– Ну, осталось самое весёлое.
Я упёрла руки в бока и обвела взглядом заляпанную пятнами кухню и завалы грязной посуды.
– Любишь готовить, люби и посуду мыть.
– Э, нет. – Том вклинился между мной и мойкой. – Вы и так сделали невозможное. Я не знаю, как отблагодарить вас за ужин. Не взваливайте на меня ещё и ответственность за грязную посуду. Я же в жизни не откуплюсь.
– Считайте это актом доброй воли. – Улыбнулась я. – Мне действительно несложно. Я рада была помочь. И, может, заработаю ещё парочку очков в свою пользу, если перемою все тарелки.
– Мне неудобно просить вас…
– А вы и не просите. Я ведь сама предлагаю. – Он слишком долго смотрел мне прямо в глаза, так что я не смогла больше терпеть и зачем-то хлопнула в ладоши, чтобы прихлопнуть этот миг временного помешательства. – А теперь с дороги. Джекки Адамс собирается отдраить до блеска это место.
Боже, от смущения шутки из меня вылетали дурацкие. Но Том снисходительно усмехнулся и всё же отошёл. Снял полотенце с вешалки и встал рядом, собираясь помочь, не сторонясь грязной работёнки. Думаю, в этом была одна из его светлых сторон – работа у него в крови. Не могла себе представить, чтобы он лениво валялся на диване перед телевизором, кормя жену разными «завтра». Он – скорее «здесь и сейчас».
– Вы починили крыльцо? – Внезапно спросила я, и Том непонимающе нахмурился, чем вызвал мой искренний смех. – Сегодня утром вы отказывались провожать меня до коттеджа, прикрываясь тем, что нужно починить какое-то крыльцо.
– А! – У меня галлюцинации, или он покраснел? – Да, крыльцо в полном порядке.
Я рассмеялась ещё больше.
– Так вы соврали, чтобы не идти со мной?
– Это так очевидно?
– Очевидно, что я с самого начала попала в ваш чёрный список. – Без малейшей обиды ответила я, надраивая противень после цыплёнка. – Наверняка вы бы заселили в коттедж номер девять кого-нибудь другого.
– Вовсе нет. – Поспешно возразил Том. Я стояла к нему боком, поэтому лишь почувствовала, как его фигура сделала шаг ближе. Аромат лимона стал не таким явным, как утром. Теперь от него пахло по-другому. Печеньем, усталостью и каплей раскаяния. Моя рука слишком крепко ухватилась за губку и слишком яростно стала скрести противень. – Я рад, что вы здесь. – Его голос слегка дрогнул и поднялся на тон выше, словно Том понял, что ляпнул что-то не то и тут же поспешил исправить свою оплошность: – Поселись в коттедж номер девять кто-то другой, этот ужин был бы безнадёжно испорчен.
Мне не нужно было оборачиваться и глядеть на него, чтобы понять, что он улыбается и лукавит. Вот только почему – оставалось загадкой?
За окном стемнело как-то слишком быстро. Рядом с Томом на этой кухне время текло стремительно, точно кто-то намерено подкручивал стрелки часов и подпихивал солнце к горизонту. Посуда отправилась по местам, каждая горизонтальная поверхность сияла чистотой, и мы с Томом выдохнули, осматривая плоды своего труда.
– Неужели, это закончилось? Никогда не торчал на кухне столько времени.
– А я торчала. Могу провести у плиты весь день. Как-то раз я готовила без перерыва часов двадцать, пока не поняла, что уже не могу стоять на ногах.
– Ого, вы, наверное, в тот день потеряли рассудок.
Моё сердце превратилось в мягкую подушечку, куда втыкают иголки.
– Нет. Всего лишь отца.
– Извините, я не хотел…
– Всё нормально. Он умер так внезапно, что нам с мамой пришлось организовывать похороны впопыхах. Она была убита горем и не могла нормально салат размешать, не говоря уже обо всём остальном. Так что я отправила её в постель и в одиночку готовила поминальный стол.
Сколько бы лет ни прошло с того дня, эти воспоминания всё ещё хранились в памяти яркими вспышками боли. Не знаю, зачем я стала вдаваться в события своего печального прошлого здесь, на чужой кухне, перед чужим человеком, но слова вылетали сами собой.
– Мама так горевала, что не выдержала потери. У неё и так было слабое сердце, но смерть отца высосала из неё последние крохи жизни. И она ушла вслед за отцом всего через год.
– Боже, мне очень жаль.
– Спасибо. Но вы ведь и сами прекрасно знаете, каково это… Терять родителей. – Видя, как помрачнели его глаза, каким болотным оттенком затянулась серая зелень их глубин, я устыдилась. – Простите. Ваша сестра рассказала.
Как-то слишком тихо сделалось в доме, но ведь горе молчаливо и не имеет голоса. В этот миг нас с Томом выбросило за борт, в самый водоворот воспоминаний, но именно они протянули между нами ту тонкую ниточку, что связывала двух совершенно разных и, надо признать, выводящих друг друга из себя незнакомцев.
– Я, пожалуй, пойду. – Мне отчаянно захотелось сбежать, чтобы не портить это хрупкое единение.
– Даже не думайте!
Я замерла на полпути к выходу.
– Вы потратили весь вечер своего отпуска, накормили двадцать человек, а я только сейчас понял, что сами-то вы даже не ужинали. – Том что, не хотел меня отпускать? А я, похоже, не хотела уходить. – Да уж, плохой из меня хозяин, ничего не скажешь. За вашу помощь я как минимум должен накормить вас.
Всё внутри заволновалось, а моя уверенность пошла рябью, как стоячая вода озера, в которое бросили камень.
– Но у нас ведь не осталось ни съедобной крошки.
– Кое-что всё-таки осталось.
Том улыбнулся и достал с верхней полки мой грушевый пирог, о котором благополучно забыли во всей этой суете.
– Раскурим трубку мира? – Предложил он, ставя пирог на столешницу и пододвигая к ней два стула. – Вернее, съедим по кусочку пирога мира?
– Я назвала его пирогом благодарности.
– Думаю, у него может быть много имён. – Пожал плечами Том и протянул мне десертную ложечку.
Я колебалась всего миг – я ведь обещала себе держаться от Тома Хадсона и его тараканов подальше. Но мои собственные тараканы принялись наперебой уговаривать меня остаться. И я взяла ложечку и опустилась рядом с Томом. Так забавно было сидеть всего в полуметре от того, с кем ещё утром я не могла находиться в одной комнате, да что уж там, в одном городе. Но сейчас его компания была мне приятна.
Не успели мы притронуться к пирогу, как между нами протиснулась голова Техаса. Его ноздри танцевали, улавливая мельчайшие нюансы грушевого аромата. Он обиженно посмотрел на нас, когда мы в унисон рассмеялись.
– Он у вас такой обжора. – Заметила я, отправляя кусочек пирога в рот. Только сейчас мой желудок обвинительно заурчал, бранясь, что я так долго оставляла его без внимания. – Почему Техас? Вы нашли его в Техасе?
– Почти. – Обезоруживающе улыбнулся Том. – Около «Техас Фрайд Чикен». Заезжал за бургерами, оставил пикап всего на пять минут, чтобы забрать заказ, а когда вернулся этот наглец уже сидел в багажнике. Уж не знаю, как он туда забрался, он ведь был совсем ещё подросток. Но уже разбирался, где можно раздобыть приличной еды.
Техас как чувствовал, что говорят о нём. Издал тихий стон и потыкался носом в мой локоть – знал, у кого можно выпросить угощение. Не умела я сдерживаться перед большущими, слезливыми глазами – вот и Джинджер всегда получала то, что хочет. Рискуя попасть в немилость хозяина, я всё же отломала кусочек пирога, и он тут же исчез в пасти Техаса. Но Том лишь потрепал друга по голове со словами: «Ах ты, негодник». Если моему собеседнику и не понравился пирог, то Техасу уж точно пришёлся по вкусу, потому что он тут же положил голову мне на колени, умоляя о ещё одном кусочке.
– Ну, а ваша собака?
– Джинджер? Наша история знакомства очень похожа на вашу. Правда, она ко мне в машину не запрыгивала. Я нашла её у мусорных баков и долго разыскивала хозяев, но никто не отозвался. В конце концов, пришлось оставить её себе. И знаете, это ужасно, но я до сих пор благодарю тех отвратительных людей, что бросили её на улице. Иначе у меня никогда бы не появилась Джинджер. Я уже и не представляю жизни без неё. И скучаю каждый день, пока летаю по стране.
– Почему Джинджер? Только не говорите, что подобрали её у какой-нибудь кафешки с таким названием, иначе получится слишком жуткое совпадение.
– Нет. Это вроде символ памяти в честь родителей.
Том с недоумением ждал объяснений.
– Мою маму звали Джина, а папу – Джерри. Так и получилась Джинджер.
– Мне нравится. А сейчас… – Как-то неуверенно заговорил Том, копаясь и ложкой и глазами в своём куске пирога. – Она с кем?
Это он так пытался выведать про моего мужа или парня? Угомонись, Джекки! Ему совершенно плевать на мою личную жизнь, да и на меня, если уж на то пошло. Или?
– С Сэнди.
Том кивнул с видом полного понимания, а я почувствовала приятное волнение внизу живота. Мне точно не показалось. Он принял Сэнди за моего бойфренда, и… будто огорчился.
– Так значит, кулинарное шоу…
– Да. Идёт сразу на двух каналах. В среду в девять утра и в воскресенье в одиннадцать. Захотите увидеть моё лицо, когда я уеду, просто включите «Лайфтайм» или «Браво». И я расскажу вам, как готовить фритатту или киш лорен. Как украсить маффины шоколадным ганашем или подать к ужину пате-де-кампань.
Том вытаращил глаза и засмеялся:
– Ни слова не понял из того, что вы сказали.
– Это потому, что вы не смотрите «Снэки от Джекки».
– Обещаю исправиться.
– Ловлю на слове. Теперь моя аудитория станет больше на одного зрителя. Ура.
Глаза Тома блестели, пока он разглядывал мою улыбку. От этого взгляда мне захотелось сбежать, спрятаться или, наоборот, утонуть в нём. Уйти под воду с головой, хотя я никогда не любила плавать. Что со мной творилось? Восемь часов назад этот парень так бесил меня, что все внутренности горели синим пламенем. Теперь же пылали всё так же, но уже по другой причине. Том Хадсон начинал мне нравится. Совсем спятила!
– Знаете… – Том словно топтался на пороге, как нерешительный гость, желая сказать что-то совсем иное, но вышло лишь: – Это самый вкусный пирог, который я когда-либо ел.
Техас пропел жалобную песню и обиделся, когда мы рассмеялись.
– Вот и он так думает.
– Спасибо. Не думала, что вам понравится… Но, спасибо. Всегда приятно, когда твою работу ценят.
– Я ценю всё, что вы сделали для нас сегодня.
– О, я совсем не напрашивалась на благодарность.
– Но вы её заслужили. А вы не поделитесь своей историей? Того, как стали прославленным кулинаром?
– Никакой я не прославленный кулинар.
– Но вас показывают по телевизору! – Взмахнул руками Том. – Я никогда ещё не видел настоящую звезду.
Мне нравилось, что он так просто мог меня рассмешить. Когда смеялся вместе со мной, а не надо мной.
– И никакая я не звезда. Так, пеку пироги перед камерой.
Мы и не заметили, как половина пирога исчезла, хотя Техас даже не помогал. Разве что чуть-чуть. Как мрак опустился на «Грин Вэлли». Как загорелись фонари на дорожках. Каким-то образом я не замечала, что творится вокруг, пока рядом был этот мужчина. И это меня испугало. Поэтому я резко поднялась со стула.
– Так я услышу историю Джекки Адамс?
– Уже поздно, а я так и не прилегла после перелёта. Пожалуй, мне пора. Как-нибудь в другой раз.
– Мы вас проводим, правда, приятель?
Это предложение взволновало меня ещё больше, но я не стала противиться. По крайней мере, идти на приличном расстоянии куда как безопаснее, чем сидеть в паре сантиметров друг от друга и повышать уровень сахара в крови пирогом и разговорами.
– А где вы живёте? – Поинтересовалась я, когда мы вышли из кухни.
– Мой дом стоит в самой глубине «Грин Вэлли», по соседству с домом Мэдди. Раньше гостевых коттеджей было одиннадцать, но, когда сестра вышла замуж, один из них они забрали себе. Это удобно. Мы всегда рядом, если кому-то из гостей что-то нужно.
Воздух Саванны обладал уникальным свойством охлаждать разум. Вечера здесь были прохладными, пусть весь день стояло пекло тропиков. Я прекрасно уживалась с жарой, но совсем не переносила холод, поэтому поёжилась, когда ветерок погладил мои голые плечи ласковой прохладой.
– Вы замёрзли. – Заметил Том, когда мы прошли половину пути до моего коттеджа. – Был бы у меня пиджак или хотя бы рубашка, я бы с радостью вам предложил.
– Так вы, оказывается, в душе джентльмен. А так умело скрывали это сегодня утром. И днём. И ещё вечером.
Объевшись вечерних закусок, Техас лучился энергией и носился вокруг, как ребёнок, налопавшийся конфет перед сном. Каждый раз он отбегал и тут же возвращался с немым вопросом, чего мы так медленно тащимся, когда кругом такой простор, где можно вдоволь набегаться?
– Каюсь. – Поясничал Том. – Но у меня есть уважительное оправдание.
– Ах да. Плохой день.
– Не смейтесь надо мной. Денёк, и правда, выдался тот ещё.
Мы уже почти подошли к дому под номером девять, который совсем не ждал меня. Тёмные окна неласково напоминали, что некому зажигать свет. Я поднялась на крыльцо, разрываясь от желания задержаться с Томом подольше и одновременно скрыться от него за дверью, где не буду испытывать этих странных чувств.
– Что такого произошло, что вы решили выместить свою злость на моём телефоне?
Лицо Тома скрывала ночная тень, лишь тусклые блики фонарей позволяли мне разглядеть его черты. И в них проступила суровость, даже ярость.
– Дело в том, что моя жена…
Техас залаял. Какой-то ребёнок закричал. И Том не договорил.
– Простите. Я побегу, пока Техас не распугал всех гостей. Спасибо ещё раз за ужин. До завтра!
И мужчина, который весь день выводил меня из себя, доводил до белого каления, а потом внезапно вызвал симпатию, умчался за своим псом, оставив меня на крыльце в полнейшем смятении.
Том Хадсон женат? Мысль о том, что где-то там, в одном из домов, заключённых в объятия вечера, его дожидается какая-то женщина, мог бы меня удивить, но я чувствовала одну лишь досаду. С чего я вообще решила, что могла бы ему понравится? Он просто проявил вежливость и был благодарен за то, что я помогла с готовкой. А сам оказался женат. Но почему тогда я ни разу не столкнулась с миссис Хадсон? Почему она сама не пришла на кухню спасать ужин?
В любом случае, сердце Тома, пусть и не такое ледяное, как я подумала сначала, меня не касается. Пусть оно было холоднее всех льдов Арктики, в этом мире уже нашлась женщина, которая могла его растопить.
Поёжившись от прохлады и своего огорчения, я бросила последний взгляд на удаляющуюся в ночь фигуру, и вернулась в пустой коттедж. Ещё шесть дней, и я распрощаюсь с Томом Хадсоном навсегда.
***
Суп клэм чаудер с кукурузой от Антонио Гонсалеса
