожки.

Но куда больше меня интересует, откуда блондинка Карина может знать фразу из любимого старого фильма моей мамы. Почему-то я была уверенна, что, кроме ю-туб роликов про моду и косметику, Дивеева больше ничего не смотрит.

– Альбин, я не узнаю, это Джимми Чу или Александр Маккуин? – деланно восхищённо обращается Дивеева к Суваевой.

– Карина, ты что? – оскорбляется Альбина, прикладывая ладонь ко рту, – как можно не узнать стиль Черкизон?[2 - Черкизон – Черкизовский рынок в Москве, крупный вещевой рынок, существовавший с начала 1990-х годов по 2009 год, где нелегалы из Средней Азии подпольно производили одежду и обувь из дешёвого сырья для незаконной продажи.] Это же из их последней коллекции.

Подпевалки из их компании начинают наигранно смеяться, а ведомое стадо баранов подхватывает всеобщее веселье, закатываясь безудержным глупым смехом.

Их смех, словно плевки со всех сторон, от которых хочется немедленно отмыться. Я чувствую, как увлажняются под очками мои глаза, но позволить себе перед ними проявить слабость – унизить себя сильнее. Мне так противно и отчего-то стыдно, что хочется сесть на корточки, как в детстве, сложить руки домиком и спрятаться в нём, пока не отступит опасность.

Все они продолжают смеяться, совершенно не зная даже моего имени. Для них сейчас я – объект веселья, потом будет кто-то другой, возможно, даже тот, кто со всеми сейчас насмехается.

Я смотрю в торжествующие глаза Карины, чувствующей себя победителем. Такие, как она, подпитывают свой эгоцентризм и озлобленность насмешками и издевательствами, самоутверждаясь за счёт других, «не таких, как все», слабых и неугодных.

– У вас устаревшая информация, дорогие подружки, – натягиваю равнодушную улыбку, – Черкизовский рынок закрыли ещё в 2009 году. Эти сапожки, – показываю на замшу, – с Дубровки[3 - Вещевой рынок Дубровка – действующий рынок в Москве.].

Вырываюсь из кольца малодушных и несусь в ближайший туалет.

Закрываюсь и даю свободу слезам. Снимаю очки, чтобы удобнее было поплакать и усаживаюсь на корточки, облокачиваясь на дверь.

Не стираю слёзы, пусть вытекут все, высмаркиваюсь в салфетку и трогаю замшевый носик. Потом опускаю глаза и рассматриваю тёплое тёмно-зелёное платье ниже колен с белым воротничком, круглые очки, зажатые в руке и чёрные колготки в 220 ден.

Обида за себя перерастает в злость, и всё, что на мне надето, вдруг кажется полной безвкусицей. Слова Дивеевой принимают реальные очертания, и я ругаюсь на себя за то, что своим пуританским видом удобряю почву для насмешек Карины.

Сегодня утром, стоя перед зеркалом, я казалась себе милой и искренне верила, что Артёму Чернышову так покажется тоже. Я хотела понравиться ему, а привлекла лишь насмешливое внимание Дивы. Я не умею быть модной, да и возможности такой у меня нет, но, как показала практика, важно не только наличие мозга в твоей голове, но и то, во что и как ты одет.

Поднимаюсь с пола, умываю красный распухший нос, надеваю ненавистные очки и шагаю в гардероб, надеясь, что толпа рассосалась.

Вы купили новые сапоги, Вера? – фраза из советского фильма 1977 года «Служебный роман».

6. Вера

– Куда собрался? – доносится из прихожей голос мамы.

– Я же говорил, что иду на игру с пацанами, – слышу возню брата и звук застегивающейся молнии.

– Ром, ну возьми Веруню с собой, будь братом, – умоляющим голосом шепчет брату мама, наверняка уверенная в том, что я не слышу их из комнаты с открытой дверью через два метра от них, – что-то она загрустила совсем.

Это действительно так.

После того, как я забрала свои вещи из гардеробной, на читательский брифинг я не пошла. Вряд ли кому-то из ребят понравится лицезреть мой распухший нос и красные глаза, да и у меня настроение было не тем, чтобы обсуждать предстоящий марафон «Ночь в библиотеке».

Я бежала домой уже не с такой фанатичной аккуратностью, и один раз мне даже захотелось специально наступить в грязную лужу и намеренно испачкать опротивевшие замшевые сапоги. Но благодарная умница-дочь во мне не позволила совершить столь неблагоразумный поступок обиженной девочки, напомнив, какого труда стоит моим родителям одевать нас с братом.

Злясь на себя, мне хотелось утроить протест, бойкот и наказать себя отказом от обеда.

Но мамины котлеты призывно смотрели на меня из глубокой жаровни, а воздушное картофельное пюре так и манило проверить, настолько ли оно нежное, как кажется.

И я проверила.

Отказаться пришлось от чая с конфетами, но это я сумею пережить.

Наспех сделав домашнюю работу, я даже не стала садиться за проект Бубновского, а решила пострадать, завалившись в кровать и обняв любимую жёлтую подушку в виде улыбающегося смайла в очках, которую мне подарил брат на восемнадцатилетие. Включила плейлист из папки «поплакать» и воткнула наушники, сделав музыку ненавязчивым фоном.

– Издеваешься, мам? – громко шепчет Рома, – ты видела её лицо? Она мне всю репутацию испортит, – вот же засранец.

С другой стороны, он прав. Сейчас я похожа на печальную какашку и вряд ли смогла бы составить брату компанию.

– Какую репутацию? Лентяя и оболтуса? – обожаю мамулечку.

– Ну, мам, – канючит мой говнистый братец, – ребята в компании даже не знают, что у меня есть сестра.

– Вот и узнают. Иди, пригласи Верунчика с собой, пусть девчонка проветрится от своих учебников, – не сдаётся мамуля.

– Там компания совсем не для Веры, мам, – торгуется Ромыч, а я вынимаю наушники из ушей и приподнимаю голову, чтобы лучше расслышать.

– Это какая там компания? Ну-ка признавайся, паршивец, – слышу хлёсткий удар и хихикаю, потому что представляю, как мама шмякнула кухонным полотенцем по заднему месту моего немаленького братца, – с кем связался?

Ромыч часто огребает от родителей.

Особенно за оценки.

Потому что гены в нашем с ним случае распределись неравномерно.

Весь ум достался мне, а Роману – приторная для парня привлекательность.

Мой брательник – тот ещё ловелас-красавчик. Армия из его поклонниц исписала все стены и лифт в нашем подъезде. Практически каждые выходные папа гоняет Романа с тряпкой, чтобы тот оттирал «Рома, я люблю тебя!» или «Рома из 11 В + Вика из 9 А=ЛЮБОВЬ», где надпись «Вика из 9 А» каждый раз меняется на новое имя и класс.

Когда я училась в одиннадцатом классе, а брат в девятом, уже тогда женские туалетные кабинки были исчерканы признаниями в любви моему брату.

Ромке не нужно стараться произвести впечатление, потому что его яркая, симпатичная внешность уже сама по себе обращает внимание противоположного пола. И даже вещи, на которые из семейного бюджета выделяется аналогичная мне сумма, на Ромке смотрятся стильнее и моднее.

– Эй, за что? – вопит Ромыч. – Да нормальные там ребята все. Просто не такие заучки, как наша Вера.